Подошедший милиционер, который недавно уже нарывался на конфликт и заметно поумневший, довольно сдержанно поинтересовался -- куда и по какому делу они направляются?
-- Валера, объясни товарищам, какую задачу мы выполняем, -- бросил Путин одному из сопровождавших его, а сам побежал вверх по лестнице, в 26-ю квартиру.
В Архангельское они прибыли далеко за полночь. На крыльце их встречали старшая дочь Лена с детьми.
Лена бросилась к Ельцину и прильнула к его груди. Путин слышал, как она сквозь слезы говорила: "Я так волновалась, а тут разные звонки... Кто-то позвонил и сказал, что твой самолет сбили над Казахстаном..." "Да перестань, ты же видишь, мы все в кучке и ни хрена с нами не случится", -- Ельцин гладил дочь по волосам, а сам думал о другом -- где и что делает президент Горбачев?
Лена подошла к матери и тоже ее обняла, и тут же -- Татьяна, и три женщины, прильнув головами друг к другу, не стесняясь посторонних людей, разрыдались...
-- Вишь, как куры, раскудахтались, -- Ельцин кивнул головой на свое "женское счастье" и тяжело начал подниматься на крыльцо. Затем оборотился и нашел глазами Путина. -- Подполковник, идите за мной, надо переговрить...
Все пятьдесят два спецназовца, которые сопровождали главу государства России в Архангельское, остались на территории резиденции. Они заняли позицию по всему ее периметру и вскоре все, кто был в доме, принялись для них готовить "спецужин" -- яичницу из трехсот яиц с беконом.
Путин набрал номер адъютанта Федорова и доложил о ситуации. Вскоре ему перезвонил сам генерал и в его голосе отчетливо слышалась надсадная горечь: "Кантимировская и Таманская дивизии уже разогревают моторы...Не знаю, что будет, но сейчас очень многое зависит от твердости Ельцина...А как у тебя, Володя, силенок в случае чего хватит?" "Не знаю, насколько круто заваривается вся эта каша, но не помешали бы лишние люди и лишние стволы..." "Я выслал пару бронетранспортеров, резервную радиостанцию и сорок человек...это все, чем могу помочь...А сейчас соедини меня с Ельциным, у нас есть о чем с ним потолковать"...
Было уже три часа ночи, когда Путин в сопровождении охраны и Шторма, вывез из резиденции Ельцина всех его женщин: Наину Иосифовну, дочерей и внуков. Это было сделано "на всякий случай", если события готовящегося переворота приобретут реакционный характер. Их отвезли за город, в Измайлово, на улицу Парковая, где под густыми кронами прятался уютный особнячок, принадлежащий ГРУ. И в ту же ночь, когда в Москву уже входили первые танки, Путин возвратился в Архангельское, а час спустя, вместе с Ельциным, на его бронированном ЗИЛе, несся в центр столицы. И на протяжении всего пути его не покидало ощущение, что он участвует в какой-то дьявольской гонке с уходящим временем. Время лязгало железом, чадило сгоревшей соляркой и текло по магистралям и проспектам аморфной стальной гусеницей. И вопреки всему президентский кортеж без особого труда, рассекая ночной воздух Подмосковья, оставил позади себя элитные дивизии с их бесполезной бронетанковой мощью...
Кончалась вторая половина августовской ночи, тихой, задумчивой. На газоне стрекотали кузнечики, не подозревая, какую заварушку готовят себе люди. А в это время на Чкаловском аэродроме выруливал спецсамолет, на котором путчисты собирались лететь в Форос, где проводил свой очередной отпуск президент СССР Михаил Горбачев...
...Воспоминания, воспоминания...Путин набрал номер рабочего телефона жены и когда та ответила, сказал: "Люся, ты случайно не забыла, что второй президент России любит тебя первой любовью." И повесил трубку. Но то, что он сказал, было всего лишь полуправдой, поскольку жену свою он любил не первой, а первой и последней любовью.
26. Москва. Свято-Данилов монастырь, Благословение.
Донесение от президента главком ВВС Корнуков получил по фельдъегерской почте. В сообщении под грифом "совершенно секретно" говорилось, что с целью выполнения оперативно-розыскной операции в квадрате Е-9 необходимо провести тревожащие полеты силами военной авиации, включая стратегические бомбардировщики и вертолетную группировку, базирующуюся в Астраханской области.
Корнуков вспомнил разговор с президентом и о своем обещании в нужный момент подключить подразделения ВВС для обеспечения готовящейся операции. Единственное что смущало генерала -- это прохождение приказа через главу государства. Однако, подумал, Корнуков, наверное, это связано с чрезвычайной важностью операции и абсолютной ее секретностью. Но при этом он не мог не догадываться, с какой целью это столь засекреченное мероприятие будет проводится. Да и какая тут для него тайна: он неоднократно подписывал приказы об интенсивной обработке с воздуха этого пресловутого квадрата Е-9. Правда, это было тогда, когда еще велись развернутые войсковые операции. Конечно, решил генерал, готовится специальное мероприятие по захвату или уничтожению головки боевиков...
