Вторая, не менее болезненная, проблема — мать. Ежедневные звонки по телефону ничего не дают — дежурная медсестра информирует: состояние средней тяжести. Ничего себе — средней, когда женщина все ещё без сознания. Просто необходимо попросить Вавочку ещё раз воздействовать на своих друзей — академиков и профессоров.
Третяя, неожиданно выпрыгнувшая — навестить Сансаныча. Человек, можно сказать, спас ему жизнь, в трудную минуту, не считаясь с опасностью для себя, приютил бездомного беглеца в своем гараже. А неблагодарная скотина ни разу не вспомнила азартного автолюбителя. Не говоря уже о материальной благодарности.
Подумав о «благодарности», Родимцев неожиданно увидел на знакомой скамье добродушно улыбающегося Рекса. Сидит парняга, привычно потирая больную коленку. Больше месяца прошло, но ничего ему так и не помогло: ни хитрые мази, ни утомительные физиотерапевтические процедуры. Увидев дружка, хитро подмигнул и кивнул на место рядом с собой. Присаживайся, мол, побазарим.
Николай охотно принял приглашение.
— Что творится в нашем курятнике? — первым начал он беседу. — Все ходят, будто радикулитики или наложили в штаны.
— Тс-с, не гони волну, десантник. Против хозяина возбудили уголовное дело. Вызвали на допрос.
— Что нибудь серьезное?
Рекс помолчал. Либо выстраивал в голове очередную дезу, либо не хотел полностью раскрываться.
— Мелочевка, — наконец, ответил он, пренебрежительно махнув рукой. — Зацепили менты какую-то вшивую фирму, принялись разматывать клубок и докопались до её связей с Ольховым. Не штормуй, дружан, хозяин выкрутится, ему не впервой… Больше ничего не скажу — сам не знаю.
— А где болтаются Ром и Полкан?
— На задании… Послушай, Колька, не мое это дело, но хочу по дружески предупредить: кончай баловаться с Вавкой, добром не кончится. Отрубят глупую голову и скажут — так и было.
— Сам разберусь! — ощетинился Родимцев. — Не маленький!
— Твои проблемы. Мое дело — прокукарекать… Все же, подумай…
Разговор приобретал обидный характер. Особенно, для такого самолюбивого и излишне самостоятельного парня, каким был Николай. Он хотел уже рапрощаться и уйти, но вдруг из кустов вынырнула знакомая фигурка хозяйского стукача. Набалдашник на носу победно багровел, безгубый рот растянут в насмешливой улыбочке.
— Базарите, дружки?
Друзья обомлели. Положение казалось безвыходным — стукнет мерзкий урод хозяину — неприятностей не оберешься. Дружеския отношения между телохранителями и рядовыми охранниками здесь не поощряются. Самое малое, что ожидает десантников — выбросят из особняка на улицу. Как раньше выражались, без согласия профсоюза и выходного пособия.
Бобик стоял, ехидно морщил и без того морщинистое лицо.
Первым опомнился Павел.
— Ты ведь знаешь, что мне поручили контролировать нового телохранителя. Неужели Борис Моисеевич тебе не говорил?
Придумка — на подобии изгложенной кости, брошенной породистому псу. Но на безрыбье и рак рыба — вдруг Бобик поверит и не станет спрашивать банкира. Насколько Родимцев успел изучить характер хозяина, тот терпеть не мог спрашивающих, окидывал уничтожающим взглядом и показывал спину.
— Говорил, — пробулькал Бобик. — Вот только я не знал, что вы будете обниматься… Иди, хозяин велел, — повернулся он к Родимцеву. — Разленился ты — сил нет!
Николаю тут же вспомнились опасные беседы с хозяйской дочкой, её откровенный интерес к плавкам физкультурника. Неужели Борис Моисеевич разозлился и сейчас начнет чинить расправу? Страха не было, будто на ковер вызывали другого человека. Того же Пашку.
— Не понял? — снова с»ехидничал стукач. — Успокойся, Шавка, я пошутил, хозяин не тебя требует — Рекса. Ты остаешься на десерт.
Рекс весело похлопал друга по плечу.
— Ништяк, десантник, — перешел он на жаргон воров и грабителей. — Не штормуй, все будет о-кей. Главное, держи хвост пистолетом… Пошли, вонючий квазимода!
С подачи Родимцева Павел тоже стал называть урода именем ключника Парижского собора Богоматери. Бобик в ответ, на всякий случай, хихикал. То ли соглашался с новой присвоенной ему кликухой, то ли смеялся над дерзким парнем.
Несмотря на разрекламированный Верой Борисовной интелектуальный багаж семейного секретаря, Николай почему-то был уверен в том, что Бобик дальше сказки об Иванушке-дурачке так и не шагнул.
Конвоируемый уродом, Рекс ушел и будто провалился сквозь землю. Прошел день, другой. Используя свободное от поездок с хозяйкой по городу время, Николай часами бродил по парку, с тоской поглядывал на пустующую скамейку, спрятанную в кустах. В столовой засиживался допоздна — вдруг появится Пашка. Пройдет мимо, украдкой мигнет — все в норме, десантник, не гони волну!
