Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир: «Стальной кошмар»

Уоррен Мерфи, Ричард Сэпир
Стальной кошмар


Дестроер – 71



OCR Денис
«Ричард Сэпир. Уоррен Мерфи. Дестроер. Стальной кошмар. Дамоклов меч.»: Издательский Дом «Букмэн»; Москва; 1997

ISBN 5-7848-0086-8Оригинал: Warren Murphy,
“Return Engagement”

Перевод: Е. Туева
Аннотация Зловещий призрак прошлого, получеловек-полумашина, возрождает в Америке безумие нацистского психоза. Дестроер и Мастер Синанджу сталкиваются со сверхъестественной мощью титанового монстра, террором одурманенных им расистов и сексуальными чарами его соучастницы — современной «белокурой бестии»... Уоррен Мерфи, Ричард СэпирСтальной кошмар Глава первая Он ждал этого момента почти сорок лет. Сорок лет. Но сегодня, в этот зимний день, на дороге, покрытой грязным снегом, под блеклым небом Нью-Гемпшира, на котором высоко и безрадостно стояло солнце, ожидание наконец прекратится.Он тронул рычаг управления, и инвалидное кресло подъехало ближе к затемненному окошку. В фургоне витал въевшийся запах машинного масла. По дороге приближалась машина, слегка виляя из-за неправильного развала колес.— Это он? — прозвучал надтреснутый голос. Неужели голос так меняется от старости? А ведь когда-то голос его был сильным, властным. Да и сам он был атлетом с прекрасной фигурой — женщины так и вешались на него. Но теперь от былой физической силы ничего не осталось, да и женщина сохранилась только одна.— Погодите, — откликнулась Илза. Она грациозно выскочила на дорогу. Откинув с лица длинные светлые волосы, девушка навела бинокль на приближающийся автомобиль. — Цвет вроде бы тот, — прошептала она. — Голубой. Минуточку... Номера не те!Он резко опустил левую руку на подлокотник, металл звякнул о металл.— Черт побери!— Не волнуйтесь, — произнесла Илза, махнув рукой вслед проехавшей машине. — Он всегда ездит на работу этим путем.— Ну и черт с ним. Я ушиб руку.— Ах, бедняжка! Не стоит так волноваться! Илза не видела собеседника: их разделяло тонированное стекло перегородки. Впрочем, это не имело значения.— Сорок лет, — с горечью произнес он. * * * — Тридцать восемь лет, семь месяцев и пять дней, если быть до конца точным, — поправила она.Он что-то проворчал. Ее тогда еще и на свете не было, а ему было столько же лет, сколько ей сейчас. Если бы он тогда с ней познакомился, она обязательно принадлежала бы ему. При необходимости взял бы ее силой. Он бы и сейчас взял ее — если бы было чем. Может быть, когда дело будет сделано, он найдет способ овладеть этой глупой девчонкой, воспринявшей ложную идею ушедшего поколения как свою.— Еще одна машина.Илза снова выбежала на дорогу. Он наблюдал за ней: черные брючки плотно облегали стройную девичью фигуру, белая блузка была накрахмалена, словно форменная. Нарукавная повязка была вывернута наизнанку, так что снаружи был заметен только красный цвет. Но даже в таком виде повязка напоминала ему былые дни.— Ну теперь-то он? Смит?— Да! — возбужденно ответила Илза. — Это он! Харолд Смит.— Наконец! * * * Харолд Д. Смит сначала заметил девушку. Стоя посредине дороги, она изо всех сил размахивала руками.Хорошенькая, лет двадцати пяти — двадцати шести, с лицом, которому не требовался макияж. Сквозь обтягивающую блузку виднелось черное кружево лифчика. Смит отметил все это чисто автоматически: он перестал воспринимать молоденьких женщин как сексуальный объект, когда его седые волосы начали редеть, а случилось это более десяти лет назад.