Но Кэти сказала, что это не план, а безумная идея, в которую она сама еще не верит.
Кэти рассуждала вслух о том, как долго еще может прожить старуха, если с ней внезапно что-нибудь не произойдет. Потом стала внушать Деммету, как отвратительна эта старая зануда.
Вскоре пожилая леди слегка захворала и тут же оказалась на операционном столе… Но деньги она оставила не клинике Роблера – новое завещание еще не вступило в силу, – а своему внуку! Его адвокаты выразили удивление размером суммы, которую он решил пожертвовать клинике Роблера. Наследник ничего такого не помнил… Тогда ему показали поручение банку с датой и подписью и чек на огромную сумму с его же подписью.
– Ну и ну, – только и мог он выговорить.
Получив такое пожертвование, руководство клиники нашло в лице мисс Хал нового директора программы развития. Она опять была первой женщиной у Роблера, возглавившей такую структуру. Ловко используя Деммета и имея в своем распоряжении все большие и большие суммы денег, Кэти Хал стала вскоре заметной фигурой в клинике. Следующей ступенью была должность помощника администратора и главного распорядителя благотворительных фондов.
Она прокладывала себе путь наверх и по-прежнему могла спать, с кем хотела.
А потом пришло решение, настолько простое и очевидное, что было удивительно, почему оно не пришло ей в голову раньше. Если люди умирают и оставляют деньги клинике Роблера, то почему бы им не делать то же самое, но с выгодой для Кэти?
Сначала ей казалось, что придется привлечь к исполнению замысла многих, но вскоре выяснилось, что достаточно одного Деммета. Он был одним из лучших анестезиологов и мог по своему выбору участвовать в любой операции. Постепенно, шаг за шагом, он стал исполнителем в службе убийств, организованной Кэти Хал.
Контроль над жизнью и смертью давал ей ощущение власти. А вскоре она открыла для себя то, о чем многие и не подозревают: власть – это наркотик, который необходим постоянно и без которого уже не можешь жить.
Именно тогда Кэти Хал поняла, что все правительственные чиновники, попадающие в клинику Роблера, могут так или иначе способствовать росту ее благосостояния и влияния. А через некоторое время одна пожилая неопрятная докторша с пятого этажа сделала странное открытие, находящееся сейчас в стадии проверки. Если тесты подтвердят ее правоту, Кэти получит такую власть, о которой она не могла и мечтать.
Сегодня Деммету предстояло еще раз проверить на практике действенность этого открытия.
Деммет ждал в баре гольф-клуба, потягивая легкое вино. На нем был просторный пиджак цвета беж, красные кашемировые слаксы и клетчатые туфли для гольфа.
– Ты уже решил, сколько ставишь, Дэн? – спросила Кэти, хотя и без того уже догадалась. Если Деммет пил легкое вино, значит, ставка будет крупной. В иных случаях он пил ликеры.
– Да, решил. Почему бы нам не сыграть на все, что я тебе должен? По двойной ставке?
– Но если ты проиграешь, то задолжаешь мне вдвое больше того, что не можешь заплатить сейчас.
– Я могу делать для тебя больше… специальных операций.
– Всему есть предел, Дэн. Даже в клинике Роблера. Мы не можем поставить дело на поток.
– Иногда ты думаешь иначе, – сказал Деммет. – Например, Уилберфорс. В чем там было дело? Как я понимаю, тот, кто хотел его убрать, отказался платить?
– Верно, – сказала Кэти Хал. – Но тот, кто хотел убрать Уилберфорса, уже мертв. Незачем было привлекать внимание властей к его смерти, а они непременно заинтересовались бы этим, если бы Уилберфорс продолжал распутывать дело о неуплате налогов. Так что Уилберфорса тоже пришлось убрать.
– Значит, за смерть Уилберфорса нам никто не заплатит?
Кэти кивнула.
– Но я сделал свое дело и должен получить деньги, – произнес Деммет.
