Потом он
обратился к Эдрику: - Ну, приятель, будешь говорить сам,
или мне хорошенько попросить тебя об этом? Я, знаешь ли,
знаком с некоторыми способами убеждения, которые обычно
используют твои друзья пикты.
Пленник угрюмо молчал, опустив голову.
- Прекрасно, - с хмурой усмешкой произнес Конан, - не
хочешь по-доброму, не надо. Флавий, - обратился он к
полусотнику, - ты отобрал у него нож? Дай-ка его мне. Не
люблю портить свой клинок, - пояснил он остальным. - Когда
сталь раскаляется докрасна, это не идет ей на пользу.
По лицу Эдрика разлилась смертельная бледность.
- Я все скажу... - прошептал он сдавленным голосом. -
Ты, варвар, и в самом деле не остановишься ни перед чем...
Так вот: все началось с того, что наш барон, губернатор
Орисконии, предложил мне с приятелями немалые деньги, коль
мы поможем ему в одном деле... в таком, что в случае успеха
Чохира была бы возвращена пиктам. Мы в своей провинции не
очень-то интересуемся судьбой других земель, а монеты мне
были нужны... И дурак же я был, что согласился! Когда
имеешь дело с благородными, ничего хорошего не жди. Эти
чванливые свиньи...
- Эй, придержи-ка свой грязный язык, пес! - возмутился
Лаодамас. - Как смеешь ты облаивать родовитых людей! Я
вырву твой язык и...
Лаодамас не закончил свою угрозу: нетерпеливым жестом
оборвав его, Конан велел Эдрику продолжать. Лазутчик
признался, что он со своими людьми по приказу графа Лусиана
заманил аквилонский отряд в засаду, подстроенную дикарями.
Граф, по словам Эдрика, желал доказать пиктам, что
обещанное выполнит - иначе он не получил бы денег, в
которых очень в тот момент нуждался.
- А устроил ловушку шаман Сагайета, - добавил Эдрик. -
Этот проклятый колдун ведает заклинания, благодаря коим
подчиняются ему эти жуткие пиктские гадюки. Говорят,
заклятья эти таковы, что душа Сагайеты вселяется на время в
тело владыки змей...
Киммериец почувствовал, как при упоминании о гигантских
ядовитых тварях по спине его потянуло морозом.
- Как ты считаешь, - обратился он к Эдрику, - зачем
Лусиан собирался отдать Чохиру дикарям?
- Понятия не имею, - пожал плечами разведчик. - Мне,
как и благородному графу, были нужны деньги, а остальное
меня не слишком интересовало...
- И зря, между прочим. Если б ты немного пошевелил
мозгами, то сообразил, что наш достойный граф тебя в живых
не оставит. Ни тебя, ни других, кто мог бы разболтать о его
измене.
Эдрик побледнел еще сильней.
- Великий Митра! Об этом я не подумал... - прошептал он.
- То, что этот тип - предатель, мы поняли, - вмешался
в разговор Лаодамас. - Но что, если он врет и наговаривает
на графа Лусиана, чтобы выгородить себя?
- Ну, конечно! Ведь благородный нобиль просто не может
быть способен на гнусный поступок! - взорвался киммериец.
- А отряд он послал на смерть по чистой случайности! Скажи,
Глико, ты знаешь, сколько вернулось наших?
- До вчерашнего вечера к своим пробились человек
тридцать. Я надеюсь, что кто-нибудь еще блуждает по
лесу и доберется в Велитриум позже.
Конан грохнул кулаком по столу.
- Тридцать человек! - проговорил он срывающимся от гнева
голосом. - А было их больше сотни, гандерландцев и моих
боссонцев! Я знал каждого своего бойца, учил их воевать,
делил с ними кусок лепешки и глоток вина! А капитан Арно?
Хоть не был он моим другом, но таких опытных и храбрых
солдат немного найдется во всей аквилонской армии! Я отомщу
за него и за своих людей! Отомщу Лусиану! Как бы он не
заметал следы, за свое предательство он ответит сполна, я
уж об этом позабочусь! - Глаза Конана сверкнули и погасли;
затем, повернувшись к аквилонцам, он сказал: - Ну, хватит
болтовни! Теперь нам пора действовать. Глико, Лаодамас,
отправляйтесь к своим сотням - нам потребуется два десятка
надежных солдат, которым вы полностью доверяете.
Предупредите их, что мы нашли измену среди самых высоких
людей, и пусть они будут готовы выполнить любой ваш приказ
и подчиняются только вам. А ты, Флавий, отведи Эдрика в
темницу, и пусть его запрут в одиночной камере. Встретимся
на рассвете, на плацу.
- Послушай, Конан, - начал Лаодамас, - я готов
согласиться с твоим планом и участвовать в деле, но почему,
собственно, ты принял на себя командование? В конце концов,
я потомственный нобиль и стою в списке военачальников
легиона не на последнем месте...
- Покомандовать хочешь, сопляк?! - внезапно рыкнул
молчавший до сих пор Глико. - И про список еще вспомнил!
Между прочим, я стою в нем повыше тебя! Так что слушай мой
приказ: нашим командиром будет Конан! Он раскрыл это
грязное дело, и он доведет его до конца.
- Но все же... - не унимался Лаодамас. - У графа в
подчинении столько людей! Мы обвиним его в предательстве, а
он в ответ назовет изменниками нас. Кому поверят солдаты?
Они нас без суда повесят, как заговорщиков!
- Вот мы и посмотрим, кому поверят, - спокойно сказал
Конан.

