Ответ его озадачил: Татьяна плохо чувствует и к телефону подходить не желает. На следующий день, утром, позвонил Ройтс. Довольно бодрым голосом отрапортовал: «Докладывает десятисуточник Ройтс, отправляющийся на строительство жилого дома».Пуглов слушал его с довольной миной на лице, хотя испытывал к своему приятелю двойственное чувство.— Можешь сделать зигзаг в мою сторону? Тогда гони сюда, есть крупный разговор.— Но я не по форме одет.— Я тебя и так узнаю. Давай, дуй сюда!Когда Игорь открыл дверь, Пуглов разразился гомерическим смехом.— Вот не знал, что в твоем гардеробе есть и такое!На Ройтсе были надеты военные галифе, заправленные в кирзовые с отворотами сапоги, а на плечах — старая стеганная фуфайка….. Его вороненую голову венчал темно-синий с фестонами берет.— Ты знаешь, старик, тебе эта форма даже идет. Как будто мы снова встретились в зоне.— Не говори, счастливые были времена, — Ройтс достал из кармана какую-то бумагу и положил перед Пугловым.Альфонс прочитал вслух: «Повестка. Явиться не позднее…к следователю, иметь при себе…»— Это из-за драки?— А черт его знает. Я думал, что черные дни уже позади, но нет…Ты знаешь, что выкинула Лелька? Дала, дуреха, деру. Даже не оставила записки, словно я ей чужой дядя.— И куда она могла навострить лыжи?— Я думаю, она подалась в Белоруссию, к сестре.По лицу Пуглова прошла мимолетная тень подозрительности. Однако он сказал о другом.— Баба с воза, кобыле легче. А если честно, я ее понимаю. Когда следователь в ментуре завел речь о шраме, я тоже немного струхнул. Вообще у меня такое ощущение, что они что-то знают. Во всяком случае, тыкаются в неслучайном направлении и от этого меня тошнит. И эта какая-то странная облава, фотографирование, допрос…Сколько ты имеешь в резерве времени?— Сержант меня отпустил на пару часов. Но за это я ему обещал притащить блок «Кента». Черт с ним, пусть ментяра травится.Альфонс кивнул и неожиданно спросил:— Скажи, Игорь, только честно — ты готов пойти со мной на одно…На одно весьма рискованное дело? Только ты не верти своей башкой, а смотри мне в глаза.— Значит, крупное дело затевается?— Крупное и рискованное. Хватит нам ходить в шестерках у Рощинского…— Что может из этого дела выгореть? — переходя на жесткий тон, спросил Ройтс.— Как минимум, пару миллионов рябчиков. Это, конечно, не ахти сколько, но для тренинга достаточно.— Это сколько же в зеленом исчислении? — в Ройтсе забурлил азарт охотника.— Около ста штук, ради которых можно пойти на риск.— А что в этом деле можно потерять?Вопрос был риторический и Пуглов вместо слов провел пальцем по кадыку.— Значит, можно поплатиться башкой? Тоже неплохо…И как ты себе это представляешь?— Я это себе хорошо представляю, но ты мне так и не ответил — ни да, ни нет…— С суммой я согласен, но важен технический расчет. Давай, Алик, выкладывай нюансы, — в Ройтсе уже вовсю бушевало его хищное любопытство.— Может быть, это даже хорошо, что ты будешь на сутках — прекрасное алиби. Если удачно провернем эту авантюру, сразу же махнем на Кавказ или Украину. А лучше всего в Сибирь, на лесоповал. Немного помантулим и — Рим, Крым, Монте-Карло к нашим услугам.— Все это звучит, словно песня моей юности, но…Но в каком месте нас ожидают бабки? Не в банк же ты задумал затесаться?— Почти. Речь идет об инкассаторской машине. Поэтому твоя тачка должна быть на ходу, работать, как часы, поскольку все будут решать скорости. — И, поднявшись с кресла, Альфонс закончил разговор. — У тебя есть время подумать и предложить свой план. Если передумаешь, не обижусь, но буду искать другого напарника.Ройтс был в шоке от сказанного. И единственное, что ему хотелось немедленно сделать — крикнуть во все легкие: «Алик, черт бы тебя побрал, да я согласен! Я готов, говори, когда и где!» Но Таракан все же не произнес вслух эти слова, ибо другая его часть была сложнее и тверже первой.— Идея капитальная, — сказал он, наконец. — Но, согласись, и мой план с «Бриллиантом» тоже неплох…— Может он и неплох, но слишком много действующих лиц, а затея с доверенностью мне кажется абсолютно бредовой. А то, что я предлагаю, вполне реальное дело, — Альфонс постучал пальцем по виску. — Все будет зависеть только от нас с тобой. Поэтому я и спрашиваю — согласен ты или дать время на раздумье?— Считай, что согласен. Без вариантов…— И с учетом возможных последствий? Чтобы потом никто из нас не перекладывал вину на другого.— Век наркоты не видать! — торжественно поклялся Ройтс. — Мне такая глухая жизнь остотиздела. Дешевка Король может позволить себе царские хоромы с роялем, бабу с жопой-линкором, а мы с тобой…— А кстати, как на нарах чувствует себя Король?