– Хорошо. Я прощаю тебе половину долга.
– Почему ты пытаешься загнать меня в угол?
– Я просто прошу об одолжении вместо уплаты долгов.
– Ты никогда не заставишь меня стрелять в людей на улице.
– Тебе не придется никого убивать.
– Что-то здесь не так. Не нравится мне все это.
Кэти подозвала бармена.
– Два сухих мартини, – сказала она, – один со льдом, другой – без.
– Что ты делаешь? – спросил Деммет.
– Заказываю выпивку. Мы же будем играть просто для своего удовольствия, так?
– Я чувствую, ты опять что-то крутишь. Я знаю тебя, Кэти.
– Он любит с оливкой. Точно. Сухой мартини с оливкой и со льдом. Отлично.
– Тебе не удастся опять охмурить меня, Кэти.
Принесли мартини в запотевших бокалах. Кэти Хал подняла свой бокал и отпила, тут же почувствовав знакомое приятное ощущение во всем теле.
– За твое здоровье.
Деммет поднял бокал, но пить не стал.
– Ага, ты не хочешь дать мне фору и пытаешься отвертеться
– Нет, Дэн. Пей смелее.
– Ты хитришь, Кэти. Да, ты очень хитра, но ты, знаешь ли, одновременно и глупа. Очень глупа, Кэти. Если хочешь знать, ты просто дура. Ты могла бы иметь все сразу, если…
– Тс-с.
– Я ничего такого не сказал. Ты могла получить все, и без всякого риска. Для этого тебе лишь надо было стать миссис Деммет.
Кэти Хал фыркнула в бокал, расплескав коктейль. Продолжая смеяться, она вытерла стойку бара салфеткой.
– Извини, Дэн. Я не хотела.
– Ну ладно, стерва. Даешь мне фору четыре удара, и пошли играть, – сказал Деммет и выплеснул ей в лицо свой мартини.
Но и у первого флажка она все еще смеялась.
– Бей первым, Дэн. У меня нет сил, – сказала она, опираясь на клюшку. Ее лицо раскраснелось от смеха, глаза были прищурены. – Только не бей слишком сильно, сегодня не та погода.
Доктор Деммет установил мяч поудобнее, изо всех сил злобно сжав клюшку. Хорошо, он ударит, ударит так, как и не снилось ни одной из этих наглых баб. Он обойдет ее на первой же лунке.
Мяч устремился вперед, набирая высоту, но в высшей точке подъема начал отклоняться влево и в конце концов приземлился далеко от лунки, за некошеной полосой жухлой травы, зарывшись куда-то в кучу сухих листьев. Деммет так и не смог его отыскать. Только злоба заставляла его продолжать игру, которая, естественно, закончилась полным разгромом не перестававшего злиться Деммета…
Они возвращались на электрокаре обратно. Вдруг Кэти сдвинула его ногу с педали акселератора. Они остановились.
– Дэн, тебе никогда не обыграть меня.
– Посмотрим. Посмотрим. Поехали, холодно.
– Самое большее, что ты можешь, – это свести игру вничью, но и то вряд ли. – Она положила руку в перчатке ему на колено. – Мне от тебя кое-что нужно, и тогда мы будем квиты. Так что твой труд будет щедро оплачен, я не собираюсь тебя грабить. – Она поцеловала его в мочку уха, покрасневшую от холода.
– Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты избавил меня от миссис Уилберфорс.
– О'кей. Сделаем еще одну операцию.
– Нельзя, их и так уже было слишком много. А отправить ее на тот свет сразу же вслед за сыном – это уж чересчур. У нас пока все идет неплохо, незачем портить дело. – Ее голос журчал вкрадчивым ручейком. – А кроме того…
– Что еще?
– Я хочу испытать на миссис Уилберфорс кое-что новенькое.
– Например?
– Ну, один специальный препарат.
– Дай его ей сама. Брось в стакан со сливовым соком.