Он затормозил и лишь тогда заметил фургон. Фургон был из тех, что делаются на заказ, выкрашенный бронзовой краской. Он стоял в грязи на обочине, чехол на прикрепленном сзади запасном колесе отсутствовал.Блондинка подскочила к окну с его стороны, и Смит опустил стекло. Девушка одарила его лучезарной улыбкой, но он не улыбнулся в ответ.— Вы не могли бы мне помочь? — спросила девица.— А что случилось? — поинтересовался Харолд Смит, хотя случившееся было очевидно: спустившее колесо.— Мне никак не удается снять запаску, — объяснила блондинка.— Минуточку.Харолд Смит съехал на обочину, испытывая легкое раздражение оттого, что теперь наверняка опоздает на работу. Ему совсем не улыбалось заниматься физическими упражнениями, связанными с заменой колеса, особенно после этой мерзкой овсяной каши, камнем лежавшей у него в желудке и представлявшей собой верх кулинарных способностей его жены.Он вышел из машины, и блондинка запрыгала от счастья, как веселый щенок.— Меня зовут Илза Ганс, — объявила она, протягивая руку.Смит неуверенно пожал ее. Пожатие было сильным, гораздо сильнее, чем он ожидал. И в этот момент свободной рукой она вытащила пистолет со взведенным курком и наставила на Смита.— Спокойно, — предупредила она.Харолд Смит попытался вырвать руку, но девица сжала ее еще сильней и заломила ему за спину. Ударив Смита по пояснице, она повалила его на автомобиль.— Юная леди, я должен вас предупредить. Если это ограбление...Но тут ему в спину уперлось дуло пистолета, и он подумал, что, возможно, она собирается пристрелить его прямо на месте.— Помалкивайте! — пригрозила девица, и в голосе ее зазвучал металл. Затем она сняла нарукавную повязку, аккуратно вывернула ее, завязала Харолду Смиту глаза и повела его к фургону со спущенным колесом.Если бы Смит мог взглянуть на себя со стороны, то он наверняка узнал бы черную свастику в белом кругу, красовавшуюся в самом центре закрывавшей ему глаза повязки, и, возможно, понял бы все. А может быть, и не понял бы. * * * — Харолд Смит?У него пересохло во рту, и он глотнул воды. Почему он так нервничает? Ведь скорее пристало волноваться Харолду Смиту.— Да... — неуверенно произнес Харолд Смит. Хотя глаза у него были завязаны, он знал, что находится внутри выкрашенного бронзовой краской фургона. Пол был устлан ковром, верх обит плюшем: он задел лысиной потолок, когда его втолкнули в мягко отъехавшую боковую дверцу. Чьи-то холодные руки бросили его на вращающееся сиденье.— Харолд Д. Смит?— Да. — Голос Смита звучал спокойно. А у этого Смита есть выдержка, если не сказать — смелость. Может, оно и к лучшему, подумал он.— Самыми тяжелыми были первые десять лет.— Я вас не понимаю, — отозвался Смит.— Там были зеленые стены. Снизу потемнее, вверху — посветлее, и мне ничего не оставалось, как только глазеть на них. В те дни я часто думал о вас, Харолд Смит.— Я вас знаю?— Я как раз к этому и веду, Смит.Он словно выплюнул это имя. Нервозность почти прошла. Отлично.Илза стояла на коленях на коврике и улыбалась ему. Она сошла бы за любящую дочь, если бы не пистолет, нацеленный на ненавистного Харолда Д. Смита.— Тогда у нас не было телевизоров, — продолжал он уже спокойнее. — Телевизор был тогда в новинку. Хотя в Америке уже кое-кто обзавелся телевизорами, но там, где я сидел, об этом нечего было и мечтать, вот мне и приходилось пялиться на зеленые стены. У меня от них болели глаза, такие они были зеленые. И по сей день я не могу спокойно смотреть на траву. И на ваши бумажные деньги.