— Успокойся, — Витюня достал из кармана носовой платок, вытер слезы, текущие из глаз ребенка. — Нам нужно с тобой поговорить…Постепенно девочка пришла в себя, перестала плакать и стала отвечать на наши вопросы. Едва слышно, неуверенно.Оказалось, что во время недолгого разговора с приехавшим «дядей» мать почувствовала себя плохо. По счастливой случайности к соседу-пенсионеру приехала «скорая». Она и увезла женщину в больницу.— Ты не слышала о чем дядя говорил с матерью?— Нет… сидела на улице…Остальное мы с Ваютиным додумали сами. 27 Не в пример глааврачу больницы в Майском, местный эскулап — молодой и решительный. Говорит резко, отрывисто, будто дрова рубит.— У больной Тиберидзе — обширный инфаркт. Никаких свиданий, никакмх допросов. Запрещаю.Ваютин разочарованно спрятал служебное удостоверение. Понял — глухую защиту врача не прошибить, просьбы и настояния отлетают от него, как теннисные мячи от стенки. Да и настаивать глупо: инфаркт не насморк и не головная боль.— Когда она сможет ответить на вопросы?Доктор задумчиво посмотрел в окно. Словно пытался отыскать там ответ.— Трудно сказать. Позвоните через недельку.Для него неделька — минимальный срок, для Ваютина — терпимый, для меня — вечность. До конца пребывания в санатории остается меньше двух недель.Но ничего не поделаешь, пришлось изобразить радостное согласие.Вышли мы из больницы, огорченно повздыхали. Жаль, конечно, проводницу, но её не ударили ножом, не застрелили, не подсунули ядовитое питье, незаметно пройдет неделя, поговорим, разберемся. Главное — узнать, о чем говорил с ней Ларин, что вызвало сердечный приступ?— Беру тайм-аут, — с извинительной улыбочкой об»явил Ваютин. — Когда-то и своими делами надо заняться. Не все же помогать…недоумкам. Как бы начальство на дыбы не поднялось: за что вам деньги платим, господин сыщик?… А у нас, между прочим, обстановочка не лучше московской. Так что — звони, информируй.Я понимаю Витюню. Сам недавно варился в такой же криминальной каше, а у него она, возможно, погуще. Иногда даже булькает. Под боком идет война в Чечне, плюс — курортный сезон, когда на Кавказ тянутся не только законопослушные граждане страны, но и бандитское отребье.— Сражайся, — разрешил я. — Успехов тебе. Мне придется побегать по процедурам. Врачиха, небось, весь санаторный персонал поставила по стойке «смирно» — куда потеряли болящего отдыхающего, почему он не ныряет в предписанные ванны, не подключается к электросетям лечебных кабинетов?Треплюсь, а на душе — муторно. Закружат Ваютина служебные делишки, что я без него?Вместе доехали до центра города, распрощались и я отправился в родной санаторий. Дежурные успели приучиться к поздним моим возвращениям с «прогулок», поэтому особых скандалов не предвидится. Тем более, что время — детское.Первый этаж третьего корпуса отведен под врачебные кабинеты, комнаты медсестер, хозяйственные закутки. На втором этаже в двенадцатой палате — мы с Лариным. На третьем — сорок шестая комната, девичий теремок, в котором щебечут две птахи — Ленка и Людмила.Разве навестить? Если «пташки» не балдеют в обнимку с телевизором в холле — читают детективы и романы про возвышенную любовь с сексуальным уклоном.Коридор третьего этажа пуст. Из комнаты отдыха слышна громыхающая музыка — на полную мощность включен телевизор. Мое отношение к нему двоякое. С одной стороны — будто смотришь в бурлящий мир, впитывая в себя все его болячки. С другой — поднадоели заверения политических боссов, в которые не веришь, вызывают омерзение слишком уж откровенные сценки любвишки, претит зарубежная помойка, выливаемая почти круглосуточно на головы российских телезрителей.Но сейчас я думал не о потоках грязи — совсем о другом.Прошло чуть болльше недели со дня трагической кончины Крымова. Как бы Ленка не изображала полнейшее равнодушие — чувствовались давящие на неё беспокойство и горечь. Иногда в самый разгар оживленной беседы улыбка сползала с лица, глаза тускнели. Когда я, забывшись, произносил имя Крымова, она вздрагивала и испуганно оглядывалась.В принципе, иначе и быть не может — ушел из жизни самый близкий человек, с которым прожито больше двух лет.А я, похоже, собираюсь поухаживать за вдовой, добиться взаимности и овладеть знакомым до мелочей женским телом. Не говоря уже о высокой нравственности, такое поведение омерзительно.И все же отказаться от встреч с Леной я не мог. Она притягивает меня к себе, как магнит притягивает металлическую стружку.Всячески ругая себя, проклиная на чем свет стоит грубое мужское желание, я поднялся на третий этаж и в нерешительности остановился на лестничной площадке.