В подтверждению сказанному — еще один выстрел. На этот раз — попадание. Не серьезное — Дюбин отделался царапиной на щеке.— Но ты всем мне обязан. Забыл?— Все помню, Крест не целовал, ручку не лобызал. Какие там обязательства? Сошел ты по глупости с поезда, теперь — не взыщи. Поезд катится дальше.— Но паровоз-то — угнанный. Мой паровоз!— Твой, говоришь? Ай ли! Про Дарвина слышал? Про его естественный отбор читал? Я сейчас сильнее — вот и весь базар про паровоз. И отберу тебя. Точно по науке, чтоб не было ни разборок, ни дележа имущества, всей этой тошниловки. Как после развода. Конечно, спасибо тебе за все. Но от Дарвина не уйдешь. Молись!— Кому молиться а кому петь реквием, мы еще поглядим. До встречи в аду, Юрашик!Увидев на мгновение высунувшегося противника, Дюбин выстрелил навскидку. Ответа не последовало. Неужели попал? Похоже, дерьмовый снайпер либо отдал душу Богу, либо серьезно ранен. А вдруг притворяется? Прыгнешь к желанной лоджии и глотнешь пулю.Не стоит рисковать. Заработать еще одну дырку в уже не раз пострадавшей шкуре — незавидная перспектива!Прошло несколько долгих минут... Дюбин решился! Прыжок к двери, ключ в замке провернулся... Путь к спасению открыт!Во время! По коридору загрохотали шаги шестерки Юраша. Это не шлемоносец, отправленный в глубокий нокаут и не черномажзый со сломанной лапой. Скорей всего, парнишка, пробивший башкой стеклянную перегородку.Прыжок с лоджии. Приземился неудачно — нечистый подсунул под голову увесистую каменюку. Но сознание не потерял — на подкашивающихся ногах добрался до калитки.А появившийся в комнате Юраш, поддерживаемый истекающим кровью от порезов стеклом парнишкой, в изумлении застыл на месте. Он не был ранен — сбитый пулей большой кусок лепниы оглушил его.Мертвец испарился. Ведь он видел, как пуля попала в голову бывшему дружану! Куда же делось его бездыханное тело? Скорей всего, колдун провалился в Преисподнюю к своему хозяину — Сатане.— Цирк, блин... Запудрил мне глаза, иллюзионист дерьмовый, елки-моталки...
Выбравшись за ограду особняка, Дюбин в изнеможении опустился на землю. До машины не добраться. Ноги перестали слушаться, в голове — разноцветный хоровод.Придется ловить левака.Не пришлось! Из дома-барака, стоящего напротив особняка, вышла кокетливая дамочка, обвешанная украшениями, как новогодняя елка игрушками. Наверняка, фальшивыми. Вряд ли она живет в этой развалюхе. Скорей всего, навещала немощных родителей, отдала дань родственным чувствам и теперь торопится домой. К любимому супругу и страдающим детям.Подошла к серебристому «мерсу», щелкнула брелком.— Девушка... прошу... Мне — до Остоженки...— Ишь, чего захотел! Может быть до Луны прокатить? Я тебе не Армия Спасения!— Я заплачу, сколько скажете... Приступ... Диабет...Женщина несколько минут изучала физиономию просителя. Кажется, не врет. Бледный, покачивается, алкоголем не пахнет. Придется помочь мужику. Появится воможность разрекламировать перед подругами свое милосердие.— Ну, ежели приступ... Ладно, садись. Только без фокусов. — она демонстративно придвинула тяжелую монтировку, продемонстрировала газовый балончик. Я, дескать, во всеоружии. — Остоженка большая — куда тебе?— Не бзди! Фокус уже был, больше не состоится... Там на Остоженке — японо-китайский ресторан...— Какой именно? Их сейчас развелось, японо-китайских — не перепробовать. Не Москва — Гинза или Шанхай... Почему молчишь?Дюбин ничего не слышал — провалился в черную пропасть...Вот тебе и фокус? Найдут труп в ее машине — не отбрешешься.Дамочка довезла его до развалин кирпичного завода, вытолкнула из салона, за ноги отволокла к ближайшей яме, столкнула в нее.Серебристый «мерс» презрительно фыркнул и выкатился на асфальтированную дорогу...
