Люгер ощупал его и понял, что
это светильник, намертво закрепленный между камнями. Стервятнику
повезло - в светильнике осталась восковая свеча. Он вытащил
огарок и занялся почти безнадежным вне стен своего родового дома
делом - добыванием огня при помощи магии. Против ожидания, ему
не пришлось прилагать для этого слишком много усилий,- после
первого же заклинания слабое пламя возникло на конце фитиля и
вскоре усыпальница была кое-как освещена колеблющимся светом.
В ней находилось четыре саркофага, поставленных в ряд; один из
них значительно превосходил размерами остальные. Но Люгера не
интересовали надгробья - он рассматривал стены и сводчатый
потолок склепа...
Шаркад не обманул его - здесь имелось множество портретов в
рамах и без оных, написанных на дереве, шелке, металле, и
располагавшихся в глубоких нишах, перед каждой из которых
находилось что-то вроде алтаря. Стервятник поразился тому, что
увидел,- эта мрачная галерея портретов показалась ему вначале
совершенно бессмысленной.
Он позвал Сегейлу. Усыпальницу Гадамеса Люгер счел безопасной.
Под потолком еле слышно шевелилась какая-то темная масса, может
быть, стая летучих мышей. Инстинкт подсказывал Слоту, что они не
представляют собой угрозу. Он не ошибся - его невидимый враг
остался снаружи...
Едва Сегейла переступила порог усыпальницы, обитая металлом
дверь заскрипела за ее спиной и стала закрываться, будто от
порыва ветра. Люгер с воплем бросился к двери и ударил в нее
всем своим телом. Результат был таким же, как если бы он
ударился о стену. Дверь закрывал не ветер и не человек,-
какая-то неумолимая сила поворачивала ее вокруг петель, даже не
заметив сопротивление Люгера. Спустя несколько мгновений щель
между краем двери и каменной стеной стала уже слишком узкой для
человеческой руки и Стервятник воткнул туда кинжал, отчаяно
налегая на рукоятку.
Это ни на секунду не задержало того, кто расставил ему эту
ловушку. Звякнул металл и в руках у Слота остался лишь обломок
клинка. Дверь полностью закрылась; в почти незаметных щелях
между ее краями и каменной кладкой засиял голубой свет.
Стервятник едва не взвыл от ярости. На этот раз он попался
основательно. Люгер не вчера появился на свет и не однажды был
весьма близок к смерти. Иногда, в спокойные периоды жизни, она
являлась ему в его снах, и всегда - в разных обличьях. Он
ненавидел любое из них, но меньше всего ему хотелось сдохнуть
вот так - среди чужих мертвецов, сидя взаперти в каменном мешке
вместе с любимой женщиной и даже не имея возможности
действовать.
Он ощутил неприятную леденящую пустоту в груди над желудком -
предвестницу будущего ужаса, раскаяний и абсолютного бессилия.
Внезапно одна неизбежная мысль пришла ему в голову. Люгер взял в
руки свечу и поднес ее к лицу Сегейлы. Потом он вздохнул с
облегчением, потому что на этом лице было написано все, что
угодно, кроме злобы. Слот не был наивным и чересчур
чувствительным, но именно поэтому доверял тому, что видел. Его
сердца коснулась внезапная боль, может быть, оттого, что в
прозрачных глазах Сегейлы было столько муки.
* * *
Люгер обошел усыпальницу по периметру, держа в руке свечу и
подолгу осматривая реликвии рода Гадамесов. Впрочем, здесь были
не только реликвии и семейные портреты. Большую часть ниш
занимали изображения людей, малознакомых или вообще незнакомых
Слоту, а также небольшие скульптуры, бюсты, пряди волос,
полуистлевшие пергаменты, страницы древних книг и даже восковые
фигурки размером с человеческую кисть, выполненные с редким
мастерством и изяществом. Все они находились в более чем
странных сочетаниях друг с другом и с предметами темного
варварского культа, о котором Люгер знал только понаслышке. Они
внушали ему необъяснимый трепет. Он с отвращением разглядывал
их, чувствуя, что прикоснулся к вещам, среди которых уже
бессилен его разум, а в игру вступают суеверия и магия самого
черного свойства.
Он видел внутренности каких-то животных и, может быть, не только
животных, засушенные птичьи лапки, пятипалые кисти рук, рыбьи
кости, зеркала, неуловимо искажавшие отражения, мертвых змей,
плававших в маслянистой жидкости, эфемерные изображения из
черной смолы и волос, магические фигуры, выложенные из
человеческих зубов и ногтей... Он взял в руки одну из восковых
фигурок, в глаза которой были воткнуты две острые рыбьи кости, и
принялся внимательно рассматривать ее со всех сторон. На спине
фигурки имелся какой-то оттиск, сделанный, может быть, нагретой
печаткой. Приглядевшись, Люгер узнал миниатюрное изображение
волчьей головы.
