Титаник титаниум текнолоджиз”. Ферриса заставили плавить титан, а из расплавленного металла отливали детали механизмов. Солдаты в коричневой форме относили детали в соседнее помещение. Как-то раз дверь приоткрылась, и Феррис увидел, что там находится операционная.Он вспомнил леденящие душу рассказы матери о тех жутких операциях, которые производили нацисты над беззащитными пациентами. Однажды он и сам видел фотографию двух фашистских врачей, с надутым видом стоящих над покрытым простыней телом. Из-под простыни торчали ноги, на которых практически не было мяса.Феррис ДОрр содрогнулся. Он не знал, во что его втянули, но чувствовал, что стал участником какого-то злодеяния. И впервые в жизни он понял, почему его мать так упорно не хотела забывать истребление евреев в фашистских лагерях.Это происходило снова, на сей раз в Америке. И Феррис принимал в этом участие.— Что здесь происходит? — спросил он у Илзы, закончив отливку самых крупных деталей для какой-то зловещей на вид серповидной части.— Очищение Америки, — ответила она, словно это было что-то само собой разумеющееся.— От чего?— От евреев, негров, азиатов и прочих второсортных людишек. Смитов, например.— Смитов? — переспросил Феррис ДОрр, вспомнив страницы из телефонной книги.— Да, они хуже евреев и всех остальных. Гораздо хуже. Это из-за Смита герр фюрер Блутштурц оказался в инвалидной коляске. Но вы поставите его на ноги!И тут Феррис понял: ненависть не делает различий. Всю жизнь он пытался скрыть свое происхождение, частично из ложного чувства стыда, частично от страха, но зло, которое преследовало его в снах, наконец все же нашло его. От ненависти спасения нет.— Никто не может чувствовать себя в безопасности, — произнес он вслух.— Что вы сказали, милый?Феррис ДОрр поднялся и выключил распылитель. Титан, едва начавший плавиться в своей отливке, тут же застыл.— Но эта деталь еще не закончена! — воскликнула Илза.— Закончено, все закончено, — твердо произнес Феррис ДОрр и столкнул распылитель с подставки. Тот с тихим стуком ударился об пол; трубка от удара погнулась. С одной стороны отскочила панель.— Эй, зачем вы это сделали?— Это, — с гордым видом заявил Феррис ДОрр, — мой исторический долг. Я еврей!— Ой, как нехорошо! — Илза скорчила гримасу. — А мы хотели сохранить вам жизнь. * * * Конрад Блутштурц был вне себя от ярости. Он попытался вскочить с операционного стола, а перепуганные доктора старались его удержать. Момент был критическим.— Герр фюрер, — умолял главный хирург, — возьмите себя в руки. Если это правда, мы бессильны помочь.— Он свихнулся, — простонала Илза, и слезы потекли у нее по щекам. — Я и представить себе не могла, что он выкинет такое! Разве я могла знать?!— Я должен встать на ноги. Должен ходить!— Возможно, мы сможем продолжить начатое, — сказал главный хирург. Позади него на щитах были приколоты чертежи нового Конрада Блутштурца. — Останавливаться нельзя — мы зашли слишком далеко, поэтому должны продолжать!— А я должен ходить!— Мы сейчас составим список всех незаконченных деталей, герр фюрер, — продолжал главный хирург. — В крайнем случае можно изготовить недостающие части из стали или алюминия. Основные детали уже изготовлены.— А ноги? — строго спросил Конрад Блутштурц. — Их сейчас как раз собирают.— Они уже готовы?— Почти. Давайте сначала прикрепим руку.— Заканчивайте скорее! А потом приведите его!— Кого его?— Этого предателя ДОрра!— Есть, — ответила Илза.Врачи ввели в кости левой руки и обеих ног Конрада Блутштурца титановые сочленения. Стальной протез валялся в углу, а вместо него прилаживали протез из голубоватого металла. На новой руке было пять пальцев и, что самое главное, знак принадлежности к человеческому роду — большой палец.— Не больно? — спросил врач.— Я переживаю второе рождение, — ответил Конрад Блутштурц, — а боль рождения — это счастье жизни. Ею нужно наслаждаться, а не терпеть.— Можно сделать общий наркоз, если местный недостаточно обезболивает.— Облегчение боли мне принесет лишь обретение ног. А полное избавление от нее я получу, лишь сдавив горло человека, из-за которого я оказался в подобном состоянии.Под дулом пистолета Илза ввела Ферриса ДОрра. Конрад Блутштурц задал ему всего один вопрос:— Зачем?— Моя мать — еврейка.— И из-за этого вам понадобилось лишать меня моей мечты?! Дурак! Я не хотел сделать вам ничего плохого!— Само ваше существование — вызов человечеству!— Идиот! У нацистов не было ненависти к евреям, как не было ее к кому-либо еще. Это была чистая политика, и евреев ненавидели как бы понарошку. Евреи стали просто козлом отпущения, чтобы Германия смогла победить инфляцию и пораженческие настроения после первой мировой войны. Если бы рейх победил, мы бы ликвидировали все концлагеря. В них бы не было необходимости. Мы бы простили всех евреев.