Аркадий Карасик: «NEXT-3: Дюбин снимает маску»

Аркадий Карасик
NEXT-3: Дюбин снимает маску



Аркадий КарасикNEXT—3: Дюбин снимает маску Глава 1 В этот день Лавр не изменил привычной программе — как всегда, поднялся ровно в шесть утра. На недовольное ворчание Клавдии и подначки Санчо спокойно отвечал: шести-семи часов для здорового человека вполне достаточно. Недоспишь — откуда возьмутся силы? Переспишь — тяжелая голова и плохое настроение. Вот и получается, что установленное им самим время ночного отдыха — в самый раз.Изображая зарядку, подвигал руками и ногами, несколько раз присел. Бега с трусцой не признавал, он, этот дурацкий бег — для разжиревших толстяков, а он к их числу не относится. Точно так же не любил всевозможных диет, щадящих и, наоборот, взбадривающих режимов. Организм — умный, он сам выберет, что для него полезно, что вредно. Главное — не вмешиваться, не навязывать свои правила.Выйдя на цыпочках из своей спальни, Лавр нерешительно потоптался возле двери соседней комнаты, где спала Ольга. Страшно хотелось заглянуть — пожелать доброго утра. Без поцелуев и объятий — они впереди, просто выполнить непременную обязанность культурного человека.Не стоит! После перенесенного потрясения и последующей комы Оленька еще слаба, хотя и пыжится изобразить этакую сверхгероиню. Для нее сон — самое лучшее лекарство. Вот и пусть отсыпается!Осторожно, стараясь не шуметь, спустился в кухню. Из комнаты, занимаемой Санчо и Клавдией, доносился громоподобный храп. Семейный дуэт. Санчо, как и положено главе семьи, издает басовые звуки, Клавдия отвечает то сопраном, то дискантом.Удивительно они подходят друг к другу: Санчо и Клава! Оба округлые, веселые, не лезут в карман за острым словцом, поют под аккомпанимент гитары — заслушаешься!Сам Бог соединил их. Точно так же, как послал Лавру своего ангела — Оленьку. Господи, как не помолиться, не поблагодарить за щедрый"подарок"?Лавр набожно перекрестился. Особой набожностью он не страдал, но иконы в доме развесил в каждом углу. Хотел повесить и на лестничной площадке — Клавдия запретила: кощунство! Пришлось перекреститься на дверь «девичьего теремка», вход в который ему запрещен. До официального венчания.Первый завтрак гораздо вкусней второго. Стакан молока с ломтем черствого хлеба. Покончив с едой, Лавр вышел из дома, вернее, из перестроенной и надстроенной деревенской избы. Пора размять главное оружие щипача — пальчики, проверить, не потеряли ли они гибкости, не забыли ли былой науки. И хотя Лавр давно завязал со своей криминальной профессией, но старался оставаться в «форме».Была еще одна причина почти ежедневных тренировок. Одни гадают на картах, другие — по линиям ладони, третии — на кофейной гуще. Бывший авторитет гадал на... манекене. Не зазвякают колокольцы, когда «вор» запустит гибкие пальцы к кошельку — все задуманное свершится, зазвякают — облом.Забавное устройство! Создал его деревенский умелец из множества подручных материалов: металлических стержней, мешковины, ваты, пластиковых бутылок, выпотрошенной тыквы, полешек. Чучело в человеческий рост, с ногами, руками и головой, нарядил в штаны и куртку, даже на голову водрузил нечто вроде шляпы. Остальное они доделали вместе с Санчо. К карманам, полам куртки, к штанинам, даже к шляпе пришили маленькие, чуткие колокольчики. Дотронешься к карману — звонок, означающий прокол. В карманах ожидают щипача собранные на свалке, разнообразные кошельки и бумажники.В результате совместных усилий на свет Божий народился трамвайно-автобусный лох в натуральную величину. Поселили его в древний сарайчик, доживающий свой век на границе участка. Подальше от греха. Увидит «гадание» та же Клавдия — горестные вздохи и причитания, заметит Федечка — заподозрит неладное, для отца миллионера — позорное.Не говоря уже об Оленьке. Она не станет укорять и воспитывать — просто посмотрит в глаза, чуть шевельнет полными губками. Достаточно для того, чтобы жених почувствовал себя не в своей тарелке, принялся стеснительно протирать линзы очков и извинительно улыбаться.Плотно закрыв за собой дверь сарайчика, Лавр подвигал пальцами, размял их. По кошачьи придвинулся к манекену, запустил пальцы в наружный карман. Звонок! Неудача! Вторая попытка с таким же результатом. Лавр недовольно поморщился, выругался. Сказывается отсутствие настоящей практики. Которой уже никогда не будет.К дьяволу практику и иже с ней! Грустное позвякивание потревоженных колокольцев будто подтвердило опасения, возникшие после напряженного разговора с сыном. Федечке грозит серьезная опасность! И он, недавний авторитет высокого ранга, смотритель криминального общага, отставной депутат Госдумы ничем не может ему помочь. Разве только советами, всегда отвергаемыми самолюбивым пацаном.