Догадка вспыхнула в его мозгу, как молния, но после наступил еще
больший мрак. Без сомнения, его окружали предметы земмурского
культа Гангары, но это было настолько невероятно и чудовищно,
что он поначалу счел увиденное всего лишь гигантской
мистификацией. Магическая лаборатория оборотней в самом центре
валидийского кладбища,- это разрушало все его представления о
дозволенном и возможном... Люгер ошеломленно бродил от ниши к
нише, пока, наконец, не убедился в том, что ему придется
свыкнуться с изменившейся реальностью.
Теперь ему казалось самым важным найти здесь свое собственное
изображение и он вскоре наткнулся на него в одной из дальних
ниш. Это был небольшой портрет, написанный маслом на холсте.
Люгер узнал себя в отрочестве; на нем был боевой костюм
традиционных цветов его рода, но Слот не мог припомнить случая,
чтобы он когда-либо позировал для этого портрета. Тем не менее,
он взирал на портрет с большим облегчением, потому что восковые
фигурки внушали ему леденящий ужас.
Перед портретом лежала таинственным образом мумифицированная
человеческая кисть, темная и ссохшаяся до детских размеров.
Впрочем, это были только его догадки. Преодолевая отвращение, он
осторожно взял кисть в свою руку, опасаясь, что она рассыпется в
пыль при его прикосновении. Однако, дьявольский предмет оказался
прочным и даже упругим, словно живая плоть. Люгер перевернул
кисть ладонью вверх и от неожиданности чуть не выронил ее из
рук. Рисунок немногочисленных линий на темно-коричневой ладони в
точности повторял рисунок линий на его собственной правой руке,
но, самое главное,- на ней тоже был зловещий знак, предвещавший
Люгеру насильственную смерть в возрасте тридцати пяти лет...
Стервятник стоял, пытаясь справиться с тошнотворной волной
страха, накатившей на него, и некоторое время колебался. Затем
он положил кисть на место и срезал холст с подрамника. При
ближайшем рассмотрении оказалось, что портрет покрыт тонкой
вязью линий из смолы и пепельно-серых волос, наложенных на
изображение. Несомненно, это были его собственные волосы... или
волосы его отца. Мысль об отце пришла ему в голову не случайно,
но пока что-то мешало Слоту связать воедино предметы в
усыпальнице Гадамеса, Сегейлу, оборотней из Серой Стаи,
таинственную смерть старшего Люгера и исчезновение его тела,
ночного сторожа и неведомых служителей культа Гангары,
распостранивших свое кошмарное влияние на многих жителей
королевства.
С помощью стилета Люгер счистил с портрета волосы и смолу,
свернул холст в трубку и спрятал его в кармане рубашки, надетой
поверх защитного жилета.
Вопрос о том, зачем Шаркаду понадобилось заманивать Стервятника
в усыпальницу, был праздным и Слот отложил его решение до лучших
времен, хотя сильно сомневался в том, что они наступят. Теперь у
него было много времени - до тех пор, пока его не убьют жажда,
голод... или хозяева склепа. С этими невеселыми мыслями он
продолжал бродить по гробнице, изредка прислушиваясь к
завываниям Газеуса, доносившимся снаружи...
Сегейла, бегло осмотрев усыпальницу, бессильно опустилась на пол
возле одного из саркофагов и апатично наблюдала за Люгером. Слот
избегал встречаться с нею взглядом. Впрочем, созерцание здешних
достопримечательностей настолько захватило его, что вскоре он
забыл даже о безвыходном положении, в котором находился. Он
прикоснулся к весьма щекотливым тайнам,- это ему подсказывал
инстинкт человека, искушенного в разного рода интригах и
авантюрах...
Люгер понимал, что другого такого случая у него может и не быть,
поэтому старался запомнить как можно больше, одновременно
проясняя для себя некоторые темные страницы истории королевства.
Прежде всего, он припомнил, что Галит Гадамес, именем которого
Шаркад, очевидно, и называл усыпальницу, был министром при
королеве Сомар, а затем - генералом ордена Святого Шуремии в
Адоле. Отсюда могла тянуться первая нить, связывавшая Галита и
род Люгеров. Дело в том, что сейчас генералом ордена был Алфиос,
старинный друг отца Слота, когда-то обучавший Стервятника магии
и боевому искусству. Поясной портрет, на котором Алфиос был
изображен в генеральской мантии, также имелся здесь - в
обрамлении венка из черных и фиолетовых цветов, испускавших
удушливый аромат. Увидев венок, Люгер вздрогнул,- настолько
мрачной показалась ему эта живая и далеко не благоухающая
рама...