– Я пыталась, Дэн. Но к ней трудно подступиться. Его необходимо вводить в организм в момент сильного возбуждения, чтобы подействовала даже малая доза. Если кровь не кипит в жилах, препарат будет действовать слишком медленно, и ее могут найти слишком быстро.
– О какого рода возбуждении ты говоришь? – спросил Деммет.
Рука Кэти скользнула вверх по его колену.
– О таком, – сказала она.
– А, понятно. И ты хочешь, чтобы это сделал я?
– Да.
– Но как? Ты же видела миссис Уилберфорс. Это все равно что переспать с танком.
– Не думай о ней. Думай обо мне в тот момент. Вспоминай вот о чем, – сказала Кэти Хал, расстегивая его брюки и наклоняясь к нему. Пар от их тел вился вверх, к ветвям сосен.
Позже Деммет поинтересовался, что это за специальный препарат.
– Не спрашивай, Дэн. Пусть это будет моим призом за сегодняшнюю победу.
Он пожал плечами. Ему было все равно.
Он встретился с миссис Уилберфорс этим же вечером в ее номере, чтобы поговорить об операции, которую сделали ее сыну. Он попытался вспомнить теплые губы Кэти там, на поле для гольфа, но от сочетания мыслей о Кэти и миссис Уилберфорс его затошнило, и он бросился в ванную. Ополоснув лицо, Деммет достал из кармана кольцо, полученное от Кэти, надел его на палец и повернулся к двери, за которой ждала миссис Уилберфорс.
Легче было бы сбросить ее со скалы…
Глава восьмая
Потолок вестибюля клиники Роблера поднимался на высоту трех этажей. В потолок упиралась рождественская елка – огромное тридцатифутовое дерево, украшенное разноцветными фонариками, стеклянными шарами и гирляндами из подарков пациентам, на которых белыми буквами были написаны их имена.
Это было первое, что бросилось в глаза двум мужчинам, вошедшим в вестибюль. Они остановились у дверей.
– Тьфу, – сплюнул пожилой морщинистый кореец, одетый, несмотря на конец декабря, лишь и голубое кимоно.
– Прекрати, Чиун, – сказал его спутник. Это был явно молодой человек, хотя верхнюю часть его лица скрывали темные очки, воротник пальто был поднят до ушей, а низ лица закрыт белым шелковым шарфом. Пожилой кореец поддерживал его под руку.
Чиун опять сплюнул.
– Только посмотри! Вы на Западе умеете все превратить в мусор. Как можно испортить дерево? Очень легко – дайте его украсить белому человеку.
– Чиун, – тихо сказал Римо, – пойди лучше и зарегистрируй нас. И не забудь, кто мы такие.
– Я с удовольствием забыл бы, если бы это избавило меня от созерцания уродства.
Римо вздохнул.
– Иди, иди.
Римо направился к кожаным креслам поодаль и сел.
За столом сидел охранник в форме, заодно выполнявший обязанности регистратора и оператора на пульте связи.
Он взглянул на старика, чья голова едва возвышалась над стойкой.
– Слушаю вас.
– Поздравляю с Рождеством, – сказал Чиун.
– С Рождеством?
– Ну да. Я хотел привнести в вашу жизнь праздничное настроение. Вам нравится это дерево? – спросил Чиун, показывая через плечо.
– Такую здесь ставят каждый год.
– Это не ответ, – сказал Чиун. – Вам нравится это дерево или нет?
– Не знаю, – пожал плечами охранник. – Я никогда внимательно его не рассматривал.
– И правильно делали.
– Вы имеете какое-то отношение к рождественским елкам? – спросил охранник.
– Нет, – сказал Чиун. – Я доктор Парк. Для моего пациента, мистера Уильямса, должна быть приготовлена палата. Я хотел бы узнать ее номер.
– О да, – сказал охранник, выпрямившись на своем высоком табурете. – Это в новом крыле, палата помер пятьсот пятнадцать.
