Госпожа Коман назвала его «бисёнэном», «прекрасным мальчиком» — но тогда он посчитал это просто грубой лестью веселой девицы. Он вовсе не видел себя «прекрасным» — сказать по правде, он и безобразным себя не видел, ему было совершенно все равно, как он выглядит. И вдруг этим утром он ни с того ни с сего подумал, что, к примеру, нос мог бы быть и получше. Эта мысль показалась ему странной — до настоящего момента нос его полностью устраивал; в нем было две замечательные ноздри, через которые можно дышать — чего еще хотеть от носа? И также внезапно ему подумалсь, что и ноздри могли быть поизящней вырезаны. Ну, скажем, как у Майлза.
Может, эти суетные мысли и не пришли бы ему в голову, если бы капитан не велел ему «приодеться» к завтраку и «выглядеть». Дик «приоделся» — то есть, надел свое лучшее косодэ, хаори с гербом, которое надевал только на Пасху и Рождество, парадные хакама и таби. Еще он тщательно умылся, вычистил зубы второй раз и как можно глаже уложил волосы — чтобы ни одна прядка не падала на глаза. Но все-таки что-то мешало «выглядеть», и, присмотревшись, он понял: нос. Ну просто сущий пятак. Дик повертел лицом так и этак, и нашел ракурс, который показался ему удачным: чуть склонить голову вперед, глядя слегка исподлобья. Так нос казался менее курносым, и лицо как будто делалось мужественнее.
С одеждой было не все в порядке — хаори коротковато. Но тут уж ничего не поделаешь: другого не имелось. Он вышел из своей и Майлза каюты, поднялся наверх и вошел в столовую.
Левиафаннер — судно специфическое: народу нем то густо, то пусто, поэтому вся постоянная команда обедала при кухне — чтобы не гонять лифт с посудой верх-вниз. Но по случаю присутствия на борту доминатрикс торжественный ужин устроили в кают-компании.
— Ты чего так набычился, будто у тебя запор? — спросил капитан. — Выпрямись, Бога ради. Это ты что, с последнего Рождества так вымахать успел?
На самом деле хаори было коротко еще на Рождество, только внимания на это никто не обратил.
На разных планетах быт устроен по-разному, но космос диктует быт, приближенный к нихонскому образцу. В условиях то и дело меняющейся гравитации очень хорошо, если дверцы шкафов не распахиваются, а стулья не порхают по комнате. Тесные помещения кораблей и станций поражают организацией пространства. Так, в кают-компании «Паломника» единственным предметом обстановки был стол. Длинный и узкий — в случае надобности через него просто перешагивали — он мог разместить без проблем двенадцать человек, а по окончании трапезы просто крепился на стене.
Пришел лифт с кухни; экипаж быстро разобрал посуду и расставил на столе. Почетное место во главе отводилось миледи Констанс, по левую руку от нее капитан велел сесть Дику, чтобы тот резал мясо и подливал пиво, третьим сел сам. Предполагалось, что Бет и Джек сядут справа от своей матери, а место ближе к центру займет лорд Августин. Напротив него таким образом оказывался Майлз, следующую пару составляли Джез и Вальдер. Моро предоставлялась полная свобода выбирать из оставшихся четырех мест.
Дверь открылась и новый бортмех вошел. Морита тоже принарядился: ёфуку цвета морской волны, но без застежек впереди, на вавилонский манер. Под ёфуку была темно-красная вязаная туника, и это было как-то по-варварски красиво. Мода Империи предписывала мужчинам сдержанные тона — капитан, Майлз и Дик были одеты в черные хакама, горчичного цвета косодэ и темно-серые гербовые хаори, Вальдер — как обычно, в черном комбо — он никогда не одевался иначе, и всегда его лучшая одежда застегивалась под горло и имела полную длину рукавов и брюк; кроме того, он никогда не расставался с визором. Один Джез надел пламенно-красную лава-лава и желтую вязаную тунику из хлопка, по мауитанской моде — но на черных яркие цвета и смотрятся иначе.
Леди Ван-Вальден была в длинном шоколадного цвета платье и в палевой гербовой накидке. Такую же носила Бет, но под ней были просторные брюки и короткая сиреневая блузка. Джека одели как обычно одевают мальчика его лет, в сейлор-фуку. Лорд Августин был в темно-зеленом пали до колен и в черных брюках.
— Миледи, — команда замерла в долгом, очень основательном поклоне. — Прошу садиться вот сюда. Вы здесь, юная леди, а вы, сэр — напротив Майлза.
После того как блюда и бокалы были наполнены, капитан произнес слова молитвы — самой длинной и цветистой, какую читали только на праздники. В обычные дни молились кто как хочет — Джез очень любил вариант «Благослови, Боже, ясти, чтоб не выпало из пасти».
— Я очень рада видеть вас всех здесь, и разделить с вами хлеб и дорогу, — сказала леди Констанс. — «Паломник» — прекрасный корабль, а вы — прекрасный экипаж. За императора!
— Гамбэй! — подхватили левиафаннеры и осушили стаканы.

* * *
Только сейчас она поняла, как угадала — а может, промысел Божий действовал через нее. Эти пятеро подходили друг другу, как пальцы на одной руке. Одинокий старик, потерявший сына и мальчик, потерявший родителей. Шеэд — реон, добровольный изгой. Сантакларец, на миллиметр разминувшийся с каторгой. Искалеченный старший инженер двигательных систем. Для всех «Паломник» стал последним убежищем, единственным шансом. Это была не просто команда, а семья.