Он еще раз прочитал донесение из Кремля и обратил внимание на сроки: беспокоящие боевиков полеты должны осуществляться по полтора часа в сутки, начиная с третьего августа по 10 августа включительно. Десятого августа -- в обязательном порядке с 21 часа до 24 часов.
Главком тут же своей директивой отдал распоряжение второй ударной эскадрилье, базирующейся в Ахтубинске, Астраханской области, в означенное время быть в воздушном пространстве квадрата Е-9. Цель: небомбовое присутствие в данном квадрате. Буквально через час сорок минут, тоже фельдъегерской почтой, Корнуков отправил в Кремль ответ, в котором, в частности, говорилось: "Руководителем полетов мною назначен Герой России летчик первого класса Георгий Гюрза."
Получив депешу, и прочитав ее, Путин вспомнил полковника авиации красавца Георгия Гюрзу, которому в мае он собственноручно прикалывал к груди Звезду Героя. Что этот парень тогда сказал? Кажется, что-то про пятый океан, который надежным зонтиком распростерся над Россией. Это было сказано хоть и несколько патетично, но искренне, чего Путин не мог не отметить. Этот выбор главкома ВВС его обнадеживал.
Через своего помощника Тишкова президент вызвал в Кремль Шторма. Когда гэрэушник вошел в кабинет, в атмосфере помещения как будто что-то изменилось. То ли запахло порохом, то ли стены его раздвинулись и из них открылась величественная панорама России...Однако это иллюзорное ощущение Путин в себе задавил и без предисловий вручил Шторму свой Указ о назначении его начальником антитерростического Центра. С присвоением звания полковник.
-- Платонов погиб в Воронеже и имя его потомки еще не раз будут вспоминать, -- сказал президент и внимательно заглянул в глаза собеседнику. -- И вам, Андрей Алексеевич, с вашим опытом и знаниями это как раз будет по силам. У нас с Платоновым была договоренность о создании группы, с которой мы пойдем в тыл, а поскольку его нет, этим займетесь вы..
-- Спасибо за доверие, Владимир Владимирович, но я, пользуясь нашей встречей, хотел бы еще раз сказать вам...Не президентское это дело...
-- Это вы оставьте для своих мемуаров, -- Путин улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. -- Мы пойдем с вами вместе и случится это очень скоро, поэтому продумайте еще раз состав группы и ее экипировку. Мы ведь с вами знаем, что в этом деле мелочей не бывает.
-- Группа в принципе готова. Я провел с ней несколько тренировок, побывали на стрельбище...Ребята уже не раз понюхавшие пороха, но ни один из них, хотя и бывал в крутых переделках, ни разу не был ранен. И это говорит об их хорошей боевой натасканности.
-- Помните, когда мы с вами проходили полосу разведчика, со мной шел такой детина...Он мне показался очень настырным и волевым человеком...
-- Это капитан Ершов. Действительно, это был не человек, а рессора...
-- Почему "был"?
-- К сожалению, его уже нет в живых. После наших курсов его направили на спецзадание в Таджикистан. На Узбекской границе Ершов погиб. Они со своим ефрейтором целую ночь дрались с пятьюдесятью боевиками, часть которых, как потом выяснилось, направлялась в Ферганскую долину, а другая часть -- в Чечню...Ни один бандит не прошел. Сам капитан погиб... глупо погиб: уже после боя начался оползень и камень раздробил ему лобную часть головы... Если не ошибаюсь, командование его тоже представило к званию Героя...
-- Жаль. Очень жаль, я его часто вспоминал...В спецназе есть какой-то дагестанец, у которого погибла вся семья от рук чеченских боевиков...Об этом мне рассказывал Платонов...
-- Махмут Изербков, я тоже с ним занимался. Настоящий диверсант, передвигается бесшумно, по-кошачьи, хорошо маскируется, но...Слишком горяч, когда дело заходит о чеченцах.
-- Возьмем его с собой? Он, наверное, неплохо изучил тот район, это ведь недалеко от границы с Дагестаном.
-- Я не возражаю. Нас будет девять человек...Вместе с Воропаевым, о ком я хотел бы с вами поговорить отдельно.
Президент при упоминании этого имени наморщил лоб, как будто силился что-то вспомнить. Но он не вспоминал, он мысленно формулировал свой ответ на ожидаемый вопрос Шторма. И этот вопрос прозвучал.
-- Владимир Владимирович, это окончательно, что с нами пойдет этот Воропаев?
-- У вас есть причина для отвода?
-- Да нет, этот парень мне нравится, но черт его знает как он поведет себя в зеленке. Боюсь, что я все время буду на него оглядываться.
