— Именно.— Если не ошибаюсь, он находится в дюнах, рядом с общагой железнодорожников.— Верно. Так вот, во дворе этой дачи есть точно такой же колодец. Осенью и зимой он абсолютно сухой, ибо в это время никто на даче не живет. Этот колодец на время и станет нашим сейфом. Езды до дачи метров 300-400 и это поможет нам быстренько отделаться от мешка.Ройтс наморщил лоб, тень озабоченности легла на его заострившиеся скулы.— А что потом делать с машиной? — немного помедлив, спросил он.— Отделавшись от мешка, газуем по пляжу в сторону устья реки и там твою тачку бросаем. После этого мы рвем в мое любимое казино и проводим там весь оставшийся вечер и всю ночь. С завзалом я договорюсь — он выпишет тебе входной билет и, если потребуется, подтвердит, что в казино мы пришли с самого начала его работы.— Честно говоря, я думал, что все будет гораздо сложнее.— Не очень-то самообольщайся…Все проблемы возникнут потом, когда угрозыск начнет рыть копытами землю. Это тебе не кегли сшибать…— Сбавь обороты, Алик! — Ройтс налил в рюмки коньяка. — Мы же с тобой не первый год знаем друг друга. И, если я выражаю сомнения, то исключительно по твоей просьбе. Я понимаю, что дело не из легких и потому вправе все хорошенько обмозговать. В принципе, я со всем согласен, хотя некоторые детали взывают сомнения.— Говори, обсудим, — Пуглов стал вылущивать банан.— Ты сказал, что Гунара берешь на себя…Но ведь позже может всплыть, что инкассатор был усыплен. Экспертиза легко установит дозу и состав снотворного. Кто-нибудь случайно увидит тебя вместе с Гунчей, который, как и Симчик, будет охмурен какой-то заразой, подмешанной в коньяк…— Кончай фантазировать! — вспыхнул Пуглов. — До казино инкассаторская машина побывает в пятнадцати точках и после казино еще во столько же. Тут само ЦРУ ни черта не докажет. И не думаю, что дело дойдет до экспертизы. Даже невооруженным глазом будет видно, что человек поддатый. И это ни для кого не является секретом. А через день-два у него в крови вообще ничего не останется.— Ладно, возражения приняты, — Ройтс налил себе полстакана водки.— Да, с Гунчей все будет гораздо проще, чем ты думаешь. Мы ему дадим такой препарат, который не оставляет после себя следов…Но не в этом дело, — Альфонс рассеянным взглядом обвел комнату. — Ты, Игорек, вот что скажи…Можем ли мы друг на друга рассчитывать в случае ареста одного из нас или двоих сразу? Извини, старик, этот вопрос я тебе задаю в первый и последний раз.— Ты хочешь, чтобы я поклялся на Библии?— Поклянись лучше вот на этом банане, — Пуглов оторвал от связки один банан и положил его перед Ройтсом.— Перестань, Алик, хохмить. Ты и так знаешь, что я буду отрицать все до конца. Даже если в доказательство мне дадут прослушать теперешний разговор, — Ройтс говорил с подъемом, и в его глазах появился влажный блеск. — Но у меня к тебе встречное предложение…Если, тьфу, тьфу, благополучно заберем мешок, его сразу же надо делить на две части.— Ты, наверное, рехнулся от наркоты…— Ты меня не понял, — Игорь выставил вперед руку с растопыренными пальцами. — Ты меня не так понял, старик! Нам надо поделить деньги только для того, чтобы уменьшить риск. Накроется одна часть, будет цела другая.— Я понял тебя и объясняю. У нас будет слишком мало времени, чтобы заниматься расфасовкой. У нас будет ровно столько минут, чтобы быстренько освободиться от мешка. Ни минутой больше, — Пуглов говорил так уверенно, что Ройтс счел свой вопрос полностью исчерпанным. Спросил о другом.— Как насчет маскировки? Слишком на бойких местах мы с тобой ошивались.Пуглов взял со стола фужер с коньяком и стал его греть в ладонях.— Ничего лучше женских колготок мы не изобретем. И кожаных перчаток… От Лельки нет известий?При упоминании имени сожительницы Ройтса мысли Пуглова совершенно неожиданно, остро закрутились вокруг происходящего с Татьяной. Глядя в самые зрачки Ройтса, он спросил:— Что произошло между тобой и Татьяной в ее день рождения?Таракану и деваться некуда. Глаза его вильнули в сторону, вверх, опять в сторону и наконец легли на кожуру банана, распластанного на столе.— Я тебя не понимаю, Алик, — Ройтс с трудом сглотнул вдруг сгустившуюся слюну, в руках его появилась предательская дрожь. — Интересно, а что между нами могло произойти?