Советую быть откровенной, у нас есть более серьезные способы добиться признания…
Все им известно! Даже об окончании компьютерных курсов знают!
— Пытать будете? — невольно копируя следорвателя, так же спокойно спросила Людмила, но сердце от страха замерло. — Я и без пыток все скажу. Действительно, меня попросили отвезти в Краснодар какой-то мешочек… Я с перепугу его в самолете оставила… под креслом.
— Врешь, — тихо, почти шопотом, константировал очкарик. — Ничего ты не прятала. Всю дорогу следил… От души советую вернуть дискеты. Ну, зачем они тебе — развлекаться на досуге? А мы уплатим сколько потребуешь — в рублях или в валюте… Прекрати вешать лапшу на уши! Никакая ты не Коптяева — Людмила Новожилова, похитившая у советника Президента важные документы и вместе с сообщником удравшая из Москвы. Не хочешь крупных неприятностей — признавайся и возврати украденное!
— Зря вы так говорите, Бог накажет… Ничего я не украла…
Людмила понимает — стоит на краю пропасти, никто не собирается выкупать секретные досье, спрятанные в компьютерных «квадратиках». Ведь она знает, не может не знать, содержания записанных файлов, поэтому получат менты компромат — лишней минуты не проживет. Пока дискеты не найдены, можно не бояться.
— Если бы знала — мигом бы отдала, — упрямо твердила она, округляя невинные глазки и складывая сердечком розовые губки. — На кой черт мне ваши секреты, что на них купишь?
— Вот именно, — воспрянул духом капитан. — Как только получим дискеты — выйдешь отсюды свободной и… на своих ножках. В сумке не оказалось, в самолете не оставила, при тебе нет. Значит, кому-то передала… Кому?
Допрос придвинулся к самой болезненной и опасной черте, за которой — черный провал.
— Никому не передавала… Почему вы мне не верите, — всхлипнула девушка и полезла за носовым платком. — Откуда мне знать, что в том мешочке? Может выронила…
Мужчины переглянулись. Они устали — бесплодный допрос длился уже больше трех часов. Может быть, поэтому начинали верить «подследственной». Один только москвич упрямился.
— Знает она, точно знает, — твердил он, будто сплевывал. — Повезу телку в Москву, передам знающим дружанам — по ниточке вытащат, кровушку по каплям соберут. Никуда не денется — откроется, на коленях будет вымаливать легкую смерть.
Говорит, полуотвернувшись от допрашиваемой, а сам косится: струсила или все еще держится? Людмила старалась «держаться», не показать страха, твердила: ничего не знаю, зря мучаете.
В конце концов решение принято: переправить в столицу.
— Я повезу, — сплюнул щелястый посланец Николаева. — У меня не сбежит.
Капитан переглянулся с очкариком. Если москвич представлял группировку сомнительного толка, то они — официальные лица. Что скажут в верхах, узнав о том, что с таким трудом задержанную секретаршу они передали неизвестной личности?
— Не получится, — возразил капитан. — Повезете вдвоем: вы и наш человек. До аэропорта проводит сержант.
— Не доверяете? — еще больше выпятил нижнюю челюсть москвич. — Забыли — мы с вами одной веревкой связаны, в одних браслетах ходим?
Торговались в присутствии Людмилы, словно она — не живой человек, а кусок деревяшки, манекен в витрине. Капитан, поддерживаемый очкариком, гнул свою линию, москвич — свою. Ни одна, ни вторая сторона не шли на компромисс.
Сдался москвич.
— Хрен с вами, кореши, согласен. Все одно телку везти в одну фирму. Только чтобы без фокусов, — снова переключился он на угрожающий тон.
— Какие там фокусы, — отмахнулся капитан. — Ты действительно прав — одно дело делаем, одну голову подставляем.
На самом деле, милиционеры толком не знали с кем имеют дело. Внешне — представитель Министерства — об этом говорит удостоверение, подписанное Министром. По манере вести себя и жаргону — примитивный бандюга. Лучше опереться на первое, так спокойней. Пусть в Москве разбираются…
На улице потемнело, небо заволокли тучи. Будто наверху, в небесной канцелярии, стали постепенно гасить свет, лампочку за лампочкой.
Разместились в милицейском газоне по новой схеме: сержант сел за руль, рядом с ним устроился посланец Николаева, на заднем сидении — Людмила и очкарик.
Когда выбрались за город, окончательно потемнело. В ярком свете фар кружилась мошка, иногда перед носом машины дорогу перебегала какая-то живность.
— Погляди сюда, телка, — москвич вынул из-за пояса брюк черный пистолет. — Стреляю без промаха, учти. Надумаешь выпрыгнуть из машины — в лет подшибу, папу с мамой забудешь покликать на помощь.
Людмила покорно склонила голову. Ну, и дурень же достался ей в охранники! Как же бежать из мчащейся машины? К тому же, рядом сидящий прыщавый очкарик вцепился колючими пальцами в локоть.
