— Вон там стоит самолет. Он случайно принадлежит не вашей компании?— Нашей, сэр.— Тогда почему бы им не воспользоваться?— Никак нельзя. Он как раз выполняет рейс на Канзас-Сити.— Но мы оба знаем, что в настоящее время он никуда не летит. Так почему бы не направить его в Нью-Йорк?— Простите, но это противоречит принципам нашей авиакомпании. Все наши рейсы проходят через Канзас-Сити.Тут кассир заметил, что светившееся на экране табло превратилось в ярко выделяющееся на черном фоне зеленое пятно. Нет, это переходит всякие границы!— Балтимор и Нью-Йорк находятся на Восточном побережье, — сообщил Римо кассиру. — Неужели вы хотите сказать, что по дороге из одного в другой я должен сделать крюк длиной в тысячу миль?— Да, так принято в нашей авиакомпании. Так намного эффективнее.— Неужто такое возможно? — удивился Римо.— Чтобы сократить транспортные расходы, акцизные сборы и дополнительные местные налоги на топливо, все наши самолеты заправляются в Канзас-Сити. Дополнительное расстояние целиком компенсируется заправкой в Канзасе.— Тогда все понятно. А как другие компании?— Полагаю, они все прогорели. Отмена государственного регулирования и все такое...Римо взглянул на кассира и перестал барабанить пальцами. Зеленое пятно в центре экрана внезапно взорвалось, как фейерверк. Когда маленькие зеленые искорки улеглись, кассир увидел, что они вновь приобрели вид букв и цифр, и издал вздох облегчения. Но приглядевшись, он увидел, что все данные на дисплее были почему-то необъяснимо искажены.А тем временем его клиента и след простыл. * * * Римо пришлось прождать целый час, прежде чем ему удалось добраться до телефона-автомата. Очереди к автоматам были в этом аэропорту еще длиннее, чем к кассам. Но хоть, слава Богу, телефоны работали.Римо позвонил доктору Харолду В. Смиту — с оплатой разговора абонентом.— Римо? Что вы имеете сообщить?— Ничего, — ответил Римо. — Если помните, я больше на вас не работаю.— Да, конечно. Но со слов Чиуна я понял, что вы как бы неофициально присоединились к нему.— Забудьте, что сказал Чиун. Вы должны немедленно с ним поговорить. Его обманули, как юнца. Послушайте, Смитти, я лично хочу вернуться в Синанджу, но вот застрял в Балтиморе. Рейсов не будет до утра, а то и дольше. Можете мне помочь? Например, прислать вертолет?— Ни один вертолет не сможет перевезти вас через Тихий океан.— Слава Богу, мне это известно. Я всего лишь хочу выбраться из Балтимора. Хорошо?— Ничего хорошего. Я отвечаю за деньги налогоплательщиков. Меня могут обвинить в злоупотреблении властью, если я использую хотя бы один цент на непроизводственные нужды. Вы больше не являетесь нашим сотрудником и сами это признаете. Извините, но я не могу оплатить ваши расходы по возвращению в Корею.— Это ваше последнее слово?— Вы можете пересмотреть свое решение и не уезжать. Есть дело, о котором я говорил: кто-то пытается меня убить.— Как я его понимаю! — произнес Римо сквозь зубы.— Извините, Римо, — сухо ответил Смит, — но я не разделяю вашу точку зрения.— Крайне вам признателен. — Римо повесил трубку.Сзади послышался возмущенный вопль очереди.— В чем дело? — поинтересовался Римо.— Вы сломали телефон, — объяснила какая-то тощая тетка.Римо оглянулся: трубка представляла собой кусок мятой пластмассы, прилипшей к наборному диску.— О, извините, — робко проговорил Римо.— Вам хорошо говорить — вы сами-то уже позвонили!— Я же попросил извинения!Возле здания аэропорта Римо попытался заказать такси, но ему недвусмысленно дали понять, что это невозможно.— Но почему? — удивился Римо.— Во-первых, свободных такси нет. А во-вторых, мы не принимаем золотые слитки. Прошу немедленно убрать это со стойки!Римо убрал слиток в карман.— У вас есть кредитная карточка или какой-нибудь документ? — спросил администратор.— Нет. А если бы был, так что? Вы же сами сказали, что свободных такси нет.— Правильно. Но если бы у вас была кредитная карточка, мы смогли бы поставить вас на очередь, и вы бы утром уже получили такси.— Возможно, утром я улечу, так что такси мне не понадобится.— Клиент всегда прав, — сообщил Римо администратор.Тогда Римо решил провести ночь в кафе аэропорта. Оно было переполнено. В закусочных тоже яблоку негде было упасть. Впрочем, Римо не собирался есть: его тонкая нервная система была бы выведена из строя малейшим кусочком гамбургера или картофеля-фри.— Ладно, черт с ним, — пробормотал он и принялся ловить такси, которое отвезло бы его назад в Балтимор. — Уж лучше с Чиуном, чем так мучиться.