Неужели банкир расправился с ослушником? Конечно, не сам, для этого у Ольхова есть опытные, безжалостные мастера. В подвале особняка они выпытали у провинившегося парня мельчайшие детали его бесед с новым телохранителем — с кровью, с муками. А потом — пристрелили или — ножом по горлу.
Первобытный ужас прочно поселился в душе Родимцева. Ужас и гнев. Неизвестно, чего больше.
Прошла неделя. В середине второй Рекс об»явился. Во время завтрака в столовой. Хмурый, усталый, обычный румянец выцвел, сменившись серым налетом. И все же нашел силы подмигнуть другу. Незаметно для сидящих за столиками парнями мотнул головой в сторону выхода.
Встретились, как обычно, на скамейке.
— Где пропадал? — глядя на предательский кустарник, из которого прошлый раз выполз ядовитой змеей Бобик, спросил Родимцев.
— Можешь не таиться. Хозяин одобрил наши дружеские отношения, приказал Бобику не вмешиваться… Где был, спрашиваешь? Одно могу сказать: там меня уже нет. Так же, как нету Рома и Полкана. Все, дружище, больше не спрашивай, все равно не отвечу…
Почему-то Родимцев увязал вместе два, казалось бы, разных события: полуторанедельное отсутствие Рекса и покушение на видного бизнесмена в Самаре. Там взорвали «мерседес». Вместе с его владельцем, водителем и двумя охранниками. Так ловко, что милицейские сыщики не смогли обнаружить ни следов адской машины, ни свидетелей трагедии.
Николая охватили недобрые предчувствия.
Они усилились при известии о том, что банкир «разрешил» своей шестерке Рексу общаться с Шавкой. Официально. Значит, близится время откровенной вербовки Вавочкиного телохранителя в особую группу…
Лето катилось к осени. Тополиный пух вертелся-кружился по аллеям парка, снежной россыпью лежал на скамейках. Чаще гремели грозы, но без ливней — слезливо капал нудный дождик. Соответственно с приближающейся осенью портилось настроение.
Два раза в неделю Ольхов вызывал нового стукача, требовал подробного доклада о времяпровождении дочери. На первых порах Николай терялся, потом научился мешать правду с ложью, придумывать посещения выставок, презентации новых книг, невинные прогулки по паркам столицы.
Расхаживая по кабинету, банкир изредка подбрасывал хитрые вопросы, уточнял детали. Ложь сходила с рук.
— О чем ты беседуешь с Верочкой?
Удивленный взгляд, непонимающее пожатие плечами.
— О чем может разговаривать слуга с хозяйкой? Выполняю приказания.
— Навещает тебя Верочка?
— Конечно. Скучно вашей дочери, не с рядовым же охранником ей базарить? Вот и интересуется моей биографией, матерью. Обычное дело.
Ольхов недоверчиво смотрел на стукача.
— Гляди, Шавка, вздумаешь завалить девочку — пожалеешь, что на свет родился.
Николай обиженно наклонял голову. Про себя — язвительно ухмылялся. Значит, не все прослушивает с помощью мкрофончиков банкир, иначе говорил бы по другому.
Вот уже полмесяца Ольхов не требует отчетов, не вызывает к себе телохранителя-водителя драгоценной своей дочери.
А она почти каждое утро появляется в комнате Родимцева. Привычно усаживается к кресло, заинтересованно наблюдает за манипуляциями с гирями и гантелям. Конечно, основное внимание не на спортивные снаряды — на полуголого парня. Так и прожигает горящими взглядами его мускулистую фигуру.
Непонятно, недоумевал Родимцев, может быть, у телки — не изученные пока сексопатологами, извращения? Получает наслаждения от одного вида мужского тела? Вон как оглядывает его — от головы до ног.
А ему-то что до сексуальных болезней Ольховой — пусть себе балдеет, от него не убудет.
— Хочу малость порадовать тебя, — Вавочка сегодня одета в скромное светлокоричневое платьице. Ни золотых сережек, ни янтарных бус, ни колец. Прямо-таки гимназисточка, ещё не вкусившая отравленных прелестей жизни. — Грузин проинформировал — нашли щипачей, напавших на Ольгу Вадимовну. Соответственно, наказали. Одного сейчас поджаривают на сковороде в аду, другому, в виде профилактики, отрубили по два пальца на каждой руке, третьего по причине малости лет помиловали… Доволен?
Вот тебе и доброта, и чуткость невинной банкирши! Самая настоящая людоедка, с садистскими наклоностями!
— Спасибо… Кстати, хочу попросить у вас отгул, — официально, опасливо поглядывая на репинских бурлаков, обратился к хозяйке Николай. Николай. — Очень нужно.
Девица помотала кудрявой головой, будто вытряхивала из неё далеко не безгрешные мыслишки. Недоумевающе поглядела на телохранителя.
— Когда это ты, младенчик, перетрудился? — манерно приложила ко лбу наманикюренные пальчики. — Что-то не припомню.