— А кто бы простил вас? — спросил Феррис ДОрр.— И вы ставите на карту собственную жизнь, чтобы не повторилось истребление евреев? Я прав?— Да.— Илза, пусть он встанет на колени. Слева от меня.Илза заставила Ферриса встать на колени и за волосы оттянула голову назад, чтобы глаза оставались открытыми. Феррис ДОрр молча смотрел на руку из голубоватого металла, части которой он сам только что отлил.— Самыми трудными были первые годы, — выразительным голосом начал Конрад Блутштурц, и в его голосе прозвучала ненависть, словно отдаленные раскаты грома. — Я не мог двигаться и лежал в железном гробу, уставившись в потолок. Я мечтал умереть, но врачи не давали мне умереть. А после я и сам не хотел умирать. Я не умер, потому что хотел свершить возмездие! — Титановая рука сжалась в кулак. Затем кулак бесшумно разжался. Его почти человеческое движение отталкивало и притягивало одновременно — такое же чувство возникает, когда наблюдаешь за пауком, выпивающим соки из своей жертвы. — Я всю жизнь ждал этого момента, Харолд Смит, — произнес Конрад Блутштурц, глядя в потолок. Яркий свет операционных ламп падал на его бесформенное тело. — Илза, помести шею Смита в мою новую руку. Хочу испытать ее возможности.— Смита? — тупо переспросила Илза.— Нашего пленника.— А-а! — Илза послушно подтолкнула голову Ферриса ДОрра к операционному столу.Голубоватая рука с нечеловеческой силой вонзилась Феррису в шею. Он схватился руками за край операционного стола и попытался оттолкнуться, но не мог сдвинуться с места. Искусственная рука держала не только его шею и тело, но и самое жизнь. Спасения не было. Он начал задыхаться.— Ты думал, что сможешь уйти от меня, Харолд Смит? Нет? Конечно, ты думал, что я мертв!Лицо Ферриса стало красным; он уже не мог дышать.— Но я не умер. Да, я попал в ад, но остался жив. И жил лишь ради того, чтобы сжать твою шею моей единственной сильной рукой, Харолд Смит!Конрад Блутштурц говорил, не глядя на извивающегося в его руках человека, а уставившись в потолок, как привык в те дни, когда лежал неподвижно, подключенный к аппарату искусственного дыхания.Сначала Феррис ДОрр вцепился в операционный стол из твердой стали, но когда понял, что это не поможет, он ухватился за руку, жившую своей отдельной, бесчувственной жизнью, — за руку из титана, которую он сам несколько часов назад произвел. Он цеплялся за нее так же, как цеплялись за стены смертники в концентрационных лагерях, когда все двери и окна были замурованы, а из насадок для душа пускали газ.Все присутствующие отвели глаза. Все, кроме Илзы. Она даже наклонилась, чтобы получше разглядеть налитое кровью, распухшее лицо Ферриса.— А что, у них всегда так высовывается язык? — спросила она.— Страшно тебе, Харолд Смит? — Голос Конрада Блутштурца стал ниже. — А может, ты испытываешь гнев? Или раскаяние?Но Феррис ДОрр уже ничего не чувствовал. Внезапно он ощутил во рту какой-то странный вкус. Наверное, кровь, подумал он, но, как ни странно, она очень напоминала лимонную колу. Через мгновение он был мертв.— Кажется, его уже можно отпустить, — сказала Илза. Тело Ферриса ДОрра соскользнуло на стерильный пол и застыло бесформенной массой.— Он мертв? — спросил Конрад Блутштурц, и его взгляд прояснился.— Ага, — ответила Илза. — Я распоряжусь, чтобы убрали труп. Подумать только — еврей по фамилии Смит!— Смит, — повторил Конрад Блутштурц, и в глазах его снова зажегся гнев.Илза протерла губкой окровавленный протез и отправилась разузнать, убиты ли два новобранца. * * * Но новобранцы не были убиты. По крайней мере, в типе их обнаружить не удалось. Зато там на полу скрючились тела пятерых белых арийцев.У одного конвульсивно дергались ноги — он был еще жив.— Что здесь произошло? — спросила Илза, опускаясь рядом с ним на колени.— Это настоящие супермены: их пули не берут. Мы пытались. Изо всех сил. — Его голос сорвался.— Как же вы могли! Вы же арийцы, а они — низшая раса!Солдат издал предсмертный хрип, и голова его безжизненно свесилась набок. Илза в замешательстве поднялась.Илза Ганс всегда верила в превосходство арийской расы. Ей внушили это родители, которые после войны перебрались из Германии в Америку, потому что лучше было жить здесь, чем мучиться в голодной и разрушенной стране.С Конрадом Блутштурцем она познакомилась в Аргентине, где проводила отпуск с родителями. Ее родители всегда отдыхали в Аргентине, где можно было свободно поговорить о былой Германии и третьем рейхе, от которого теперь не осталось и следа. Они и их друзья с горечью вспоминали свое поражение и крушение надежд. Все это было так скучно! Но Конрад Блутштурц лично встречался с Гитлером. Когда Блутштурц рассказывал, ей казалось, будто все происходит наяву.