Мы многому верили на слово, поскольку знали: тренер образованнее, интеллигентнее нас, у него больший жизненный опыт, а если и не имеет он вузовского диплома, то мы ведь в большинстве совсем не имели и аттестатов зрелости.Человек, которому сейчас 20—25 лет, даже если он ленив и нелюбопытен, даже если не слишком восприимчив к знаниям, поверхностно осведомлен о тысяче разных вещей. Ему известно, как жил Леонардо да Винчи, зачем ездил в Россию Бальзак, как запускаются космические корабли, почему дельфины умнее всех прочих животных, каковы достопримечательности острова Борнео, чем отличается «поп-джаз» от «рок-джаза». Как о своих знакомых, толкует он о Жане Габене и о Джейн Фонде, о Дюке Эллингтоне и Миррей Матье, о Марселе Марсо и Рене Клемане. Все эти люди беседовали с ним с телеэкрана. А еще нынешний молодой футболист за редким исключением пришел в команду после окончания десятилетки, и его голова постоянно занята мыслями о выборе института, заботами о «хвостах», приближающихся сессиях, незаконченных курсовых работах, недописанных дипломах. Нынешние спортсмены учатся в разных учебных заведениях, но большинство, естественно, поступает в институты физкультуры или школы тренеров. Потому кое-кто из них с тренером может на равных поспорить и по сугубо специальным вопросам, сославшись при этом на конкретную страницу учебника или возразив ему что-нибудь вроде: «А нам на лекции по физиологии говорили иначе».Да, мы были проще, и с нами было проще. К нынешним нужен иной подход, нужны новые методы воспитания. А мы чаще всего идем к ним со старыми, которыми пользовались и два и три десятилетия назад. Те испытаны, проверены, апробированы на тысячах футболистов. Только на других, прежних, не нынешних. В этом все дело....Я гляжу со своего кресла на скучающие лица ребят и понимаю, почему они скучны. Не только потому, что озабочен человек множеством забот и ушел в себя. Ему еще, как ни хороша наша новогорская база, осточертели эти четыре стены, на которых он изучил каждую трещинку, надоели одни и те же собеседники, с которыми все говорено-переговорено, с которыми обо всем поспорил уже давным-давно, чьи мысли и взгляды так же изучены, как трещинки на стене.Нас тоже тяготила необходимость подолгу находиться на тренировочных базах, неделями не видя родных, девушек, друзей, жен. Но, с другой стороны, мы понимали: это оправдано. Большинство из нас жило в коммунальных квартирах, в одной комнате с многочисленными родственниками, в условиях, где и зарядку не сделаешь, и не поешь, как надо, не отдохнешь, не ляжешь вовремя спать. Теперь все не так. Теперь многих тогдашних проблем не существует. Теперешние футболисты знают, как организовать свой режим соответственно всем требованиям спортивной науки, а они по-прежнему живут под надзором многочисленных нянь, живут, по существу, взаперти. И они лишены того, что свойственно их возрасту.Верно, ложиться поздно спать вредно. И просидеть весь вечер за столом тоже. И в прогулках с девушками нужна мера, поскольку футболист обязан постоянно находиться в хорошем физическом состоянии. А разве скука и однообразие полезны? Разве монотонный быт, лишенный малейшего разнообразия, безвреден? Разве нехватка пищи для ума, недостаток новых впечатлений не отражаются на настроении человека, на его психологическом состоянии, которое не менее важно для играющего в футбол, чем состояние физическое?Я не против того, чтобы собирать футболистов на базах команд, где они как следует, отдохнут накануне матча, подышат свежим воздухом, приведут в нормальное состояние свои эмоции, пройдут элементарный врачебный осмотр. Но все хорошо в меру. А мера меняется с годами, потому что меняются те, к кому с этой мерой подходим,Мне довольно часто приходится наблюдать молодых динамовских футболистов во время зарубежных поездок. Их не удивишь ни Эйфелевой башней, ни Букингемским дворцом, ни Колизеем, ни Бранденбургскими воротами. Ни эти, ни другие достопримечательности не приводят их в восторг. Куда бы мы ни приехали, они уже здесь, оказывается, успели побывать. А я вспоминаю свою первую долгую поездку за границу, в Индию. Мне было уже 25 лет, когда я был включен в сборную.Нас было около сорока человек — известных, бывалых футболистов, кандидатов в олимпийскую команду. Мы провели в Индии множество матчей, исколесили множество городов, играя и разъезжая по стране в сорокаградусную жару. Но мы словно забыли, что существует такое понятие — усталость. Мы были счастливы, как дети, и, как дети, осыпали сопровождающих вопросами. Мы были ненасытны на впечатления. И сегодня эта первая большая поездка свежа в моей памяти.