Но свободных такси не было, и Римо пришлось проделать весь путь до города пешком. * * * В ту ночь Мастер Синанджу не спал. Просто не мог уснуть, как ни старался. Боль была слишком сильной. Даже теперь, когда его ученик находился за много тысяч миль от него, возвращаясь в Корею. В глубине души Чиун тоже мечтал вернуться в Корею, в страну, где родился и вырос. Конечно, с Синанджу у него было связано много тяжелых воспоминаний — о суровом отце, познакомившем его с искусством Синанджу, о злой жене и ее неблагодарных родственниках и о том стыде, который ему пришлось пережить, когда в старости он остался без ученика, способного продолжить традиции Синанджу.Римо — вот кто избавил его от этого стыда. Римо стал для Чиуна сыном, которого он был лишен. Поначалу Чиун не очень усердствовал в том, чтобы сделать из Римо настоящего наемного убийцу для КЮРЕ: он был белый, то есть по определению неспособен к учению. Из-за своей никчемности он был не в состоянии усвоить наиболее ценные стороны Синанджу. Но даже когда Чиун начал уважать Римо, он не старался узнать его как человека. Римо был белым, поэтому он был обречен на неудачу. Какой смысл становиться друзьями, когда Римо все равно рано или поздно погибнет.Так и случилось: во время выполнения задания Римо погиб. Но Чиун, почувствовав произошедшие в нем изменения, оживил его. Из царства мертвых Римо вернулся менее белым, чем был при жизни. Он вернулся настоящим жителем Синанджу.Вот тогда-то Чиун понял, что судьба дала ему в руки более замечательное будущее для Синанджу, чем он мог даже мечтать. Дала Чиуну Опальному, престарелому Мастеру, которому давно пора было бы выйти на пенсию, но он продолжал жить в варварской стране, настолько отсталой, что даже Великий Ван не имел о ней ни малейшего представления. Чиун понимал, что он взял под свою опеку величайшего Мастера, истинное воплощение Шивы-Дестроера.Чиун все сердце вложил в обучение Римо, и Римо постепенно овладевал премудростями Синанджу. И вот он сам стал Мастером, связанным с деревней традициями и честью.Чиуну и в голову не могло прийти, что согласие Римо поселиться в Синанджу станет для старого Мастера самой большой болью в жизни: неблагодарные односельчане игнорировали его, Римо забросил его ради девчонки. И вот все, ради чего он жил, обратилось в прах.Не решаясь даже самому себе признаться в своем горе, он отправился в Америку и хитростью заставил Харолда Смита подписать с ним годовой контракт. Он был уверен, что Римо последует за ним, и не ошибся.И вот теперь Римо снова покинул его. Он возвращается в Синанджу. Один. И Чиун не увидит его как минимум год, а то и больше.Мастер Синанджу подошел к окну. В небе ярко светила луна. Наверно, подумал Чиун, та же луна сейчас светит и на самолет, уносящий Римо назад в Синанджу, и эта мысль как бы сделала его ученика ближе.Чиун был уверен, что привязанность Римо к нему окажется сильнее любви к Ма Ли, но он заблуждался, и вот теперь придется расплачиваться за ошибку — целым годом разлуки.Тут Чиун услышал, как открылась дверь лифта, и вытянул голову в сторону двери.Послышались мягкие шаги по ковру. Нет, не тяжелая поступь кованых американских ботинок или топот босых ног — это было легкое скольжение, свойственное лишь одному человеку на свете помимо самого Чиуна.Мастер Синанджу выскочил в холл прямо в ночном кимоно.— Римо, сынок! Я знал, что ты вернешься, — ведь ты не можешь жить без меня!— Рейс отложили, — горько произнес Римо. Мастер Синанджу был потрясен. Мгновение помедлив, он захлопнул перед носом Римо дверь, словно оскорбленная в лучших чувствах старая дева.— Я не хотел тебя обидеть! — раздраженно крикнул Римо.Но ответа не последовало.— Послушай! — снова крикнул Римо в закрытую дверь. — Давай договоримся так. Я побуду здесь, пока не уладится дело с этим Феррисом, а потом мы вместе пойдем к Смиту и обо всем договоримся. Идет?Дверь осторожно приоткрылась. В дверном проеме стоял Чиун, и лунный свет серебрил седые пряди его волос. Лицо его было безучастно, руки сложены на груди.— Идет, — проговорил он, и лицо его просияло. Глава двадцать первая Илза Ганс в последний раз объехала дом.— Похоже, все чисто, — сказала она через плечо. Сквозь стекла, за которыми он был невидим, Конрад Блутштурц внимательно осмотрел местность. В холле Лафайетт-билдинг не было видно никакой охраны, не наблюдалось и замаскированных агентов ФБР — ни возле здания, ни в машинах. Все было спокойно.Дело происходило ночью — в самое подходящее время. Они все прекрасно рассчитали.— Паркуйся, — приказал он Илзе, развязывая ремни, закреплявшие инвалидное кресло во время движения.В очередной раз объезжая дом, Илза пыталась отыскать то место, где краской был нарисован специальный знак — всем понятный символ “Только для инвалидов”.Но неожиданно ее подрезал синий “мерседес”.