Сначала не мешает заглянуть в комнату отдыха — вдруг Крымова сидит там и незряче смотрит на экран телевизора. Нежничать не стану — посижу рядом, постараюсь ободрить, отвлечь от непростых мыслей.Войдя в коридор, невольно взглянул налево. Туда, где находится заветный теремок. Дверь напротив приоткрылась, из неё выглянул плешивый мужчина.Ба, знакомая личность! Тот самый — в шортах, на которого положила глаз ленкина соседка.Мужик оглядел пустой коридор, меня не заметил. Не оборачиваясь, что то сказал. Из-за его спины выпорхнула… Людмила. Прошлась ладонями по взлохмаченной прическе, одернула помятую юбку. Напевая, запрыгала в сторону сорок шестой комнаты.Все ясно — ярким пламенем запылала санаторная любовь. Долго ли она продлится и чем закончится — давно известно по опыту многочисленных подобных связей между отдыхающими. Мужчина сердечно распрощается с любовницей и поедет к законной супруге. Женщина — к такому же законному муженьку.Противно и… естественно.В комнате отдыха Лены не оказалось — сидели одни пенсионеры, комментируя последние известия. Стучать в двери «теремка» не хотелось. Сейчас там отряхивается, словно утка, вылезшая из воды, простушка. Возможно, взахлеб делится с соседкой впечатлениями о только что состоявшемся «сеансе секса».Я спустился на свой этаж.Ларин не спал — лежал поверх одеяла в спортивном костюме и лениво просматривал газеты. На тумбочке рядом с кроватью — бутылка сухого вина и несколько яблок. Типичный санаторный натюрморт.— Как провели день?Вопрос задан без ехидной насмешки. Обычное равнодушное любопытство, когда особо интересоваться нет необходимости, а молчать — неудобно.— Не особенно удачно, — блондин отложил газету и провел ребром ладони от груди в мою сторону. Будто оттолкнулся. — Ездил к проводнице…— К проводнице? — изобразил я удивление. — Зачем?Удивляться нечему. Степан Степанович — умный мужик, он понял — его «засекли» и спешит первым развеять возможные подозрения.— Утром в поезде перед приездом в Минводы я оставил в туалете не только мыло, зубную пасту. но и бритву… Что касается мыла и пасты — дело легко поправимое, сходили мы с вами в магазин и я купил, а вот бритву, признаться, жаль. Хорошая, безотказная. Привык к ней.Болтай, болтай, хитрец, изворачивайся, будто дождевой червь на мокром асфальте! Мне понятны все твои ухищрения. Издеваясь про себя над неуклюжими потугами лжеца, вслух — посочувствовал. С тем же оттенком равнодушия.— … хотел было приобрести новую, но подумал: зачем? Не проще ли обратиться к проводнице? Узнал в резерве проводников адрес и поехал.Придется подыграть.— И удачно с»ездили? Проводница возвратила оставленные вещи?На лице блондина — максимально грустное выражение. Нисколько не удивлюсь узнав, что перед моим приходом он репетировал его перед зеркалом.— Я ведь уже сказал — неудачно… Как на грех, проводницу прихватил сердечный приступ и её увезли в больницу… Попытался разговорить дочку — ничего не знает… Да и распрашивать неудобно — что перед инфарктом какая-то бритва?… Кстати, кажется, вы тоже ездили по тому же адресу, не исключено — с аналогичным вопросом… Я не ошибаюсь?Выражаясь военным языком, Ларин, отбив мою атаку, перешел в наступление, из допрашивамого превратился в следователя. Сделано это так умело, с такой легкостью, что я на мгновение замешкался.Что ему ответить? Согласиться с пропажей каких-то вещей — глупо и неправдоподобно, отрицать — ещё глупей. Говорят, современный компьютер способен просчитывать миллионы вариантов. Так вот моя бедная голова в эти минуты превратилась в некую электронную машину коллосальной мощности.Найден саыый правдивый вариант.— Видите ли, моя жена — большая любительница экзотических растений. Вся квартира заставлена фикусами и магнолиями. Разговорился в поезде с проводницей и вдруг оказалось — она тоже любит экзотику. Мало того, вывела интересный экземпляр — не упомню названия, которого нигде не достанешь… Вот я и решил выпросить…Сейчас дотошливый блондин ехидно ухмыльнется и осведомится о моем спутнике… Нет, не спросил. Наоборот, перевел разговор на другую тему. Переключился на санаторные будни и, конечно, лечение. Будто перебросил стрелку на железнодорожном пути.— Удивляюсь я вам, — охотно «поехал» я по предлагаемой «ветке». — С процедур — в столовую, оттуда — в корпус. Телевизор не смотрите, дамами не интересуетесь… Небось, скучно до жути?— Привык. А чем ещё прикажете заниматься? Круглосуточно играть в преферанс? Терпеть не могу карточных игр, начиная с примитивного «дурака»… Глушить мозги алклголем? Избавьте, они и без того забиты… банковскими операциями. Ошупывать перезрелые прелести санаторных красоток? Какая гадость? Предпочитаю спать или читать газеты…— По утрам в вестибюле столовой продаются экскурсионные путевки… Такой вид отдыха вас не улекает?