Всю свою нелегкую жизнь Лавр верил в Бога и в свое везение. Обычно манекен подтверждал эту веру. А сегодня — никак не получалось. Любое движение встречается насмешливым колокольным перезвоном.В конце концов, он плюнул на гадание, обозвал ни в чем неповинный манекен выражениями, почерпнутыми из бандитского арсенала. Запер сараюшку на амбарный замок и возвратился в свою спальню. Не досыпать — посидеть в кресле, подумать. Дождаться, когда проснутся остальные обитатели дачи.Заодно полюбоваться заречными далями — удивительно красивыми полями и перелесками, тихой речкой, ее обозвали находчивые деревенские пацаны «Переплюйкой», стройной церквушкой в центре деревни, перспективой далекого мегаполиса.Обычно это любование успокаивало, заставляло сердце биться более спокойно и уверено, снимало напряжение. На этот раз успокоение не пришло. Сказался нелегкий разговор с сыном, предостерегающий перезвон колокольцев манекена.Лавр любил природу. Наверно, работали гены, наследство предков — пахарей и скотоводов, лесников и рыбаков. Правда, он не знал их, ни по наслышке, ни по преданиям, переходщим из рода в род. Просто любовался и — все тут!Тихо открылась и захлопнулась дверь «девичьего терема», по ступенькам простучали каблучки. Проснулась Оленька. Почему ей не спится, какие мысли будоражат сознание?Лавр многое знал, о многом догадывался. Конечно, будущую его супругу тревожит поведение сына. И он, ее муж, как и с Федечкой, не в силах помочь ей.Даже не поздоровалась, по детски обиделся немолодой жених, не спросила, как спалось, как самочувствие? Ничего не сказала о неожиданном от"езде. Неужели разлюбила — ушло капризное чувство, растворилось в повседневности, как выражаются поэты и журналисты, «разбилось о быт»?Что за чушь лезет в голову? Капризное чувство, быт — все это глупость! Лавр мысленно обозвал себя самонадеянным петушком, приник к окну.Из дому вышла Кирсанова. За ней, в ночной рубахе, в накинутом на голые плечи платке торопилась проснувшаяся толстуха. Значит, Санчо похрапывает в одиночестве, солирует.Интересно, о чем они говорят? Подслушивать, конечно, мерзко, но все, что связано с Оленькой не может не интересовать ее будущего мужа. Да и подслушивать нет нужды — В утреннем чистом воздухе отлично слышна беседа двух женщин. Будто он стоит рядом с ними.— Оленька, возьми гостинцы. Пусть Иван с Женькой полакомится. Оттощали, небось, без пригляда.По твердому убеждению Клавдии, все вокруг мучаются от голода. Особенно, детишки. Накормить-напоить — непременная обязанность женщины. И она, и Лиза стараются изо всех сил, откармливают ребят, будто новогодних гусей.— О чем ты говоришь, Клава? Там же Лиза только и занимается изготовлением гостинцев, без устали жарит и парит. Она не только Ивана — воробья не оставит некормленным.Лавр язвительно усмехнулся. Клавдия и Лиза будто на одной колодке изготовлены, из одного материала скроены и пошиты. Накормить, обиходить — главная задача обеих. Особенно, если она касается неухоженных мужиков.— Оно и так и не так! — упорствовала толстуха. — Все же добавок не помешает. В корзинке — новомодная пицца, изготовленная по мало кому известным рецептам, домашняя сметанка — вчера купила в деревне, такая же домашняя колбаска, пирожки с мясом и капустой...— Так это — на целый взвод оголодавших новобранцев!— А ты? Дорога не близкая, захочется полакомиться, а оно, это лакомство, под рукой. Бери, бери, не пожалеешь. И Ивану хватит, и Лизе, и Женьке, и тебе достанется!Ольга покорно поставила тяжелую корзинку на заднее сидение. Занудливая доставала переставила ее рядом с водительским креслом.— Так будет сподручней, не придется останавливаться. Протянешь ручку, нащупаешь тот же пирожок и — в роток... Как выражается мой благоверный, кайф.Отказываться, сопротивляться — бесполезно, все равно Клава настоит на своем.— Спасибо...Поблагодарив, Ольга Сергеевна попыталась сесть в машину, но Клавдия остановила ее.— Погоди... Знаю, что тебя гнетет. Сынок, Ванечка. Не терзайся попусту, войдет он в разум, поймет. Дети всегда ревнуют родителей, стоит ли так мучиться. Переходный возраст.Клавдии своих детей Бог не дал, поэтому она считала Федечку и Ивана родными и говорила сейчас о них со знанием и плохо скрытым сочувствием.— Головой все понимаю, а вот сердцем... Сын ведь... Иногда хочется схватить его и увезти из России и... от Лавра...От резкого взмаха руки платок сполз и упал на землю. Не обращая внимание на оголенные плечи, женщина, оскорьленно так закричала, что перепуганные воробьи бросились врассыпную.