* * *

Когда в назначенное время на плацу перед казармами
выстроились, возглавляемые десятниками, солдаты Лаодамаса и
Глико, Конан рассказал им, для чего их здесь собрали, и кто
был виновником происшедшей вчера в пиктском лесу резни.
Затем, велев четырем самым здоровым парням нести
драгоценный сундук, он повел людей к резиденции графа
Лусиана.
Командующий пограничной стражей Конаджохары
располагался в роскошном особняке в центре города,
окруженном садом. На улицу выходила открытая терраса, к
которой вела широкая лестница о двенадцати ступенях; в
теплое время ее покрывал ковер. У лестницы стояли стражи.
Когда Конан со своим отрядом приблизился к дому, двое
часовых заступили ему путь.
- Нам нужно видеть графа Лусиана. Если вы не желаете
пропустить нас в дом, вызовите его сюда! - потребовал
киммериец.
- Графу не нравится, когда его тревожат так рано, - со
смущенным видом сказал часовой. - Он еще, пожалуй, не
одет...
- У меня важное дело! - рявкнул Конан. - Не сомневаюсь,
что раде него граф поторопится. Зови его сюда, приятель,
да побыстрее!
Заметив по угрюмым решительным лицам солдат, что те не
склонны к шуткам, охранник скрылся за дверью. В это время к
террасе подвели жеребца в богато украшенной сбруе,
отделанной серебряными бляшками. Киммериец не мог не
залюбоваться великолепной статью животного.
- Это конь графа? - поинтересовался он у второго стража.
- Да, капитан. Благородный граф Лусиан перед завтраком
обычно ездит верхом, - ответил оставшийся у входа часовой.
На террасу вышел посланный к Лусиану охранник и
доложил:
- Граф просит подождать, капитан. Сейчас у него
брадобрей и...
- Копыта Нергала! Ты что, не понял меня, приятель? У
нас срочное дело, и если граф не соизволит немедленно выйти
к нам, мы войдем к нему сами.
Часовой снова отправился в дом, и на сей раз доклад
его возымел нужное действие - двери распахнулись, и в
дверях появился граф Лусиан. Его и вправду заставили
прервать утренний туалет: он был обнажен до пояса, на шее
висело полотенце из тончайшей льняной ткани. Граф Лусиан
был коренастым человеком среднего роста и не первой
молодости; некогда он отличался большой силой, но сейчас
мышцы его заплыли жирком и одрябли. Длинные усы, обычно
напомаженные и воинственно торчащие вверх, сейчас неопрятно
свисали до подбородка.
- Что случилось, капитан? - спросил он крайне
недовольный тоном. - По какой причине меня беспокоят в
столь неурочный час? И затем, у меня совершенно нет
времени! Принеси-ка табурет, - обернулся он к часовому. -
Пусть капитан излагает свое дело, а цирюльник завершает
свою работу. Ну, так что ты имеешь сказать, капитан...
Конан, если не ошибаюсь?
- Для начала мы кое-что покажем, граф! - Киммериец
махнул рукой, и по лестнице поднялись четверо солдат,
сгибаясь под тяжестью огромного, окованного медью сундука.
Опустив его на украшенный мозаикой пол террасы, они снова
присоединились к своим товарищам, ожидающим, по указанию
Конана, внизу.
Других доказательств не требовалось - увидев сундук
аквилонского казначейства, в котором перевозилось золото,
граф Лусиан побледнел как полотно и изменился в лице. Руки
Глико и Лаодамаса непроизвольно потянулись к рукоятям мечей.
Киммериец отбросил крышку ящика, ослепительно-яркие
лучи утреннего солнца заиграли в золоте монет. Граф
нахмурился, тогда как часовые не могли оторвать
завороженных взглядом от содержимого сундука.
- Игра закончена, Лусиан, - решительно сказал киммериец.
- Этот сундук - доказательство твоей измены. Не знаю, что
сделает с тобой король, когда ему доложат о предательстве,
а свое слово я скажу сейчас: нельзя представить поступок
гнуснее, чем совершен тобой. Ты послал на гибель
собственных солдат - воинов, преданно исполнявших твои
приказы и жизнью заплативших за твою подлую измену!
Лусиан, все еще ошеломленный и молчаливый, лишь
непроизвольно облизнул пересохшие губы.
В глазах Конана сверкнули презрение и ненависть.
- Нам известно, что пикты передали для тебя это золото,
захваченное ими в Тусцелане. И у нас есть признание твоего
человека, Эдрика. Оно полностью тебя изобличает. Арестовать
его!..
При этих словах граф вскочил с табурета и, вырвав из
рук цирюльника тазик, плеснул мыльной водой в глаза Конану.
Затем, натужившись так, что вздулись жилы, он ухватился за
край стоявшего у самой лестницы сундука и опрокинул его. Из
ящика посыпался вниз сверкающий дождь золотых монет.
Солдаты Конана, не ожидавшие такого поворота событий и
в жизни не видевшие столько золота, попытались остановить
драгоценный ручеек и не дать ему растечься по улице. Пока
киммериец протирал залитые мыльной пеной глаза, а воины
подбирали монеты, Лусиан во всеобщей неразберихе
проскользнул мимо них, скатился по лестнице и, взлетев в
седло гарцевавшего у крыльца скакуна, бешено дернул
поводья. В следующий миг жеребец, вздымая клубы пыли,
понесся прочь, унося изменника-графа.
Очнувшись от столбняка Лаодамас закричал своим
солдатам, чтоб бежали в казарму да отрядили верховую
погоню. Но Конан остановил его.
- Поздно, Лаодамас! Нам его не догнать - у Лусиана
лучший скакун во всей Конаджохаре, Да, собственно, нам он
не столь уж нужен - главное, что мы от него избавились. О
его измене мы сообщим королю, и пусть сам владыка думает,
что делать с графом. Возможно, что достойный нобиль
отделаешься лишь ссылкой в другую провинцию... Нам же
сейчас надо остановить пиктов! Если они захватят Чохиру,
прольются реки крови!
Затем Конан повернулся к солдатам, ползавшим на коленях
у лестницы.
- Быстро подберите монеты и отнесите сундук в казарму!
А потом мы займемся делали посерьезней - попробуем, во имя
светозарного Митры, сохранить Аквилонии этот край, а людям,
населяющим его, - жизнь.