Неожиданно милицейский «газон» обогнал верткий «жигуленок». Вильнул задом, будто проститутка, приманивающая выгодного клиента, и… резко тормознул. Сержант не успел ни свернуть в сторону, ни затормозить — в"ехал носом в задний бампфер нарушителя.
— Задний ход, падла, и — по нейтралке! — орал москвич, прижимая носовой платок к рассеченному лбу. — Скорей, дерьмовый сявка!
Но было уже поздно. Из пострадавших «жигулей» выскочило трое в натянутых на головы колпаках.
Димка профессионально вырубил сержанта-водителя, Юрка выбил из руки москвича пистолет и не менее профессионадбным ударом по горлу отправил его в забытье. Очкарик, позабыв про оружие в кармане, забился в угол сидения и выбивал зубами просьбу о пощаде.
— Милочка, скорей! — Валерка выхватил подружку из салона, поднял на руки и бегом понес к «жигуленку». — Все в норме, милая, все — о, кэй! — на ходу успокаивал он плачущую девушку. Десантники задержались. Вытащили обоймы из пистолетов, выбросили их в протекающий вдоль дороги грязный ручей. Для острастки, в виде задатка, дали по морде трясущемуся очкарику. Предварительно сняв с него дорогие очки. Все это делалось беззвучно и споро, не произнесено ни одного лишнего слова, по которому впоследствии можно вычислить напавших на милицию.
Откатили «газон» на обочину. Издали с удовольствием полюбовались результатами многотрудной работы.
— В порядке, дружище, — содрал с головы чулок Димка. — Теперь газанем… Эх, черт лысый, рацию не попортили! — крепко постучал кулаком по крутому лбу. — Овчарик сейчас подгорода поставит на дыбы… Ходу! Газуй, Юрец!
Завладевший рулем чужой машины Юрка газанул так лихо — пассажиров откинуло на спинки сидений. Димка командовал: вправо… влево… разворот. Одновременно подробно излагал дальнейшие действия.
— Сейчас выбросим Юрца около станции, пусть поторапливается в родной Тихорецк, зарабатывает алиби… Прости, друг, так надо. Морды мы спрятали, а все остальное — наружу… Заберешься к жене под бочок, проконсультируй, что и как сказать, ежели сыскари доберутся… С тобой — ясно… Теперь — с Валеркой и Людкой…
Ловко обогнали пыхтящий автофургон, свернули к станции.
— Быстро, выметывайся!
— А ребят куда?
— Мои проблемы, а тебе знать не нужно — проболтаешься. Устрою — дам знать.
Юрка бодро выпрыгнул из машины, поднял сжатый кулак. Но пассаран! Сказать ничего не успел — пострадавший «жигуль» фыркнул и исчез за углом.
— Сейчас поедем к сестре матери, тетке Горпыне, подзакусим, передохнем. Потом отвезу вас на хутор Ручьистый к дядьке Федору. Место — дай Боже, глуше не отыщешь. Живите сколько душе захочется, надумаете дать деру — звякните по межгороду. Не сами, конечно, через племяша дяди Федора… Запишите телефон.
До станицы добрались в шесть утра.
Увидев на пороге белой, ухоженной хатки дебелую казачку, девушка остолбенела. Пришлось Димке бесцеремонно схватить ее за руку и потащить в хату.
— Времени нет на разглядывания да причитания. Тетка Горпына, принимай гостей, откармливай их, как откармливешь боровков. На все — час времени, потом — сматываемся.
— Боже ж ты мой! — всплеснула пухлыми руками хозяйка. — Милая дивчинонька, все ж приихала! Да ни одна — с парубком… Я ж вас знатно подкормлю, спать устрою… Никуды не отпущу!
Вышедший на голос жены Иван не удивился, будто загодя знал о появлении московской знакомой. Скривился в понимающей полуулыбке и пошел в погреб за четвертью самогона.
Оказалось, семью Подоприхатовых доставили в милицейскую комнату аэропорта к восседающему за столом человеку в штатском. Как обрисовала его тетка Горпына: с агромадными усищами и злыми гляделками. Парни, напавшие на Людмилу, по дороге таинственным образом исчезли. Усатый мужик долго ругался на своих помощников, которые вместо девки привели неотесанных идиотов. Велел вышвырнуть их из Москвы.
Следующим же рейсом Иван и Горпына отбыли на родину.
И вот — неожиданная встреча!
Тетка долго не соглашалась отпускать «гостеньков», обещала зарезать барашка, сготовить настоящий кубанский борщ — ложка стоит! — попотвечать вкуснейшими пирогами с капустой. И весь этот монолог — на фоне стола, заставленного закусками всех видов: и холодными, и горячими.
Гости наелись доотвала, до тошноты. Впору завалиться на мягкие пуховики и задать храпака до следующего утра. Ведь скоро сутки, как Людмила — на ногах. И — на нервах.
— Спасибочко, тетка Горпына, — поднялся из-за стола краснодарский сыщик. — Знатно угостила… Треба уезжать, пока коллеги не припожаловали.