-- Он знает дорогу и, судя по тому, что было в Воронеже, он неплохо воюет. И мы обязаны дать ему еще один шанс реабилитироваться...В конце концов не по своей же воле он попал в Чечню...
-- Все верно, -- Шторм сжал кулак и провел им по кромке стола, -- но на всякий случай я установил за ним наблюдение. Все же он вернулся с той стороны... Впрочем, в его поездке домой в Подмосковье ничего предосудительного не замечено. Никаких подозрительных контактов, никаких лишних телефонных разговоров...
...После отбытия Шторма Путин позвонил в московскую патриархию, которая расположена в Свято-Даниловом монастыре. Когда услышал голос Алексия Второго, мягко представился и попросил разрешения прибыть к нему с "неофициальным визитом".
Направился он туда со своим главным охранником Анатолием Щербаковым и двумя офицерами связи, отвечающими за ядерный кейс, на бронированном, ничем, впрочем, не выделявшемся от серийных машин, черном "Мерседесе".
Патриарх встретил гостей радушно и, перекрестив их и себя, повел в свой кабинет. Он был в черной рясе, а на голове -- белоснежный клоубок с золотым крестом. Они прошли в кабинет святейшего, где по какому-то для них неизвестному порядку были расставлены иконы, у подножия которых мерцали тоненькие свечи. Пахло воском и тем, что исходит от лампадок, висевших перед ликами святых.
Когда они уселись за большой дубовый стол, патриарх, раскрасневшийся и заметно возбужденный спросил о здоровье президента, что-то сказал о втором Спасе и умолк, давая высокопоставленному гостю изложить причину своего приезда. Путину было не по себе. Он никогда не считал себя глубоко верующим человеком, хотя и думал, что мир в таком виде, каков он есть, не может существовать сам по себе, без чьей-то рукотворной заботы о всем сущем. Может быть, Бог -- это мирозданье, вечное и бесконечное? Или природа -- от травинки до темного Космоса -- и есть суть божественная, смотрящая и руководящая всеми помыслами человека...Однако, когда он окончательно для себя решил пойти Туда, в его душе что-то стронулось, она ощутила одиночество, томление, утолить которое могло только чье-то доверительное напутственное слово.
Еще во времена работы в Санкт-Петербурге у него сложились неплохие отношения с патриархом, а затем им приходилось встречаться уже в Москве, когда он стал главой кабинета министров.
-- Я, святейший, хотел бы с вами поговорить наедине, -- сказал Путин и посмотрел на своего охранника. -- Никаких, Анатолий, секретов, просто есть вещи, которые не проговариваются публично.
Патриарх поднялся и они вышли из кабинета. По длинному узкому коридору, с несколькими поворотами, они дошли до лестницы, ведущей вниз. Путин шел и по привычке считал ступени -- их было двадцать три, не считая узкой каменной площадки. От нее вел еще один узкий проход, по которому они подошли к такой же узкой, выкрашенной в золотистый цвет двери. Первым вошел патриарх и, попридержав дверь, пригласил за собой президента. Эта была крошечная монашеская келья с одной большой иконой и тремя лампадками, тихо горевшими перед Николаем Чудотворцем. Справа, у стены, стоял топчан, рядом с ним пуфик, обтянутый той же материей, из которой шьют золоченые ризы.
-- Садитесь, Владимир Владимирович, на ложе, а я пристроюсь на этом стульчике...Вы, наверное, хотите исповедаться?
Путин, все еще испытывая неловкость, уселся на топчан и сложил кисти рук в коленях. Он чувствовал себя зависимым и это его смущало.
-- Я хотел бы получить от вас благословение. Я намерен совершить одно очень важное государственное деяние и мне нужна ваша помощь.
-- Не моя, вам нужна помощь Бога, вам нужна поддержка и опека нашего Иисуса Христа...
-- Очень нужна, отец Алексий, очень...И покаяться у меня есть в чем, -Путин при этих словах зарделся, уж больно по-ученически звучали его слова.
-- Покайтесь, легче на душе станет, -- патриарх взял с тумбочки лежащую на серебряном блюдце просвиру, разломил ее, затем налил из серебряного кувшина вина в крошечный ковшик и протянул Путину. Сказал: -- Это после исповедания...Говорите...-- И начал читать молитву...
-- Не знаю большой ли это грех, но я очень радовался, когда стал президентом, и думал об этом день и ночь и радовался, как ребенок...Я даже просыпался ночью и думал о том, что стал главным лицом во всей России. Мне было стыдно, но все равно, радость переполняла все мое существо...Хотя я знаю, что есть люди более достойные меня, но президентом стал я...
Патриарх, перестав шевелить губами, положил руку на колено президента, и едва уловимая улыбка скользнула в складках его губ.
-- Это не большой грех. Радость -- божественная примета. Горе, уныние -- это плохо, греховно. Вот если бы вас одолела гордыня, спесь, но ведь этого не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56