Харолд Смит напряг зрение, пытаясь разглядеть что-либо сквозь темную повязку. Он держал руки на коленях, боясь пошевелиться. Он знал, что у девицы в руках пистолет, нацеленный на него.— Но в конце концов, — продолжал скрипучий голос, — нам все-таки поставили телевизор. Думаю, только он помог мне сохранить рассудок. Телевизор давал пищу уму. Он был моим окном в мир, ибо, как вы понимаете, в комнате в зелеными стенами не было окон. Без телевизора я бы, наверно, покончил с собой. Лишь ненависть может так долго поддерживать человека.— Ненависть? Я вас не знаю.— Ты ведь не видишь меня, Харолд Смит!— Ваш голос мне не знаком.— Голос? Последний раз ты слышал его в сорок девятом году. Помнишь?— Нет, — медленно ответил Смит.— Нет?! Неужели не осталось даже отдаленных воспоминаний? Ничего?— Извините, но я не понимаю, о чем вы.— О смерти, Смит, только о смерти. О моей... и твоей тоже.Смит сильнее сжал колени руками.— А не помнишь ли ты, что ты делал седьмого июня сорок девятого года?— Конечно, нет. Кто же это может помнить?— Я. Я запомнил каждую мелочь. Ведь именно этот день был днем моей смерти.Смит промолчал. Перед ним был явно сумасшедший. Одна за другой в голове Смита стремительно проносились мысли: может, появится какая-нибудь машина? Но остановится ли она? Впрочем, по этой дороге мало кто ездит.— В тот день я умер, — продолжал голос. — И это ты убил меня. А теперь, Харолд Смит, посмей повторить, что ты не помнишь тот день.— Но я действительно не помню, — медленно проговорил Смит. — Боюсь, вы меня с кем-то перепутали.— Лжец!— Я же сказал, что не помню, — ровным голосом повторил Харолд Смит.Он знал, что когда имеешь дело с неуравновешенными людьми, лучше говорить спокойно. И еще Смиту было известно, что таким типам лучше не противоречить, но он с детства отличался упрямством. Он не станет терпеть бред какого-то безумца, лишь бы его ублажить.Послышалось стрекотание маленького моторчика, и скрипучий голос зазвучал ближе. Тут до Смита дошло, что его собеседник сидит в инвалидном кресле, и он вспомнил, что заметил на заднем стекле фургона знак: “За рулем инвалид”.— Так, значит, не помнишь?В голосе звучала горечь, если не сказать — грусть.— Не помню, — холодно подтвердил Смит и тут же услышал новый звук.Это было тихое стрекотание, словно приглушенный звук бормашины. Звук заставил Смита содрогнуться: он с детства ненавидел ходить к зубному врачу.И в этот момент с глаз Смита сняли повязку. Он заморгал.Лицо человека в инвалидном кресле было таким же высохшим, как и его голос. Оно напоминало выцветшую скорлупу грецкого ореха, всю изрезанную впадинами и морщинами. На лице выделялись лишь черные пронзительные глаза и тонкий рот с бескровными губами, все остальное было мертво, давно мертво. Зубы приобрели коричневый оттенок, из десен торчали съеденные корешки.— Мне не знакомо ваше лицо, — сказал Смит, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее. От страха у него перехватило дыхание, сердце готово было выскочить из груди.Лицо незнакомца исказила гримаса бешенства. — Сейчас и родная мать не узнала бы меня! — пророкотал он, опуская на ручку кресла сухой кулак. В другой руке Смит увидел сорванную с его глаз повязку.Впрочем, это была не рука, а трехпалая клешня из нержавеющей стали. В ней была зажата повязка. В складках смятой ткани Смит заметил черно-белую эмблему. С тихим стрекотом бормашины клешня разжалась, и повязка упала Смиту на колени. Он узнал фашистскую свастику и судорожно сглотнул. Он участвовал в той войне, но это было столько лет назад...