Пуглов видел, как глаза Таракана отстраненно ушли в сторону, как его слова от неправды выговаривались особенно отчетливо и потому звучали откровенно фальшиво. Однако Пуглов, видя, что дружок его завирается, сжал до боли зубы и вышел на кухню. И оттуда он услышал смятый, оправдывающийся голос Ройтса: «Не понимаю, что может быть общего между нами? Я твою Таньку всего пару раз видел…Да и не в моем она вкусе…»Но Пуглова это не убедило. Он стоял у окна и, рассеянно вертя в руках большой кухонный нож, смотрел на улицу, где уже начинал угасать день. Глава семнадцатая Несмотря на большой опыт работы в инкассации, а может, именно в силу этого обстоятельства, инкассатор Гунар Тризна потерял нюх на опасность. Правда, когда он был еще молодым и наивным, ему мерещились грабители чуть ли не в каждом прохожем, особенно, если кто-то прямиком направлялся в сторону машины. Тогда Тризна немедленно клал руку на кобуру и средним пальцем отщелкивал кнопку ремешка, фиксирующего пистолет.Мысленно он бесконечное количество раз проигрывал отражение бандитского налета и даже наметил на теле места, куда он будет налетчику целиться. Первое условие — непременно надо взять его живым, чтобы облегчить задачу следствия, но если нужно будет все же стрелять, — делать это с большим расчетом. Ни в коем случае не в сердце и не в голову, а лучше в плечо, в руку или ногу. Однако с годами ощущение опасности таяло, как туман, и многие годы Гунар уже без оглядки бегал по точкам, собирая деньги.В казино они приехали около восьми вчера, когда кое-какая выручка уже поднабралась. Он вошел через парадное, миновал зал, где всегда царит праздник, направился в кабинет завзалом, где его уже ждала кассирша.Пуглова он увидел, когда с инкассаторской сумочкой под мышкой и небольшим, запломбированным мешочком с деньгами выходил из кабинета. Тот стоял у зеркала и курил. Они поздоровались за руку. Пуглов, бросив окурок в изящную, сделанную из светлого мрамора урну, предложил Гунару пройти в бар, который находился рядом. Из-за застекленного угла выглядывала часть его витрины, уставленной на любой вкус алкоголем, а также стойка, за которой сидели двое молодых людей, один из которых развлекался пусканием колечек из сигаретного дыма.— Алик, только на скоростях, — сказал Гунар, — рассиживаться некогда.Он всегда так говорит, но делает как раз наоборот. Они зашли в небольшой бар и присели за свободный столик.— Покури, — сказал Пуглов, — я сейчас закажу по фуфцику. Чего ты сегодня предпочитаешь — виски, коньяк?— Бери, Алик, на свой вкус. Я пью все, кроме цианистого калия, — Гунар взъерошил себе волосы и довольно улыбнулся.Пуглов вернулся быстро. В руках у него были два больших фужера и две тарелочки с мелко нарезанными дольками лимона и розовыми пластиками лососины.— Ну, будь, — сказал инкассатор и маленькими глотками выпил коньяк.— Прозит, Гунча! За твою денежную работу, — с этого момента дрожь, появившаяся в руках Альфонса в день убийства Симчика, исчезла и больше к нему не возвращалась.Когда Гунар ушел, Пуглов сам отнес фужеры в мойку и поставил под горячую струю воды. Затем он со спортивной сумкой прошел в туалет и все, что у него было в карманах, выложил на газету и тщательно завернул ее. Извлек из сумки небольшой матерчатый сверток, в котором находился «парабеллум» с запасной обоймой. Проверив предохранитель, приподнял сзади куртку и засунул пистолет за ремень. Однако ему показалось, что пояс слабоват и он, вернув оружие на газету, принялся туже затягивать ремень. Металл холодил тело. Альфонс передвинул «парабеллум» ближе к правому бедру и сделал несколько движений рукой. Пистолет не мешал и надежно покоился на своем месте.Пуглов взглянул на часы: Ройтс, по всей видимости, уже ждал его в условленном месте — в районе центра мебели. Альфонсу осталось только спуститься вниз, пройти полквартала и, минуя центр мебели, свернуть в проходной двор. Но прежде чем уйти из казино, Пуглов зашел в комнатушку швейцара и оставил под столом сумку.Он был сосредоточен и спокоен. Но это было спокойствие неведенья. Миллиарды нейронов его серого вещества, словно цветная карусель, вертели и вертели одну и ту же мысль: «Возможно сегодня решатся все проблемы…»…Но в тот самый момент, когда Пуглов отсчитывал последние шаги к машине Ройтса, Гунар Тризна отсчитывал последние мгновения сознания. Он изо всех сил старался держать голову прямо, но она неумолимо чугунным ядром падала и падала ему на грудь. Второй инкассатор понимающе с шофером переглянулись. В салоне пахло спиртным. И когда они остановились возле пельменной, второй инкассатор по фамилии Шабалин спросил: «Гунча, ты пойдешь или я сбегаю?» Но никто не ответил — Тризну сморил сон.Он спал, откинув голову назад и из его широко открытого рта, на подбородок, стекала тонкая струйка слюны.— Конечно, иди сам, — сказал Шабалину водитель Ситников. — Черт с ним, пусть проспится, не впервой для него.— Однажды он капитально нарвется на ревизоров, — Шабалкин выругался и стал выходить из машины. — Это до первой проверки.