Даже прикованный к инвалидному креслу, он казался ей великаном. Впервые это ощущение посетило ее в восемь лет и с тех пор уже не оставляло.И вот однажды во время очередных каникул Конрад Блутштурц попросил ее остаться с ним. Ее родители были напуганы, шокированы. Именем рейха Конрад Блутштурц приказал, чтобы они отдали ему свою дочь. Но они отказались.Вечером накануне их отъезда в Америку к шестнадцатилетней Илзе явился Конрад Блутштурц и по-отечески сообщил, что ее родители мертвы.Илза была настолько потрясена, что не могла говорить, и тогда Конрад Блутштурц рассказал, что их убили евреи, потому что евреи убивают всех бывших солдат побежденной Германии.— Но мы им отомстим, — пообещал тогда Конрад Блутштурц. — И их главарю, воплощению мирового зла.— Кто это? — спросила Илза.— Его зовут Смит. Харолд Смит.Тогда-то Илза и стала нянькой Конрада Блутштурца, его наперсницей, единственным человеком, которому он позволял ухаживать за собой. Он научил ее ненавидеть евреев, негров и других представителей низших, по его мнению, рас. Когда Конрад Блутштурц решил отправиться в Америку на поиски Смита, Илза с готовностью последовала за ним. К этому времени он научил ее убивать.Он всех научил убивать. Это он внушил членам Лиги белых арийцев веру в свое расовое превосходство. Даже тем, кто не были арийцами. Просто он раздал достаточно винтовок, чтобы расовые недостатки не бросались в глаза.И вот, несмотря на это, пятеро вооруженных винтовками белых арийцев пали жертвами двух неарийцев.В потолок тира, как и везде в Крепости чистоты, были вмонтированы видеокамеры. Поднявшись по стремянке, Илза собрала дневной урожай видеокассет.Проходя по темному тиру, Илза размышляла над словами Конрада Блутштурца, сказанными им в операционной. Он сказал, что на самом деле евреи вовсе не низшие существа. Может, он сказал это под воздействием стресса? Ведь назвал же он металлурга Ферриса ДОрра Харолдом Смитом. Иногда Илза серьезно волновалась за своего наставника: напряжение было слишком велико. Им нужно поскорее добраться до Смита, пока герр фюрер еще сохранил здравый смысл.На этом ее мысли прервались, потому что она заметила, как двое новобранцев, Римо и Чиун, рыщут по автостоянке Крепости чистоты.Они явно что-то искали.— Вот этот фургон! — произнес тот, что повыше. — Все совпадает: и цвет, и номер.— В следующий раз стану запоминать еще и штат, — отозвался тот, что пониже. Его акцент показался Илзе смешным.Она было потянулась к своему пистолету, который всегда носила с собой, но тут вспомнила про пять мощнейших винтовок, бесполезно валяющихся теперь возле трупов отличных солдат.Илза Ганс решила поспешить. Кто бы ни были эти двое, видеозапись покажет, насколько они опасны. Глава двадцать четвертая — За последние несколько часов почему-то никто не покушался на нашу жизнь, — заметил Мастер Синанджу.— Фургон пуст, — отозвался Римо.— Естественно. Ведь он служит для перевозки, а не для хранения.Римо захлопнул дверцу фургона. Он и не ожидал там ничего обнаружить, но сам фургон служил подтверждением того, что они с Чиуном находятся на верном пути.— Феррис должен быть где-то здесь, — сказал Римо.— В большом доме, — подтвердил Чиун. — Там что-то происходит.— Откуда ты знаешь?— Важных людей всегда следует искать в самом большом доме. Именно для них строят большие дома. Ты когда-нибудь видел, чтобы императоры жили в хижинах или лачугах? Даже Смит, притворяющийся, будто он не Император, хотя на самом деле является таковым, живет в крепости.— Смит живет возле площадки для игры в гольф. А в “Фолкрофте” он только работает.— Император — это состояние души. Где бы он ни был, он всегда дома.— А с чего ты взял, будто в главном здании что-то происходит? Это место похоже на город-призрак.— Так оно и есть. Видишь, вот уже несколько часов никто не пытается нас убить. Значит, они чем-то заняты.— Может, они просто нас испугались?— Мы всего-то убили пятерых. Ни один командир не расстроится из-за гибели каких-то пяти солдат. Они вообще не волнуются, пока не полягут все отборные части. Уж таковы эти люди.— Как же я этого раньше не заметил! — медленно проговорил Римо.— Чего именно?— Рисунка на этой стороне фургона. Смотри, это знаки свастики, образующие орнамент.— Это знак “зингх”, — исправил Чиун. — Я должен тебе о нем рассказать.— Расскажешь по дороге. Надо обыскать большой дом.— Прекрасная мысль, — одобрил Чиун. Солнце уже зашло за ближайшие горы, и он снял темные очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30