Мы вылетели из Москвы вскоре после Нового года и после коротких остановок в Хельсинки, Стокгольме, Мадриде, Лиссабоне, в Карачи попали из снежной русской зимы в душное индийское лето. Была глубокая ночь, когда мы сошли с трапа самолета на асфальт аэродрома Дели, уселись в кресла просторного автобуса и помчались навстречу огням индийской столицы. Нас поселили в большом комфортабельном отеле, в удобных комнатах с мягкими постелями. Казалось, стоит только прикоснуться к подушке, и уснешь богатырским сном — усталость валила с ног. Но никто так и не уснул в ту ночь. Да и как уснешь, когда в распахнутые окна врываются тысячи незнакомых звуков — треск цикад, гудение автобусных сирен, шелест шагов и еще бог знает что, когда под потолком кружат большие пестрые бабочки, а по стенам мечутся громадные ящерицы.Ранним утром мы вышли из отеля в тренировочных костюмах с буквами «СССР» на груди и тут же попали в плотное кольцо любопытных. Напротив отеля нам открылось бескрайнее, покрытое чахлой травкой поле. Там нам предстояло делать зарядку. Но поле было усеяно сидящими людьми, собаками, мирно дремлющими тощими коровами. Они не обращали ни малейшего внимания на палящее солнце, мы же чувствовали себя так, словно к нашим спинам прислонили листы раскаленного железа.Потом мы бродили по делийскому базару, ходили по улицам и не уставали поражаться носящимся между прохожими собачьим стаям, лазающим по стенам и крышам домов обезьянам, чинно вышагивающим по мостовым слонам. Мы заходили внутрь величественных храмов из белого камня и заглядывали за занавески циновочных шатров, обнаруживая в каждом из них жующих, пьющих, спящих, что-то делающих людей, копошащихся среди пестрого скарба, детишек.Потом мы были еще во многих индийских городах. Мы купались в теплой воде океана, пили молоко из кокосовых орехов, сорванных с дерева и вскрытых на наших глазах. Нас знакомили с видными общественными деятелями, нам устраивали встречи с друзьями Советского Союза в многотысячных залах. Нас катали на самых настоящих индийских лодках, сделанных из толстых древесных стволов.А мы ведь еще играли и тренировались. Играли практически через день. Играли хоть и с босоногими наполовину, но очень неплохими и знающими толк в футболе командами.А нам все было нипочем. Мы были рады этой первой и счастливой возможности побывать в чужих краях, увидеть хоть из заоблачных высот разные страны, побывать в сказочной, романтической Индии. Романтика уволена? Вот написал я слово «романтика» — и подумал: если и употребляется оно изредка сейчас по отношению к футболу, то звучит несколько даже иронически. Теперь говорят: «времена романтического футбола», как говорят о далекой доисторической эпохе, когда футбол был прост и наивен, когда игроки и тренеры больше полагались на импровизацию, чем на заранее распланированные схемы. Теперь характеристика «рациональный футбол» звучит как высшая похвала, как явное противопоставление тому, «романтическому футболу».Можно сколько угодно вздыхать по минувшим идиллическим временам (а я по ним, признаюсь, и вздыхаю: они принесли нам самые большие успехи), но ясно: историю не повернешь вспять.Ну, а если на это слово — «романтика» — взглянуть с другой стороны? Готовность отдать избранному делу всего себя без остатка, умение идти к победе. Невзирая ни на какие невзгоды и препятствия, неугасающая воля к победе — разве все это не обязательные черты истинных романтиков? Больше того, в наш рационалистический век, век математического расчета, достижение больших высот в избранном деле доступно лишь тем, в ком есть эти черты. Нет их, — и никакая квалификация не поднимет человека над уровнем посредственности.Впрочем, назидательных бесед на эту тему ведется с футболистами и теперь немало, даже больше, пожалуй, чем прежде. Однако суть не в словах, а в делах. Когда же думаешь о делах, на ум невольно приходят строки Эдуарда Багрицкого:...Романтика уволена за выслугою лет.Сказанное — предисловие к рассказу о событиях, которые разыгрались вскоре после нашего возвращения из Индии.События эти хорошо всем известны — матч со сборной ФРГ, Олимпиада в Мельбурне, отборочные игры к чемпионату мира 1958 года. Что скрывать: приятно предаваться воспоминаниям о событиях, которые прославили наш футбол. Но хоть я и был их непосредственным участником, не для того возвращаюсь я к давно минувшим дням, чтобы потешить собственное тщеславие.«К нам едет чемпион»... Тогда еще новички на международной арене, мы не могли ясно представить себе, что это такое — лучшая профессиональная сборная в мире, тем более что матчи первенства мира 1954 года никто из нас не видел. Велико было наше волнение перед встречей с командой, обыгравшей в финале чемпионата мира самих венгров, в чьих рядах были Кочиш, Божик и Грошич, командой, возглавляемой Фрицем Вальтером, имя которого тогда не сходило со страниц печати и было у всех на устах.