— Алик, ты меня не смеши. Этот пикадор отмазался. Монтана в тот же вечер пустила в ход все свои блядские связи. Его даже на суд не возили. И Каратист отделался только штрафом. А о Бурине я вообще не говорю. Ты, наверное, сам слышал как он еще в кегельбане разговаривал с капитаном, а тот, как последняя парчушка, перед ним заискивал. Да о чем речь, Алик, все схвачено и не нами заплачено. Причем, в американских долларах…Пуглов подошел к окну и стал рассматривать шустрящий по делам люд. Его мысли сейчас были где-то далеко-далеко. А Ройтс, скосив глаз, наблюдал за Пугловым. И если бы Таракан знал, что обозначает слово «одухотворенность», он именно так определил бы выражение лица своего друга. А может быть, это ему только показалось: осенний свет иногда делает настоящие чудеса с лицами, накладывая на них случайный, несвойственный им грим значимости.— Слышь. Алик, не мог бы ты выделить мне немного деньжат? Ну, из тех, которые дал Бурин, когда мы рвали когти с авторулетки…Пуглов, не отрываясь от окна, почти с раздражением, проговорил:— Я их в одну финансовую фирмочку на депозит кинул. Пусть понемногу капают проценты…А зачем тебе, Игорь, срочно понадобились бабки?— Да так, — пожал плечами Ройтс, — просто хотелось бы получить свою законную долю… Глава пятнадцатая Чтобы снять стресс, Рощинский отправился в город. Выпив в «Нептуне» чашку двойного кофе с шоколадной булочкой, он пошел в сторону сквера. Однако возле секс-шопа остановился и стал глазеть на витрину. Здесь он уже пару раз бывал, когда с помощью современных технических ухищрений хотел поправить свое пошатнувшееся половое недомогание. И ничего кроме разочарования: ни пищевые добавки, предназначенные для активизации половой потенции, ни биостимуляторы ему не помогли и он закаялся прибегать к помощи секс-шопа.Нащупав в кармане несколько купюр, он все же ступил на порог магазина и открыл дверь. Раздался мелодичный звук висевшего над дверью колокольчика, в нос ударили специфические запахи, какие обычно бывают а магазинах с иностранными товарами.Он подошел к продавщице и попросил меню-прейскурант секс-видиков. Заплатив тридцать пять рублей за три минуты сомнительного удовольствия, он прошел в отдельную кабину, которая по размерам была едва ли больше собачьей будки. Небольшой диванчик, а над дверью — экран телевизора. Справа от сиденья подвешен рулон туалетной бумаги, под которым находилась красного цвета мусорная корзина. Когда дверь за ним закрылась, где-то включили видеомагнитофон и на экране появились первые кадры. Чтобы их видеть, надо было далеко назад закинуть голову, что сразу же окунуло его в дискомфортное состояние.На сей раз он выбрал порнофильм с участием нескольких лесбиянок. Это был черно-белый «коктейль» — белые девицы резвились с чернокожими. Ничего особенного: обычное кувыркание, округлые черно-белые ягодицы, розовые языки и змеиной гибкости тела.Однако не успел он разобраться что к чему, как три минуты кончились и экран погас. Единственным ощутимым результатом от увиденного были легкое смятение и вспотевшие подмышки. Он оторвал кусок туалетной бумаги и вытер ладони. Ему показалось, что он только что держал в руках эти лоснящиеся, потные тела, которые вопреки своему предназначению возбуждать, вызвали в нем отвращение…Возвращаясь домой, он заглянул в охотничий магазин и купил коробку патронов с разрывными пулями. На этикетке был изображен медведь, вставший на задние лапы, а в передних держащий медовые соты. На последние гроши он купил газету, батон и консервы «Тефтели в томате».Владимир Ефимович уже вошел в коридор, когда услышал телефонный звонок. Открыв дверь, он затрусил в другую комнату. Сняв трубку, без нажима сказал: «Рощинский слушает». Звонила Авдеева… И хотя в голосе ничего особенного не было, однако паузы между словами показались ему немного затянутыми.— Приходи ко мне, — сказал он. — Хлеб у меня есть…Нет, от творога не откажусь.Авдеева пришла довольно скоро и принесла две пачки обезжиренного творога. Рощинский скипятил чайник и вытащил из буфета остатки былой роскоши — полбутылки ликера «Мокко».— У тебя усталый вид, — сказал он женщине, и взял ее за руку. — Что-нибудь не ладится?— Не ладится? Это мягко сказано, — Авдеева вздохнула так горестно, что только слепой мог не заметить, какая буря у нее на душе. — Что-то невероятное творится с моей Татьяной. Ее словно подменили, все время плачет и ни в какую не идет на работу…— Возможно, это связано с возрастом. Происходит ломка натуры. И это пройдет.— У нее ужасная депрессия. Она смотрит в глаза, а слезы как из незакрытого крана. Хочу отвести к психиатру.— Замуж ей пора, а не к психиатру вести, — Рощинский не чувствовал интереса к разговору.