Очнулся Дюбин в какой-то ямине. Над головой прохудившееся перекрытие, в его центре — небольшое овальной формы отверстие. В него и сбросила обеспамятившего «пассажира» бой-баба. Наверно, решила: сдох.Вообще-то, ее можно понять. Из больницы тут же звякнут в ментовскую, сыскари забегают и, в конце концов, выйдут на водительницу, доставившую медикам полутруп. Начнутся допросы, очные ставки, версии и подверсии. Кому это понравится?Снова закрыв глаза, Дюбин «прослушал», окружающую его реальность. Едва слышные шорохи, невнятные голоса. Значит, он не один. Рука скользнула под куртку нащупала рукоятку «вальтера», коснулась пружинного ножа. Если его сторожат шестерки вонючего тренера, он так просто им не дастся, прихватит с собой в ад хотя бы одного качка.Проверив «вооружение», пострадавший перекатился на другой бок, выбросив вперед руку с пистолетом.Трое бомжей с интересом оглядывали ожившего мертвеца. Будто иузейный экспонат.— Чего надо? — спросил он. — Я что, в раю? Так вы на ангелов как-то непохожи, скорее — на чертей.Старший бомж, попыхивая трубкой-носогрейкой, спокойно, без напряга, резонно заметил:— Ты меня спрашиваешь? Я сам хочу поинтересоваться, что тебе понадобилось в нашем доме?Убрав пистолет, Дюбин провел ладонью по ноющей голове. Рана, если она и была, вроде затянулась, кровь не течет. Череп цел. Крепко же его сшили в швейцарской клинике! Камень, к которому он приложился, наверно, рассыпался от удара, а на башке — ни одной шишки или ссадины. Только легкое головокружение.— Мне пожевать бы, — попросил он.Второй бомж засмеялся. Не обидчиво, с добродушным юморком.— Ха! Занимательное желание! С такого бодуна мало кто страдает голодом. Рассольчику просят или чего кисленького.Решили — перебравший алкаш? Какая разница, пусть будет алкащ!— А вот мне хоть что-нибудь в топку бросить! — Дюбин выразительно провел ладогью по зппавшеиу животу. — С самого утра — ни маковой росинки, ни куска хлеба.Он не притворялся — действительно чувствовал сосущий голод. Ничего удивительного — знакомая реакция организма на недавнюю стрессовую ситуацию.— Ну, этого добра здесь навалом. Бифштексы-ромштексы нам не по зубам и не по карману, а вот хлеб-соль имеется. Козьего молока хочешь? Дергун, расстарайся! — не ожидая согласия свалившегося им на голову чужака, попросил-приказал пожилой бомж.Молодой парнишка, не старше шестнадцати, кивнул и побежал к козе, привязанной у полуобвалившейся стены. В солдатский котелок забили из вымени струйки.Не прошло и пяти минут, как голодный киллер, со вкусом жевал черствую горбушку, запивая ее парным молоком.— Гляди-ка, оголодал мужик, — посочувствовал старший... Или — пахан? — Дергун, смотайся за добавкой. ..Ты, мужик, ежели всерьез сюда, учти: у нас правила приема новичков не дешевые.Дюбин пошарил по карманам куртки. Пусто! Ну, шлюшонка, попадешься — руки с ногами перевяжу, на фуфелях сыграю фугу Баха!— Нетути бумажничка, да? На нас не греши, мы тебя нашли уже ощипанным и выпотрошенным. Сразу проверили карманы... Ну, чтоб личность установить, может с родными связаться...— Связаться, говоришь? — заинтересовался Дюбин. — Каким это макаром: голубиной почтой или — вороньей?— Зачем? У нас у каждого по два-три мобильника. Заелись людишки — выбрасывают. Так что, без проблем.— Понятно... Значит, имееются суровые правила приема в свалочный коллектив, да?— А как же без правил? Место сытное, денежное...Неожиданно Дюбин расхохотался. Держась за живот, откинувшись на вонючие отходы. В последний раз он так смеялся после выстрела в спину Лавра.