Сам не знаю зачем я пытаюсь «раскочегарить» соседа. И напираю при этом на экскурсии. Будто совместная поездка в тот же Кисловодск позволит мне поглубже проникнуть в наглухо закрытые недра души Ларина.Может быть, действительно поможет?В ответ — ставший привычным, жест — отталкивающее движение руки.Дескать, уже говорил вам о нежелании трястись в автобусе, слушая глупые повествования экскурсовода. Отстаньте от меня, все равно ни за что не соглашусь!— Побаиваетсь бандитов?Ларин тягуче улыбнулся. Словно процедил эту улыбку через два слоя марли.— Да. И не просто, как вы выразились, побаиваюсь — по настоящему боюсь. Я ведь человек мирной профессии. Глядеть в дуло дурацкой железяки, неизвестно почему именуемой «автоматом»? Ни за что!Блондин так сощурился и с такой нервозностью повел узкими плечами, что на этот раз я ему поверил — боится. До выступающего на теле пота, до дрожи в коленках, до головокружения. Так притворяться может только талантливый актер, каким я соседа не считал.— Ладно, оставим неприятную для вас тему. Не хотите полюбоваться развалинами какой-нибудь крепости или красотами Кавказских гор — ваше дело… Вчерашний номер местной газеты просматривали?— Стараюсь местную прессу не баловать своим вниманием, — вычурно ответил банковский клерк и я понял — не просто просматривал, а внимательно изучил. — А что там? — равнодушно спросил он.— Опубликован очерк о нападении террористов на больницу в поселке Майском… Тот самый поселок, где умер Крымов.Я говорил и не сводил испытующего взгляда с собеседника… Побледней, паразит, шевельни растерянно белобрысой бровью… Откинься на спинку стула…Не железобетонный же ты, в конце концов!Ларин не шевельнул бровями и не побледнел. Все тот же отталкивающий жест, все та же презрительная улыбочка.— Вот как! Признаться, терпеть не могу детективы. И напечатанных и реально происходящих в жизни. Предпочитаю политические баталии и биржевые новости. А вы, похоже, поклонник разных расследований, таинственных убийств и замаскированных ограблений… Не осуждаю. Каждому — свое.Вот это подвел мину! Остается нажать на кнопку и сыщик из уголовного розыска Козырьковского района превратится в некую туманность! Я постарался не показать растерянности, повернулся к окну, поправил смятую портьеру.— Не стану отрицать — люблю детективную литературу. В ней отражается наша гнусная жизнь. Со всеми трудностями и прегрешениями. Что же касается трагедии в Майском, то я знаю о ней не только из газетного очерка.Пришлось ввести Ларина в пережитое мною и Ленкой. Утаив, конечно, некоторые детали. Говорил так красочно, описывал террористов и особенно их главаря такими сочными тонами, что собеседник просто обязан выразить свое отношение к драматическим событиям.Ларин ограничился сочувственным покачиванием головы.— Все сказанное вами ещё больше укрепляют мое отвращение к всевозможным поездкам и прогулкам за территорию санатория. Отныне — лечение и питание, питание и лечение, — жестко очертил он рамки пребывания на Кавказе.Кажется мои усилия «расколоть» блондина закончились поражением… 28 Звонить в Козырьково мне не пришлось. Видимо, ребята представили, какие непоправимые потери нанесут скудному бюджету отпускника междугородние переговоры. Позвонили сами. Естественно, не в санаторий — в пятигорскую уголовку. Сообщил мне об этом Витюня.В нарушение всех законов конспирации он нагло заявился в мою палату. В полосатой безрукавке и дурацкой белой кепочке Ваютин ничем не отличался от отдыхающих.В это время в санатории — мертвый час. Который, кстати говоря, никто не соблюдает.Полное безветрие. Обожженые листья поникли, занавеска на открытом окне обессиленно опустила крылья, солнце безжалостно прожаривает все живое. Мы с Лариным лежим проверх одеял в одних трусах. Пошевелишься — обливаешься потом, попьешь воды — потеешь ещё больше. Единственное спасение — холодный душ. Но не будешь же весь день стоять под холодными струями. Поэтому мы предпочитали лежать неподвижно, пить поменьше и не разговаривать, не тратить попусту накопленную энергию.И вдруг — легкое постукивание в дверь. Кого ещё несет в мертвый час? Сестры дремлют на своих рабочих местах, санитарки — где попало. Да и вряд ли они осмелятся нарушить послеобеденный покой. Мелькнула мысль о Ленке, но я отверг её — ангелочек не так воспитана, чтобы без приглашения вторгаться в мужскую обительНе дождавшись разрешения, в комнату вошел… Витюня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23