Внезапное превращение Алфиоса из любителя острых ощущений,
авантюриста, придворного повесы, тратившего унаследованные
деньги на многочисленных любовниц, редкое оружие, лошадей и
содержание трех роскошных домов в Элизенваре, не считая
загородного поместья, в смиренного последователя Шуремии,
канонизированного церковью еще в 1696 году, удивило даже юного
Люгера, а при дворе короля Хетмека произвело настоящую сенсацию,
однако пути ордена, как и пути самого святого Шуремии, были
неисповедимы и Алфиос довольно быстро обзавелся генеральской
мантией, несмотря на интриги своих противников в Валидии и
Адоле.
Люгеру были известны как минимум две версии, по-разному
объяснявшие произошедшее. В соответствии с первой из них, Алфиос
вынужден был бежать в западное королевство Адолу после того, как
попал в весьма неприятную историю, в которой были замешаны
несколько министров, два высокопоставленных члена Серой Стаи,
сама королева Ясельда и посол Морморы Бавул. Быстрое продвижение
Алфиоса вверх по иерархической лестнице ордена объясняли его
давними связями с богатейшими фамилиями Адолы и самой верхушкой
ордена, однако Люгеру казалось, что этого все-таки недостаточно
для того, чтобы получить генеральский сан. Слот был свидетелем
нескольких тайных встреч Алфиоса с неизвестными ему людьми еще в
Элизенваре и позже вынужден был признать, что знает о друге отца
смехотворно мало. Да и был ли тот другом? Порой Стервятник
сомневался и в этом...
Согласно второй версии, Алфиос, пресытившись жизнью, которую вел
в Валидии, добровольно отправился в изгнание и был обращен в
истинную веру в Фирдане, столице Адолы, странствующим
проповедником по имени Хемис, оказавшимся тогдашним генералом
ордена Святого Шуремии. Чуть позже Хемис был похищен группой
разорившихся ренегатов, требовавших у баснословно богатого
ордена выкуп за освобождение генерала. Поговаривали о том, что
Алфиос сам подстроил это похищение, и Люгер не исключал такого
варианта событий.
Офицеры ордена не спешили платить за похищенного генерала и,
видимо, потом кто-то намекнул Хемису на это обстоятельство,
сыгравшее немаловажную роль в дальнейшей судьбе Алфиоса. Во
всяком случае, именно Алфиос спас жизнь Хемису, воспользовавшись
своими связями с преступным миром Фирдана, и, кроме того,
захватил похитителей. Все они бесследно исчезли еще до встречи с
генералом в тюрьме ордена, а Хемис, человек строгих правил и,
наверное, немного наивный, проложил Алфиосу путь к унаследованию
своего положения. Конечно, последовавшая вскоре смерть Хемиса
могла вызвать кое-какие сомнения у непредвзятого наблюдателя,
но, если бы таковой и нашелся, он счел бы смертельно опасным
искать подтверждение своим подозрениям...
Люгер остановился перед крайней нишей, в которой находилась
только одна восковая фигурка, заключенная в сложный
многоугольник, обозначенный на камне золой. Он увидел, что у
фигурки нет лица. Что-то неодолимо притягивало к ней его
внимание. Потом он понял, почему так заинтересовался ею. Фигурка
была раскрашена в цвета его рода... Стервятник долго стоял,
испытывая почти детский страх перед тьмой, клубившейся в углах
склепа. У него почти не было сомнений в том, что восковая
скульптура изображает не его, но тогда кого же? Слот смотрел на
нее, запоминая пропорции, форму головы, тщательно изображенную
одежду, давно вышедшую из моды... Потом он протянул к фигурке
руку, но пальцы наткнулись на невидимую преграду, твердую, как
сталь. Люгер выругался и почувствовал, что горячий воск,
стекавший со свечи, коснулся его кожи...
Глава восьмая
ЛОЖЕ ЛЮБВИ
Он установил свечу на полу, сел на крышку ближайшего саркофага и
попытался изменить ситуацию, пользуясь техникой, заимствованной
у Алфиоса.
Постепенно его ум освободился от изматывающих и бесплодных
мыслей, блуждавших в лабиринте, из которого не существовало
выхода. Сознание стало похожим на абсолютно прозрачное
пространство, а в глубине его лежала бесконечно тонкая преграда,
как дно безбрежного океана. Эта преграда пахла враждебностью и
вечным пленом. Опускаясь все ниже и ниже, он оказался перед нею
и ему показалось, что он нашел место, где зарождаются его
собственные мысли и, одновременно, самые черные сны. Они
приходили из-за преграды, вздуваясь на ней гигантскими пузырями,
и, оторвавшись, всплывали кверху... Ему удалось
воспрепятствовать их рождению и тогда он увидел, что на самом
деле они приходят извне и у него вообще никогда не было СВОИХ
мыслей...
Так он достиг полного безмолвия и непогрешимой ясности. Иногда в
этом состоянии он начинал действовать,- без сомнений и оглядки,
так, словно его направляла высшая сила, проводником которой он
был и которой полностью вверял свое слепое существо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9