— Ты тоже изменился, Харолд Смит, — произнес старик уже спокойнее. — Я тебя тоже не узнаю.Железная клешня с шумом закрылась, пальцы с тремя суставами сложились в неправильной формы кулак.— Современная наука, — прокомментировал старик. — Этот протез мне сделали в восемьдесят третьем. А управляют им электроды, вшитые в плечо. Действует почти как настоящая рука. До этого у меня был крюк, а до крюка — черный пластиковый колпачок на запястье.Старик был так близко от Смита, что тот ощущал его дыхание. Изо рта пахло тухлой рыбой, словно у старика сгнили все внутренности.— Это все пожар. Из-за пожара я лишился ног, почти потерял речь, едва сохранил глаза. Я много чего потерял. Но не будем больше о моих несчастьях. Я искал тебя, Харолд Смит, и вот наконец нашел.— Боюсь, вы ошиблись, — тихо произнес Харолд Смит.— Вы участвовали в войне? Во второй мировой?— Да.— Илза, он воевал.— Значит, он сознался?Она встала, крепко сжимая в руках пистолет.— Не совсем. Он очень упрям.— Но он именно тот, кого мы ищем?— Да, наконец-то. Я чуял это нутром.— Можно его связать и бросить в канаву, а потом облить бензином. Вот будет здорово! — обрадовалась Илза.— Огонь бы тут очень подошел, — согласился инвалид. — Но я вряд ли смогу вынести зрелище пламени, пожирающего его. Воспоминания, Илза. Нет, только не огонь. Я должен видеть, как он умрет.Тогда Харолд Смит понял, что ему придется побороться за жизнь. Пусть он рискует получить пулю в лоб, но не сдастся без борьбы.Смит резко поднялся и оттолкнул от себя инвалидное кресло, едва увернувшись от замаха стальной клешни.— Мне стрелять? Стрелять?! — истошно завопила Илза, размахивая пистолетом.— Нет, только оглуши его.Рукоятка пистолета обрушилась на лысеющую голову Смита, но замах был не очень силен, так что пистолет лишь поцарапал Смиту кожу на лбу.Смит потянулся к пистолету, но Илза всей тяжестью навалилась на него, и они рухнули на инвалидное кресло.— Держи его! — скомандовал старик.Голова Смита откинулась назад, и он, словно в перевернутом отражении, увидел, как старик приближается к нему, сопровождаемый леденящим душу стрекотом бормашины.Стальная клешня взяла Смита за горло, наполнив уши жужжанием. От прилива крови лицо Смита вздулось, барабанные перепонки лопнули, избавив его от звука дроби, которую ноги сами выбивали на полу.Сквозь кровавую пелену, словно заполнившую собой весь фургон, он видел склонившееся над ним жуткое лицо старика и горящие недобрым светом черные глазки.Наконец красная пелена полностью закрыла взор Харолда Смита, и он лишился чувств.— Черт побери!— В чем дело, Илза?— Похоже, он обмочился.— Что ж, бывает.— Но зачем это делать на меня?!Илза отодвинулась от скрюченного тела.— Потом переоденешься. А сейчас надо уезжать.— Хорошо. Давайте я закреплю кресло.— Сперва следует избавиться от трупа.— А вам что, он не нужен?— Нет.— Даже как сувенир? Я думала, мы снимем с него кожу или что-нибудь в этом роде.— Возможно, но только не с него. Это не тот человек.— Но он же сказал, что его зовут Харолд Смит. Я сама слышала.— — Это не тот Харолд Смит.— Не может быть! Опять не тот? Вы уверены?— У этого голубые глаза, а у того Смита они были серые.— Черт, — сказала Илза и принялась пинать труп ногой, пока он не вывалился из дверцы фургона. Затем девица задвинула дверь. — А я думала, это он.— Какая разница! Подумаешь, одним Смитом меньше. Уверен, он был пустым местом, по которому никто не станет скучать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30