6

- Одно дело сражаться против пиктов, даже если их и
больше в несколько раз, и совсем другое - эти их гадюки,
что падают с деревьев, - сказал Глико. - Моих людей сильно
напугали рассказы солдат, уцелевших после того страшного
боя.
- Так вести войну не по правилам, - поддержал
седобородого капитана Лаодамас. - Я никогда не трусил в
открытом бою, но змеи - это уже слишком! Надо бы разнесет
их там в клочья, а стрелки закончат дело. К тому же и со
змеями на равнине будет легче справиться...
- Посмотрел бы я, как ты их туда выманишь, - усмехнулся
Конан. - Ведь всякому ясно, что на Чохиру пикты пойдут через
Южную Протоку. А там равнин нет, там - сплошные леса.
- Но равнина есть вокруг форта Скондар, - не сдавался
Лаодамас. - Мы можем перегруппировать наши силы, занять
оборону около крепости, и тогда мои кавалеристы...
- Как ты не понимаешь, что пикты не станут драться там,
где не смогут использовать свое преимущество? Мы что же,
так и будем сидеть за крепостными стенами и ждать, когда
они пожалуют к нам? Ждать придется долго - пока они не
выжгут всю Чохиру и утопят ее в крови!
- А ты что предлагаешь? - спросил Глико.
- Я послал в лес своих разведчиков, надежных парней.
Они выяснят, в каком месте дикари собираются преодолеть
протоку. Вот там мы их и встретим.
- Но змеи?.. - продолжал свое Лаодамас.
- Дались тебе эти змеи! Можно подумать, ты собрался
играть в игрушки, а не воевать! Чтобы избавиться от змей,
надо прикончить Сагайету, только и всего! И этим придется
заняться мне, другого выхода у нас нет.

* * *

Поляна Совета находилась на самом берегу протоки, там,
где она замедляла свое течение и разливалась настолько
широко, что вокруг возникли небольшие заболоченные озерца.
Река здесь мелела, и поэтому множество тропок и дорожек
сходились к месту, служившему удобной переправой.
Конан вывел свой отряд на большую прогалину на опушке
леса.
1 2 3 4 5 6