Авдеева открыла сумочку и достала из нее кулон — тот, который Рощинский подарил Татьяне. Желтый камушек разбросал на скатерти веселые искорки.Рощинский так и застыл, словно его поразила молния.— Аня, по-моему, ты делаешь глупости. Это детские капризы и нет никакой трагедии.— Нет, я так не думаю. Что-то случилось после того, как этот кулончик оказался у нее на шее. Я знаю своего ребенка лучше, Таня не из тех, кто по каждому пустяку капризничает. — Поэтому забери, Володя, кулончик и все остальное. Это не наша с Таней энергетика, — женщина вскинула на него глаза и Рощинский увидел, что они до краев наполнены слезами.— Аня, прошу тебя…Не надо, не плачь…Может, мне поговорить с Татьяной? Мне она может сказать то, чего никогда не скажет тебе.Авдеева носовым платком промокала слезы.У нас раньше не было тайн друг от друга, но тут что-то скрывается ужасное. Просто ужасное…— Может, не дай Бог, она подхватила какую-нибудь заразу?— Мне стыдно, но я тоже об этом думала. Эти чертовы спиды, не знаешь откуда какую напасть ждать.Авдеева, не сдержавшись, зарыдала.— Поплачь, родная, — Рощинский погладил ее по голове. — Если бы я мог плакать, все проблемы, наверное, были бы намного проще. Но о чем я подумал…Может, ее обидел Пуглов? Возможно, она забеременела и не хочет, чтобы ты об этом узнала?— Она бы сказала. Здесь что-то другое, гораздо серьезнее…Между нами говоря, я водила ее к врачу, сделали анализ крови, — Авдеева поднялась со стула и подошла к окну. — У нее в крови нашли наркотик…Да слушай ты их больше. Сейчас могут поставить любой диагноз, чтобы из человека выкачать последнюю копейку.— Конечно, ни за что нельзя ручаться, — Авдеева ладонью вытерла глаза.Ему хотелось хоть как-то ее поддержать, но у него не было настроя на душеспасительные разговоры. Он и сам чувствовал, как почва уходит у него из-под ног и нет рядом опоры, за которую можно было бы зацепиться. Кругом одни тонущие…— И все же ты не спеши. Не все так страшно, как порой нам кажется. И пойми, Аня, одну простую вещь: к человеку с чистой душой никакая грязь не прилипает. Если золото действительно имеет разрушительное воздействует на людей, то оно прежде всего должно было порушить мою жизнь.— А разве уже не порушило? Золото притянуло к тебе бандитов…И убийство…У него едва с языка не сорвался рассказ о вероломстве Ройтса. Однако какая-то необъяснимая сила сдержала его. Наверное, это было ощущение тайны, с которой делиться с другими, значит, обречь их тоже на подобные страдания.— Ты, Аня, все же дай мне телефон Пуглова, у меня к нему есть небольшой разговор, — попросил он Авдееву……Они встретились с Альфонсом в сквере возле казино.— Что с моим кольцом? — сразу спросил Рощинский. — Что-нибудь наторговали?— Нам дали за него полцены…Как объяснил ювелир, это склеенный бриллиант, — Пуглов силился вспомнить то слово, которое назвал Плинер, но никак не мог вспомнить.— Дуплет? — подсказал Рощинский.— Он, мать его так! Но зато по своему знаменит, — Альфонс не стал прижимать Рощинского в угол рассказами о гибели какого-то Бонвивана. — Вы нам заплатили за похороны Ножичка, так? Мы взяли за кольцо две с половиной штуки, значит, излишек я вам возвращаю.Пуглов вытащил из кармана красивый кожаный портмоне и вылущил оттуда несколько стодолларовых купюр— Не жирно, — сказал Рощинский, изображая на лице разочарование, — я, честно говоря, надеялся на большее.Когда Пуглов собрался уходить, Владимир Ефимович произнес:— Не гони, Алик, у меня к тебе есть еще разговор.Пуглов закурил и уселся на лавку. Игра у него все равно не шла и он не рвался назад в казино.— Я разговаривал с матерью Татьяны…Ты слышишь меня?Альфонс кивнул.Может, ты в курсе, почему девчонка впала в такую депрессию?— Я сам вот уже какой день не могу с ней встретиться.— Мать сказала, что она резко изменилась после ее дня рождения. Где вы с ней были? Ты можешь мне, как мужчина мужчине, сказать правду?— Честно говоря, мне не совсем понятно, что происходит. Плохое настроение, это еще не повод для моего допроса.— Но с ней встречаешься ты, а не я, — Рощинского стал раздражать Альфонс— Встречались? Это слишком громко сказано. Несколько раз заходили в кафе и в кино. Я не скрываю, что она мне нравится, но я так же знаю, как прохладно она ко мне относится. Это тебе о чем-нибудь говорит?— Ты знаешь, что у нее в крови обнаружен наркотик?Рощинский искоса взглянул на Пуглова и увидел, как изменилось его лицо. А изменилось оно потому, что Альфонс тот час же смекнул, кто в его окружении балуется наркотиками. Он вспомнил тот вечер, когда они с Татьяной пришли к нему домой — выпили шампанского, потом он ушел к матери, потому что к ней приехал Плинер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25