— Правила вступления... Ох, не могу!... Сытное место?— Ты чего развеселился? — обиженно покривился пожилой бомж. Я всегда говорю серьезно. Пока не накеросинюсь. Издеваешься, да?— Боже избавь! — перестал смеяться «весельчак». — Дай мобильник, серьезная личность. Всего на пару слов. Не бзди, приедут за мной — оплачу. С процентами.— Бери... Тебе какой сети?— Любой.Дюбин выбрал мобильник корейского производства.— Кстати, господа свалочники, как это место называется? С точки зрения географии?— Планета Земля! — выпалил Дергун. — Самое земное дно.— Не скажи, — вмешался пожилой. — Это с какой стороны поглядеть.— Поглядим отсюда, их вонючей ямы. Какое шоссе и какой ближайщий населенный пункт?Получив исчерпывающие сведения, Дюбин набрал номер...
Через сорок минут на бывший кирпичный завод приехал Ессентуки. Как всегда, серьезный и солидный. Посетовал на то, что «хозяин» не взял с собой пяток пехотинцевя. за что и поплатился.— Ладно, проехали! — перебил его Дюбин. — Филки привез? Выкладывай!Распростившись с бомжами, Дюбин одарил их тремя сотнями баксов — скромная цена за котелок молока и сочувствие. Приказал покорному Ессентуки ехать к покинутой неподалеку от спортивного особняка машине.Дарить Юрашу даже такую малость он не собирался... Глава 20 Никто Федечку не будил — проснулся сам. Электричка стоит, вагон пустой. Драгоценная папка — на месте, никто на нее не польстился. А вот пакет с бутылкой побеспокоили — фольга содрана, содержимое ополовинено.Может быть, зря он грешит на щипачей — сам в полусне пытался взбодриться? А одну «гранату» презентовал ментам. В знак признательности за то, что отнеслись с пониманием, не польстились на бумажник, не отправили в вытрезвитель.Оказавшись на пустующем перроне, Федечка решил допить «Одессу». Не таскать же нелегкую «гранату»? Опорожнив бутылку, он аккуратно опустил ее в ближайшую урну.— Извините, посуду забрать можно?Мужик интеллигентной внешности — выбрит, пострижен, одет в пристойную куртку, на голове — молодежная кепчонка с длинным козырьком. Начинащий бомж, хронический алкоголик или чокнутый, сбежавший из местной психушки?— Конечно, бери... А что, принимают?— Еще как! В особенности «бомбы». Для местного плодово-ягодного разлива.Надев на руку пакет, мужик выудил из урны пустую бутыль.— Вы случайно не подскажете...— Подскажу, почему не подсказать, — перебил «бутылочник» — Что вас интересует?— Во первых, где я нахожусь? В каком населенном пункте?— В Окимовске.— Ага! — обрадовался Лавриков. — Алгоритм моих безумных действий понемного проясняется... Следующий вопрос — как лучше добраться до бараков?— До каких именно? У нас, считай, повсюду одни бараки.— До тех, которые поближе к затону. Там еще барка в песок вросла.— Вот теперь понятно! Пройдешь через вокзал и топай, никуда не сворачивая, вниз.— А где вокзал?— Да вот он, перед тобой стоит. И дверь через него открыта.Федечка пренебрежительно оглядывает вполне пристойное здание.— Действительно, высится... Поверху написано для тупых — ОКИМОВСК. Спасибо, друг, услужил... До бараков далеко?— Как пойдешь. Ежели вприпрыжку — полчаса, вразвалку — минут пятьдесят.Бить ноги не хочется, они — свои, не казенные. Зря он поехал не на машине — общественным транспортом.— Такси у вас бегают... Извини за глупый вопрос...Мужик понимающе кивнул. Москвичу, привыкшему к столичному образу жизни, провинциальный городок кажется деревней. Вежливо простившись, он отправился обследовать другие урны...