— Да ладно тебе, с кем не бывает. Поторапливайся и так плетемся нога за ногу, — шофер закурил и, повернувшись вполоборота, стал наблюдать за улицей. Вскоре за окном мелькнула тень — это возвращался Шабалин.— Стало свежеть, с моря дует холодный ветер, — инкассатор зябко передернул плечами и полез на сиденье……Бар «Изумруд» уже погружался в сумерки. До полной темноты оставались считанные минуты.— Странно, — Шабалин нагнул голову и посмотрел за окно, — здесь всегда горел фонарь.— Может, перегорел или пацаны развлекались, — Ситников сбавил скорость и немного подал машину вправо, ориентируясь по силуэтам деревьев. Чтобы лучше разглядеть дорогу, водитель почти вплотную прильнул к лобовому стеклу. На грудь больно надавила баранка. Уазик немного накренился и Ситников понял, что именно здесь, на скосе дороги, он всегда паркуется.Не выключая зажигания, и притушив фары, они с Шабалиным огляделись. Когда глаза свыклись с темнотой, инкассатор отжал кнопку, открыл дверцу и, не спеша, стал выходить из машины. Когда дверца за ним захлопнулась, Ситников тут же ее заблокировал. Таков у них был порядок, хотя Гунар за это иногда на него ругался. Называл перестраховщиком…Водитель, сидя вполоборота, наблюдал за смутно передвигающейся фигурой инкассатора. На фоне светлого фасада появилась прямоугольная заплата открывшейся двери — это Шабалин прошел в бар. Однако через мгновение дверь снова колыхнулась и стала затворяться. В дело вступил Поэт.Кругом стояла тишина, позволявшая слышать тиканье часов на приборном щитке, и мерное, едва уловимое, посапывание Гунара.Ситников взглянул на часы и не успел он отвести от них взгляда, как в лобовое стекло резанул пронзительный сноп света. Он механическим движением опустил козырек и грубо выругался. Ждал, что свет сейчас погаснет и он узнает причину его возникновения. Однако, помимо его воли, им стала овладевать тревога. Прошло еще несколько мгновений, но бьющий в самые зрачки луч света не исчезал.Слева Ситников вдруг ощутил — нет, скорее угадал, чужое присутствие. Хотел закрыть форточку, но не успел: раздался ни на что не похожий звук — не то фырчание кошки, не то шипение потревоженной змеи. Дыхание Ситникова внезапно прервалось, он схватился за горло и неистово закашлялся. Он молил Бога, чтобы тот не дал ему потерять сознание. Склонившись на баранку, водитель шарил в кармане пиджака «Астмопен» — небольшой ингалятор, не раз спасавший его от жестоких приступов астматического бронхита. Ситников вставил мундштук ингалятора в рот и нажал на его головку. Во рту появился специфический, холодящий небо, привкус. Но кашель, который он пытался сдержать, снова прорвался и еще плотнее перехватил дыхание.В левом стекле вдруг что-то стукнуло, и щека ощутила прохладу осеннего воздуха. Одновременно с этим в лицо ударили осколки стекла, которые не доставили ему боли. Вялость и апатия сковали его тело.Сквозь пелену уходящего сознания он твердил себе, что надо что-то предпринять, не дать ситуации развиваться вне его воли. Но силы покидали его и не влияли на ход событий.Он услышал щелчок дверной кнопки, и в этот момент он окунулся в кромешную тьму. Бьющий в лицо свет наконец иссяк. Слева началось активное движение человеческих ног и рук. Помутившееся сознание протестовало против инерции и лихорадочно посылало сигналы в центры нервной системы. И то ли «Астмопен» сделал свое дело, то ли глубинные инстинкты самосохранения перебороли смертельную апатию, только Ситников вдруг протянул к кобуре руку, пытаясь привести пистолет в боевое состояние. У него уже не было ни малейших сомнений — идет разбойный захват инкассации. И Ситников, отчаявшись что-либо изменить, с болью выдавил: «Сволочи, вас же…вас же…» Но слова не складывались. Рядом раздались приглушенные быстрые фразы: «Да тащи ты этот е….й мешок!» «За что-то, зараза, зацепился, помоги!»Неописуемая ярость сбросила с Ситникова гибельное оцепенение и он, развернувшись, дважды выстрелил в сторону голосов. И сразу же на него обрушилась вся Вселенная и реальный мир перестал для него существовать. Пальцы в поисках опоры вцепились мертвой хваткой в кольцо сигнала и уже не выпускали его……Когда Шабалин, взяв у кассирши сумку с деньгами, направился на выход, он уперся в закрытую дверь. Толкнул ее, но дверь не поддавалась. Он вернулся к кассирше и взвинчено спросил: «У вас, что — в это время всегда закрывают двери на замок?» «Нет, — кассирша мотнула головой, — замок у меня и я сегодня ухожу последней.»Тревога стальной петлей перехватила горло. Стало трудно дышать.— Где тут у вас еще выход?— По коридору, вторая дверь направо. Пройдете через кухню в зал, оттуда — на выход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25