— Даже не думай, дура! Всю жизнь потом будешь каяться. Такие, как наш Лавруша под забором не валяются. Не дай Бог, другая прихватит. Тебе повезло, ох, до чего же повезло! А что до Ивана — попомни мое слово: ничего непоправимого, перемелится — мука будет... Минует переходный возраст — опомнится.Ольга Сергеевна улыбнулась. Она сама понимала, кто полюбил ее. Ей действительно повезло, ох, до чего же повезло! Но сына из сердца не выбросишь.— Опомнится ли? Или натворит такого — страшно подумать.— Ничего не натворит! Женька не даст, Лиза не позволит. Как выражаются наши политики, он «под контролем»! — настойчиво внедряла Клавдия в сознание Кирсановой успокоительные мысли. — Так что не трави душу.— Спасибо, Клавочка... Постараюсь...Не переставая наставлять и советовать, толстуха распахнула ворота и машина выкатилась из них. Возвратившись на кухню, сбросила платок, сняла калоши и принялась готовить завтрак. Поднимется Санчик — угостит его деревенской сметанкой, побалует пирожками, до которых он великий охотник— Почему меня не разбудили?Лавр вышел из своей комнаты, остановился на лестничной площадке. Зевает, протирает под очками «заспанные» глаза. Якобы, только-только проснулся, заглянул в соседнюю комнату — ау, улетела пташка! Не дай Бог, заподозрит Клавдия «подслушивание» — замучает шутками-прибаутками.Испуганная толстуха уронила блюдо с пирожками, они разлетелись по полу.— Господи! Испугал! Подкрался, яко тать в ночи. Или этот самый... Дракула!— Дракула — из другой оперы, — не без ехидства прогудел Лавр. -Угу, по пластунски подкрался... Подумай, фантазерка, где стою я и где — ты? Могла б заметить!Собрав с пола валяющиеся пирожки, Клавдия выбросила их в помойное ведро, протерла полотенцем блюдо и выложила на него новую порцию. Увидел бы это кощунство Санчо, так бы разорался, что разбудил бы всю деревню.— Не такой уж ты великий, чтоб на расстоянии видеть, — резонно возразила она. — Пусть Ольга тебя замечает, ей по статусу жены положено!Лавр спустился на две ступеньки, критически оглядел полуголую женщину. Брезгливо поморщиться не решился: одно дело беззлобно пошутить, совсем другое — обидеть. Нередко уничижительная ранит больнее шутливых слов.Это Санчо можно безопасно донимать намеками на его габариты, постоянный «голод» и всеядность. Не обидится — ответит тем же. Клавдия — совсем другой коленкор, может и обидиться.И все же он не удержался от парочки заостренных «иголок».— Зато я не слепец! И ты могла б в ночной рубахе не шокировать мои глаза. Взяла моду разгуливать перед посторонними мужиками в чем мать родила. Ни стыда, ни совести. Сооблазняешь, что ли? Меня не совратишь.— Ты, что ли, посторонний?Лавр снял очки, чистым носовым платком протер линзы. Спустился еще на одну ступеньку.— Получается, что так. Посторонний. Посколько с"езжаю, — серьезно объявил он.Новость не огорошила Клавдию. С присущей всем женщинам проницательностью она уже давно догадалась о намерении Лавра. Объяснимое и оправданное. Любая пичуга или звереныш вьют себе гнездышко или копают нору. Для совместного проживания. Человек — тем более. Особенно, Лавр — добрый и ранимый, суровый и добродушный.Но лезть ему в душу не решилась. Захочет, сам объяснит, не захочет — ничем не выбить.— Коли с"езжаешь, потерпишь. Невелика фигура.— Это у тебя-то невелика? — улыбнулся Лавр. — Сразу не оглядишь, не обхватишь.Помедлив, толстуха накинула халат.— Так лучше?Снятые очки, в глазах так и прыгают бесенята.— Что так, что эдак — все наружу. Застегнись, бесстыдница!— Почему бесстыдница? — обиделась Клавдия, — На красивое не грех полюбоваться. Вот и любуйся, — подбоченилась она.В разгоревшуюся шутливую перепалку подбросил жару проснувшийся Санчо. В халате, разрисованном геометрическими символами — треугольниками, конусами, овалами, из под которого выглядывают необъятная майка и семейные — по колено трусы он выглядел древним звездочетом, покинувшим после бессоной ночи такой же старинный телескоп.— Между прочим, это не твое хозяйство, Лавруша, не твой товар, чтобы его критиковать да охаивать. Твоя барышня, ни свет, ни заря, слиняла, так ты к чужой прицениваешься? Гляди, я мужик ревнивый, могу и обозлиться.— Не страшно, ревнивец! Лучше спички в глаза вставь — затекли. Китаец китайцем!Санчо изображает ревнивца, готового пустить в ход кулаки, Лавр подсмеивается. «Актеры» играют неумело, но не без удовольствия. Обычная утренняя разминка.— Вот и пободайтесь, баранчики, — удовлетворенно и насмешливо посоветовала Клавдия. — Только мне не мешайте, иначе голодными останетесь.Долго ждать не пришлось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27