В какой футбол они играют? Какими техническими приемами владеют? Как наступают и защищаются? Никто не мог дать ответа на эти вопросы. Зато ежедневно приезжавшие к нам спортивные руководители, один другого главнее, повторяли: вы обязаны победить сборную ФРГ.Что же удивительного в том, что большую часть первого тайма мы пребывали в каком-то оцепенении. Даже таких наших «технарей», как Игорь Нетто, не желал слушаться мяч. Они теряли его в довольно простых ситуациях, их пасы и удары были неточны. А бывалый и уверенный в себе соперник терзал и терзал нашу оборону, которая едва успевала отбивать мяч куда попало.Быть может, я сгущаю краски и внешне все выглядело для нас не так уж скверно в эти первые полчаса, тем более что именно в начале матча Николай Паршин открыл счет. Но мне игра в те минуты представлялась именно такой. И сам я испытывал чувство скованности, мешавшее принимать решения быстро и точно. И в обоих случаях, когда мяч побывал в наших воротах, была моя вина. И тогда, когда после удара Вальтера мяч, задев кого-то из наших защитников, влетел в сетку, и тогда, когда воспользовавшийся моим неосмотрительным выходом Шефер забил гол в ближний от меня угол.Мы выиграли этот матч 3:2. И в статьях, появившихся сразу после игры и спустя некоторое время, и в интервью, которые давали журналистам Г. Д. Качалин и немецкий тренер Зепп Гербергер в тот же вечер, были названы разные причины нашего успеха, такие, скажем, как лучшая физическая подготовленность, преимущество в скорости и т. д. Все это было верно, все базировалось на объективных данных. Но было еще одно обстоятельство, которое ускользнуло, -да и не могло тогда не ускользнуть — от внимания аналитиков....Когда второй гол влетел в сетку ворот за моей спиной, я был в состоянии, близком к отчаянию. У меня было в те минуты такое чувство, словно на мне скрестились испепеляющие взгляды всех шестидесяти тысяч зрителей, как скрещиваются на одной точке жгучие солнечные лучи, собранные увеличительным стеклом. Казалось, вот сейчас я сгорю под этими взглядами, сгорю от стыда за свою оплошность. (Уже спустя много лет я прочитал воспоминания одного крупного спортивного журналиста об этом матче и, в частности, о голе Шефера, голе, который, по мнению этого журналиста, хотя тогда и считался плодом моей ошибки, на самом деле был итогом удивительного и в те времена никому не ведомого резаного удара, когда мяч, пущенный почти с лицевой линии, делает неожиданную петлю и влетает в ближний от вратаря угол ворот. Если этот вывод и верен, в те времена ни я, ни другие додуматься до него не могли.) Но мысль: «Все, конец, проиграли» — я тут же яростно отбросил. И все мои товарищи тоже. Я это понял потому, как вдруг резко изменилась картина игры. Немецкая команда оказалась прижатой к своим воротам, наши устремились вперед, все, включая защитников. Душевный подъем, охвативший всех нас, был так велик, что великолепные немецкие футболисты, превосходившие нас и опытом и техникой владения мячом, были бессильны что-нибудь ему противопоставить....Отвлечемся теперь на минуту от той игры и вообразим себе, что происходит она не двадцать лет назад, а в наши дни. Дело идет к концу, и сборная СССР проигрывает чемпиону мира 1:2. Воспринимает ли кто-нибудь на поле или на трибуне случившееся как катастрофу, как нечто невозможное и недопустимое? «Ну, уступили лучшей команде мира с почетным счетом... Хорошо уже, что играли на равных или почти на равных... За такое поражение никто строго не спросит, оно естественно и простительно...»Цитируя не высказанные никем слова о никогда не бывшем матче, я, тем не менее, не фантазирую и ничего не преувеличиваю. Не этот, выдуманный, так другие матчи проигрывали. И той же сборной ФРГ, и англичанам, и бразильцам, и шведам. И в гостях и дома. И атмосфера на поле и вокруг была вполне благодушная: все в порядке, все так, как и быть должно, — выше головы ведь не прыгнешь...А в спорте тот, кто хочет добиться убедительных побед, обязан пытаться прыгнуть выше головы.Мы уходили с поля, не слыша счастливого рева трибун. Мы не слышали и не видели ничего. Входя один за другим в раздевалку, мы валились в кресла, не в силах сделать больше ни одного движения, даже нагнуться, чтобы расшнуровать бутсы. Мы не могли даже улыбаться. Да и не хотелось — мы были опустошены этой игрой настолько, что не было сил ощутить счастье, победы.Это было, как глубокий сон или забытье, из которого выходить не сразу, постепенно, когда шум, и похлопывания по плечу, и рукопожатия кажутся нереальными, а лишь продолжением сна, и только потом становятся слышны отдельные слова, и узнаешь чей-то знакомый голос, и вдруг ощущаешь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11