Упоминание о «коллегах» будто согнало сон — Валерка и Людмила выскочили к машине.
Тетка Горпына поняла — не удержать, и стала набивать об"емистую котомку с"естными припасами. Словно собирала в ту же Антарктиду, где — не попить и не поесть. Димка страдальчески морщась, пытался выправить погнутый задний бампфер.
— Потерпи, голубушка, — жалостно уговаривал он «жигуленка», будто раненного друга. — В городе отгоню тебя к Петьке, пройдешь полный курс лечения… Долго еще ожидать, тетка Горпына?
— Да ни, все готово, племянничек, ихайте на здоровьичко, — приговаривала казачка, загружая машину свертками и сверточками. — Жалкую, покидаете… Иванко, иде ты?
Дядько Иван втолкнул в багажник двухлитровую бутыль с мутным содержимым. Глаза замаслились — наверно, отведал самогончика, убедился в его крепости и добротности…
До хутора Речьистого — три часа ходу по хорошей дороге и пять часов — проселком. Димка выбрал проселок. И не только из соображения безопасности.
— Та самая «хорошая дорога» заканчивается в десяти километрах от хутора, потом — полоса препятствий. Малейший дождик, — кивнул он на хмурое небо, — не доберешься — утонешь. Милое, доложу тебе, местечко. Будто сам Бог приготовил его для вас…
Но и проселок оказался не лучше. В этом москвичи убедились на собственной шкуре, вернее — на задних частях тела. «Жигуленка» клонило то влево, то вправо, он с ревом раненного зверя вырывался из грязевых ловушек, подпрыгивал на выпирающих корнях деревьев, проваливался в коварные ямы.
— Давай, ласточка, поднатужься, милая, — подбадривал Димка машину. — Немного осталось — пара километров. Приедем, подправлю тебе попку, выправлю, подкрашу…
К вечеру добрались, наконец, до хутора.
— Спрячьтесь, как куры на насесте, — посоветовал десантник. — Тише воды, ниже травы. Мне пора в Краснодар.
— Одна просьба, — остановил его Валерка. — Возьми конверт. Передай Юрке. Его жена работает проводником поезда «Новороссийск — Москва», пусть бросит письмо на московском вокзале.
— Сполню, можешь не сомневаться.
— И у меня — просьба! — воскликнула Людмила. — Валерик, напиши маме от моего имени, а? Пусть не волнуется — скоро приеду…
Валерка вырвал из ученической тетради два листа, достал припасенные конверты. Несколько минут подумал, усмехнулся и принялся за письма. Одно написал мгновенно, нарочито ученическим почерком школьника начальных классов, над вторым помучился подольше.
Пока Валерка, то и дело переглядываясь с дувушкой, трудился над письмами, сыщик критически оглядел неуклюжий дедов верстак, разложил на тряпице инструменты и принялся сноровисто снимать покареженный бампфер. Видимо, не терпелось ему подремонтировать резвого «скакуна». Плюс — появляться в городе в таком непотребном виде не только противно, но и опасно. Тот же очкарик поглядит на задок машины и сразу заподозрит неладное.
— Потерпи, милая, сейчас все сделаю, ласточка, — снова и снова приговаривал он, болезненно морщась, будто физически чувствовал боль «жигуленка». — Окажу тебе первую «медицинскую» помощь, а уж в городе Петька вылечит окончательно…
— В Краснодаре «Комсомольскую правду» получают?
— Обижаешь, парень, — не переставая бить резиновым молотком по прилаженному к верстаку бампферу, ответил Димка. — Все газеты приходят, кой-кто даже «Московский комсомолец» почитывает.
Наконец, Валерка запечатал письма, написал на конвертах адреса и подал «почтальону».
— Передай Таське — бросить только в Москве.
— Сделаю.
— И еще — просьбишка. Как появится в «Комсомолке» частное объявление о покупке антиквариата в виде старых орденов-медалей, дай знать.
— Понял.
Под утро, оставив Валерку с Людмилой в хате дядьки Федора, сыскарь поспешил в город. Подстегивала не только необходимость быть на службе, но и и подстерегающая опасность разоблачения. Друзья по уголовке, конечно, прикроют, но вполне возможно — в дело вмешается госбезопасность. Как не говори, похищена не просто симпатичныя телка — секретарша политического деятеля крупного масштаба. Выговором не отделаешься.
С гудящей после двухсуточного недосыпа головой Димка подчеркнуто резво вбежал в свою рабочую комнату. Во время — не прошло и пяти минут, как звонок секретарши вызвал его в кабинет начальника.
— Небось, всю ночь квасил, растленная личность? — почти обнюхал подчиненного подполковник. — Работать сможешь или отправить на излечение от алкоголизма в госпиталь?
— Могу, — пробормотал сыщик, изо всех сил удерживая веки в поднятом положении. — Племяшка заболела — двое суток от ее постели не отходил.
— В позапрошлый раз — сердечный приступ у матери, в прошлый — печеночные колики у отца, теперь — племяшка… Гляди, Димка, я ведь могу и рассерчать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36