Федечка не бежал и не плелся — шел размеренным шагом делового человека, знающего себе цену. С любопытством оглядывал деревенские избы, резные и запущенные заборы, огороды и цветники.Наконец, добрался до дощатого барака, в котором живут Осиповы. Он запомнил его с прошлого визита, когда неизвестно кто кого провожал: Лерка его или он Лерку?Солнце, оттолкнувшись от горизонта, медленно, с одышкой карабкалось по небу. Городок еще спит, даже чуткие собаки не реагируют на нахального пришельца.Выбив по стеклу маршеобразную мелодию, Федечка отошел на несколько шагов и застыл в ожидании. Разбуженные жильцы могут и окатить дерзкого парня ведром воды, и натравить на него проснувшихся псов.Из окна выглянула заспанная Лерка. В ночной рубашке, с растрепанной прической.— Ты? — округлила она глаза и торопливо влезла в укороченный, выше колен, сарафанчик. — Откуда?— О, милая, о, жизнь моя, о, радость! — продекламировал Федечка сочиненные в электричке стихи. Если честно, они, эти сонеты, позаимствованы у Шекспира. — Стоит, сама не зная, кто она. Губами шевелит, но слов не слышно. Пустое, существует взглядов речь...Опомнившаяся девушка ответила тем же. Из того же источника.— Как ты сюда добрался? Для чего? Ведь стены высоки и неприступны. Тебе здесь — неминуемая смерть, когда найдут тебя мои родные!...Федечка во все глаза смотрит на Лерку.— Ничего себе! Литературовед! Академик изящной словесности!— Думаешь, ты один грамотный? Я, между прочим, в театральное поступала, два раза. Не прошла по конкурсу, зато в трагедиях и комедиях ориентируюсь.— Здравствуй, Лерка... Лерочка.— Привет, Федечка. Ты откуда свалился?— С электрички.— А почему не на своей шикарной иномарке? На ней было бы гораздо эффектней.— Конечно, эффектней... Вот только, знаешь, я выпил вдруг шампанского. И уснул. Открыл глаза, смотрю — Окимовск. Знакомое местечко. Дай, думаю, проведаю знакомых...— С чего вдруг? Соскучился?— Не то, что соскучился. Наверно, влюбился.Из-за забора соседнего участка выгляли два персонажа разыгрываемой постановки: старик и старуха. Глаза так и сверкают нестерпимым любопытством, уши выросли до размеров радаров.— Ну, чего пялитесь? — с досадой пробормотала Лерка. — Ко мне человек по пьяни прикатил из Москвы, в любви объясняется, а вы вылезли, не мывшись.— Извини, дочка, любопытно послушать, как общаются современные влюбленные... Пошли, старуха, самовар, небось, выкипел.Дождавшись, когда престарелые супруги покинут свой наблюдательный пункт, Федечка повернулся к девушке и открыл рот для продолжения начатого цитирования великого поэта и драматурга. И снова ему помешали.Из-за угла выбежал коренастый парень в нелепых шароварах, с наколками на бицепсах. Огляделся, выдернул из земли увесистый кол и, пригнувшись, направился к влюбленным.Кажется, предстоит нешуточное сражение, подумал Федечка, но не отступил, только сконцентрировался, напрягся. Редкий случай показать Лерке свою молодецкую стать и рыцарское умение.— Костик, прекрати! Слышишь, немедленно прекрати! Ой, мамочка, что сейчас будет! — заверещала Лерка, обхватив Федечку тонкими ручонками.Парень остановился, переводя взгляд с незваного визитера на девушку. Он явно не знал, как поступить — врезать очкарику по мозгам или ограничиться матерным лексиконом?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27