Пришлось напомнить забывчивой хозяйке ночные поездки в казино, на сборище лесбиянок и гомиков, на разные шоу. В том числе, в некий новорожденный женский клуб, в котором демонстрировались голые мужики. В мужской — с показом женской наготы. Для сравнения и оценки, как об»яснила экзальтированная девица.
Напомнил осторожно, чтобы, не дай Бог, не обидеть легковозбудимую хозяйку. Обидится — вспыхнет бенгальским огнем — не сразу погаснет.
— Гляди-ка, все запомнил… Может быть, записал? Впрочем, мне бояться нечего — твои проблемы… И как же ты собираешься использовать этот самый… отгул?
Услышит о желании навестить матушку, немедленно запылает и навяжется в попутчицы. Упомяни о назначенной школьным приятелем встрече — такая же реакция. Хозяйка обожает о ком-то заботиться, с удовольствием слушает доброе о себе мнение окружающих. Неважно, кто они: прислуга, охранники, почтальоны. Еще больше любит всевозможные развлечения — встречи с друзьями, веселое застолье, всевозможные представления.
Не говорить же о свидании с сотрудником ФСБ? Советов и инструкций — на полдня. Но дело не в советах — вдруг Вавочке придет в голову идея открыться отцу. Вот, дескать, какого интересного охранника-водителя себе прибомбила — с чекистами встречается на равных, обсуждают разные проблемы.
Как воспримет Ольхов подобное известие? Не заподозрит ли предательство?
Пришлось сказать полуправду. Дескать, заболел отцовский приятель — радикулит скрутил — попросил навестить, помочь отремонтировать легковушку. Расчет на то, что чистюля не захочет пачкать в машинном масле изнеженные ручки.
Так и получилось.
Девушка загрустила. Или сделала вид, что загрустила. Артистка, каких не найти в московских театрах!
— Ну, ежели попросили, да ещё больной человек, поезжай. Только, избави Господи, не на общественном транспорте. Измучаешься. Бери «фордик», — и тихо добавила. — Быстрей возвратишься…
Вот это подарочек, весело размышлял Родимцев, сидя за рулем черного красавца. Вместо того, чтобы толкаться в переполненных вагонах метро и автобусах, пошевеливай с показной ленцой баранкой, презрительно поглядывай на бесправных, утомленных пешеходов. А если к престижной иномарке добавить спрятанный под новенькой голубой ветровкой — очередным подарком заботливой Вавочки — «макарыч», вообще Бог. Или ближайший его апостол.
Первый бросок — домой. Проверить сохранность жилища, заодно позвонить Антону. Звонок из особняка Ольхова исключается, с уличного автомата — тоже не в цвет. Авось квартирный телефон не прослушивается.
Времени достаточно, поэтому Николай не торопился, аккуратно соблюдал правила дорожного движения, терпеливо выстаивал в многорядных пробках.
Бояться нечего. Вавочка и её отец, если им верить, сняли угрозу расправы, но Родимцев все же иногда окидывал подозрительным взглядом соседние легковушки и тротуар. Не высунется ли смертельное жало автомата?
Ничего особенного не происходило. Владельцы иномарок и родных машин беседовали со своими пассажирами, шутили, ругались, матерились и ухаживали. Женщины старательно поправляли макияж, отчаянно кокетничали с кавалерами или грызли мужей. На «фордик» и его водителя никто не обращал внимания.
Во дворе Николай поставил машину на детскую прощадку, между «опелем» и «фольксвагеном». Не покидая её, снова огляделся.
Обстановка вокруг родной, черт бы её прибрал, хрущебы не изменилась. Играют в футбол и в прятки неутомимые малолетки. Выгуливают собак престарелые пенсионеры. Азартно обмениваются свежими новостями, покачивая коляски с младенцами, мамаши. Судачат, провожая заинтересованными взглядами проходящих, старушки.
Скукотище! И — полная безопасность.
Запереть «фордик», поставить его под разрекламированную электроннуюю охрану — дело минуты. По водительски подбрасывая и ловя связку ключей, парень пошел к знакомому под»езду с разбитой дверью, упорно вцепившейся в одну единственную петлю. Будто утопающий в спасательный круг.
— Коленька, милый, возвернулся! — ликующе прошамкала баба-Настя, известная во всем квартале сплетница. — Кудай-то ты пропал, мальчишечка, мы уже стали беспокоиться. А тут ещё — несчастье с твоей мамашенькой… Где был, родной?
— В командировке.
— Далече ли?
Не отвечая, Родимцев ограничился многозначительным пожатием плечами. Дескать, коммерческая тайна за семью печатями, разглашать не имею права.
Вошел в под»езд, поднялся на второй этаж. После освобождения из колонии он поставил металлическую дверь с глазком — вместе с матерью наскребли по сусекам нужные для этого деньги. Сейчас постаревшая темнокоричневая винилкожа заляпана грязью — малолетки постарались, глазок разбит — это уже поработали не пацаны, бери выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35