— Он занял наше место! — воскликнула Илза.— Кто и что занял? — переспросил Конрад Блутштурц.— Наше место! “Только для инвалидов”, — ответила Илза. — Он знал, что я собираюсь там встать, и опередил меня!— А еще есть место, где можно встать? — нетерпеливо осведомился Конрад Блутштурц.— Нет, — грустно сказала Илза. — Тут было только одно.Конрад Блутштурц в раздражении стукнул кулаком по ручке кресла.— Почему всегда только одно место?! — заорал он. — Что они себе думают в этой стране? Почему они считают, что инвалиды должны путешествовать по одному?!— Что мне делать? — простонала Илза.— Мы должны встать здесь! Где-нибудь поблизости еше есть место для парковки?— Нет. Но даже если бы и было, нам туда все равно не встать — слишком мало места.— Тогда иди на таран.— Хорошо.Илза развернулась, так что задние колеса уперлись в противоположный тротуар, и направила фургон прямо в багажник “мерседеса”, занявшего место для инвалидов. Водитель как раз выходил из машины. Фургон резко рванулся вперед.Он врезался в “мерседес”, словно танк, каковым он, по сути, и являлся, поскольку был изготовлен из бронированных, пуленепробиваемых материалов, и, вытеснив “мерседес”, успешно занял место стоянки.“Мерседес” вылетел вперед, сбив с ног водителя. Тот с трудом поднялся, извергая проклятия.— Эй! Вы что, с ума сошли?!— Это место для инвалидов! — возмущенно крикнула Илза. — Может быть, вы инвалид?— Девушка, сейчас глубокая ночь!— Возможно, вы и не подозреваете, что с заходом солнца конечности у них не отрастают, — язвительно заметила Илза, вылезая из машины.— Я юрист, и вы у меня ответите за это!— Он слишком шумит, — произнес Конрад Блутштурц. — Прикончи его.Илза потянулась за пистолетом.— Нет, — прошипел Конрад Блутштурц. — Тихо.— Верно, — согласилась Илза, доставая из бардачка нож для резки бумаги в форме свастики. Его острые края страшно блеснули в лунном свете. — Лови! — крикнула она.И водитель “мерседеса” поймал — прямо в горло. Он попытался вынуть нож из шеи, но лишь изранил в кровь руки. Издав сдавленный крик, он упал в канаву в предсмертной агонии.— Это будет ему хорошим уроком, — сказала Илза, открывая дверцу фургона. — Невоспитанный негодяй!Конрад Блутштурц въехал на платформу гидравлического подъемника. Илза нажала какие-то кнопки, и тяжелая платформа сначала выдвинулась вперед, а затем плавно опустилась на землю.Конрад Блутштурц быстро поехал к дому.— Скорей! — бросил он на ходу.— А как быть с этим? — спросила Илза.— Он похож на арийца. Так пусть он умрет достойно. Илза приставила пистолет к самому виску трупа, чтобы приглушить звук выстрела, и со словами “бай-бай” спустила курок.— Черт! Забрызгалась, — пожаловалась Илза, оглядывая свою белоснежную блузку.— Не стой так близко к тем, кого убиваешь, если хочешь остаться чистенькой. Пошли! * * * Феррис ДОрр спал, и ему снился сон. Этот сон он часто видел в детстве. Снилось ему, что он человек-пряник, а какие-то злые люди со странными голосами хотели испечь его в огромной печи.Каждый раз, когда они вынимали его и запускали пальцы в покрытый глазурью живот, украшенный огромными горошинами “M&M’s”, Феррис пытался объяснить им, что они не за того его приняли.— Суйте его назад — он еще не готов, — говорили тогда они, а Феррис вновь и вновь выкрикивал слова, которым они отказывались верить.Проснулся он весь в слезах, повторяя:— Я не еврей! Не еврей!И вот впервые в жизни на его жалобу ответил чей-то голос. Голос был хриплый, явно стариковский, и в этой хрипотце Феррис распознал гортанный акцент, мучивши и его во сне.— Конечно же, нет, — произнес голос. — Ты Феррис ДОрр, талантливый металлург, а я Конрад Блутштурц. Я пришел поручить тебе великую миссию.Неожиданно в комнате вспыхнул свет, и Феррис увидел говорящего. Это был жуткий старикашка с железной рукой, которую он то сжимал, то разжимал. Железная рука издавала звук, напоминавший жужжание бормашины. Старик сидел в инвалидном кресле, вплотную приблизив к Феррису лицо.Тут Феррис подскочил как ужаленный, потому что как бы ни был страшен сам старик, но одеяло, укрывавшее обрубки ног, было еще страшнее — в самом его центре красовался фашистский знак.Юная блондинка, стоявшая возле старика, тоже имела подобный знак. У нее была повязка со свастикой на правой руке. Та же рука сжимала пистолет, направленный Феррису прямо в лицо.— Могу себе представить, какие чудные сны снились тебе, раз ты в темноте разглядел все цвета. От страха Феррис ДОрр лишился дара речи.— Мамочка, — только и вымолвил он. * * * — Спасибо, что накормил, — произнес Римо. Небрежно махнув рукой, Чиун протянул официантке карточку “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30