В его голосе зазвучало подчеркнутое уважение. Хотя он понятия не имел, кто такой мистер Уильямс или стоявший перед ним старик, но его предупредили, что должен прибыть важный пациент по имени Уильямс и ему нужно оказывать всяческое почитание.
– Как нам найти палату? – спросил Чиун.
– Я провожу вас. – Охранник поднялся с места.
– Это необязательно. Просто объясните, как туда пройти.
– По этому коридору до конца. Это новое крыло. Там подниметесь на лифте на пятый этаж.
– Благодарю, – сказал Чиун.
– Доктор? – обратился к нему охранник, все еще стоя.
Чиун кивнул, давая понять, что слушает.
– А вам не холодно?
– Холодно?
– Ну, в этой одежде?
– А почему мне должно быть холодно? У вас разве отопление не работает?
– Я имею в виду, что на улице всего пятнадцать градусов.
– Шестнадцать, – сказал Чиун
– Какая разница, – сказал охранник. – Вы не замерзли?
– Я никогда не мерзну при шестнадцати градусах. И запомните: не смотрите на это дерево.
Он отошел от охранника, который почесал в затылке, посмотрел на елку и опять почесался.
– Как у нас дела? – спросил Римо, когда Чиун подошел поближе.
– Прекрасно. Мы в палате пятьсот пятнадцать. Надо быть осторожными, чтобы не подхватить насморк. По-моему, здесь не работает отопление.
– Но тут довольно тепло, – сказал Римо.
– Я знаю, но на улице только шестнадцать.
– По-моему, было пятнадцать, папочка.
– Тебе лучше побеседовать с охранником. У вас найдутся любимые темы – отвратительные елки и погрешности в показаниях термометра.
– Отведи меня в палату, – сказал Римо. – Я болен и слаб и должен лечь в постель.
– Это шутка?
– Отведи меня в палату.
Покои Римо за двести семьдесят пять долларов в день того стоили. Две комнаты – просторная, светлая, с окнами по обеим сторонам гостиная и залитая мягким светом спальня. Вместо обычной больничной тошнотворной зеленой краски стены были оклеены обоями золотисто-желтого цвета.
В гостиной находилась маленькая искусственная елка, стоявшая на ореховом комоде, и две накрашенные блондинки-медсестры.
– Мистер Уильямс, – сказала одна из них, когда Римо вошел в комнату. – Меня зовут мисс Бейнс, а это мисс Маршалл. Мы позаботимся о том, чтобы ваше пребывание здесь было приятным.
Римо хотел ответить, но Чиун вышел вперед и, указав рукой на дверь, сказал:
– Оставьте нас.
– Оставить? – переспросила мисс Бейнс.
– Я доктор Парк. Если нам что-нибудь понадобится, вас позовут.
Сестра натянуто улыбнулась, но вышла вместе с мисс Маршалл.
– Что это ты раскомандовался? – поинтересовался Римо.
– Насколько я понимаю, именно так ведут себя все врачи, – произнес Чиун, оглядывая комнату. – Тебе здесь нравится?
– Лучше, чем в некоторых мотелях, где мы были.
– Лишь одно нарушает гармонию.
Римо удивленно поднял бровь.
– Вот это, – сказал Чиун, сгреб елку с комода и, держа в вытянутой руке, словно нечто заразное, швырнул в стенной шкаф и плотно закрыл дверцу. – Вот так-то лучше.
– Не надо было этого делать, Чиун. Ты мог бы украсить ее теннисными мячами.
– Чтобы потом ты опять отказал мне в обещанном подарке?
– Обещанном, папочка? – спросил Римо. Он что-то не припоминал, что обещал Чиуну Барбру Стрейзанд в качестве белой рабыни.
– В глазах справедливого человека то, что непременно должно быть сделано, является твердым обещанием, данным миру и самому себе. Вот что отличает справедливого человека от бледного куска свиного уха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17