Но семья отличается от чисто профессионального союза именно тем, что появление нового элемента лихорадит всю машину. Констанс посмотрела на вавилонянина, прямо в его насмешливые зеленые глаза, подведенные — она только что это заметила — темно-синей, в тон одежде, тушью. Он был чужероден и подчеркивал свою чужеродность. «Я здесь временно», — говорил весь его вид. — «Я знаю, что вы не приемлете меня, и мне безразлична эта неприязнь. Я не собираюсь подлаживаться под стандарты победителей, чтобы угодить им. Я выгляжу и веду себя так, как сам того желаю».
За императора он не выпил. Встретив взгляд Констанс, Моро улыбнулся и поднял стакан:
— Ваше здоровье, сударыня.
— А как вас по-настоящему зовут? — спросил Джек у Майлза. Дик, подкладывавший доминатрикс закуску, от неожиданности уронил суси. Это был один из трех самых бестактных вопросов, которые можно задать шеэду. Два других — «Сколько вам лет?» и «Знакомы ли вы были со Святым Ааррином?»
— Майлз Кристи, — улыбнулся шеэд. — Я принял это имя в святом крещении, так что оно настоящее.
Констанс посмотрела на Бет и поняла, что это она подговорила Джека.
— Скажите, — вступил в разговор лорд Августин, — а вам не доводилось знавать…
Констанс локтем почувствовала, как мальчик напрягся.
— …Айора Эддиша Киэтту? — так же беспечно продолжал Августин.
— Я знаком с ним мельком, — ответил шеэд. — Он принадлежит к иной, чем я, ветви Пути.
Это означало, что сообщество, к которому принадлежит Айор, живет не на той планете, на которой живет «ветвь», сообщество — бывшее сообщество — Майлза Кристи.
— Я слыхал, лорд Августин, что вы антизверей изучаете, — сказал капитан Хару.
— Именно, — согласился лорд Мак-Интайр. — Название «левиафан» нравится мне больше — как олицетворение могучей и слепой силы. — А общепринятый научный термин — «блуждающее скопление антиматерии».
— Может, для науки он и хорош, а для охоты длиннноват, — проворчал капитан.
— Третий вельбот, заходи на блуждающее скопление антиматерии снизу! — прогундосил, подражая динамику связи, Джез. — Пока так скажешь, он десять раз в сторону вильнет.
— Изменит траекторию, — кивнул лорд Августин. — Термин «вильнет» предпочитает хоть немного осмысленное движение.
— А что позволяет нам считать, что движения антизверя неосмысленны? — послышался голос с другого конца стола. Все уставились на Моро как Валаам на своего ишака.
— Я не знаю, осмысленны ли движения левиафана, — медленно проговорил лорд Августин, — но мне хотелось бы это узнать. Но увы, левиафаннеры не ведут наблюдений заобъектами своей охоты в естественных условиях, а левиафан, загнанныйв силовую ловушку и превращенный в источник энергии — это уже совсем не то.
— Они любят забраться подальше от звезд, а если уж угораздило попасть в скопление, то держатся ровно посередке между всеми, — сказал Вальдер.
— Да, в точках Лагранжа, — кивнул физик. — Антиматерия — сама по себе мощный генератор антигравитации. Дрейф левиафана — своего рода «падение»; падение «вверх» по отношению к источникам массы. Капитан, не скажете ли вы мне, сколько энергии выделится. Если вы — вот лично вы — аннигилируете?
— Чертова уйма, — мрачно сказал капитан, для которого, как и всех левиафаннеров, тема собственной аннигиляции была неприятной.
— Верно, — как ни в чем не бывало, сказал лорд Августин. — Но с той же легкостью блуждающее скопление способно аннигилировать и планету, и звезду — и при том остаться целым.
— Мы не знаем доподлинно, способно ли оно аннигилировать звезду, — заметил шеэд. — Эксперимент здесь невозможен.
— К сожалению, да. И все в теории получается. Что масса левиафана стремится к бесконечности.
— Как так? — изумился капитан. — Мы же их сами в силовые бутылки закрываем!
— Вот именно. Поэтому исследования левиафанов подводят науку к тому рубежу, за которым, я думаю, придется пересмотреть понятие массы. Сейчас я попробую объяснить вам, как это возможно…
— Господи, спаси, — пробормотала Бет. И была права: начался монолог, в котором присутствующие (кроме Майлза) понимали только отдельные словосочетания вроде «пересекается с…» и «распадается на…», а потом лектор и вовсе перешел на шедда.
— Надо же, — сказал капитан Хару, воспользовавшись паузой. — А я и не думал, что все этак закручено. Ловил себе и ловил…
— Господин Журден не знал, что всю жизнь говорил прозой, — себе под нос сказала Бет.
— Кто такой господин Джорден, я не знаю, фрей, — сказал капитан. — Однако же кое-что в голове у меня есть. Так вот, гораздо лучше думать про левиафана, что он животное, ангел или бес, чем думать про него, что он бессмысленное «скопление антиматерии». Такие слова убить могут, потому что от таких слов человек надувается гордостью. А тут уже полшага до беспечности. А беспечность в нашем деле — это смерть, фрей.
— Я в туалет хочу, — сказал Джек. Он уже наелся и заскучал.
— Прикажете подавать чай и сладости? — спросил Морита.
— Бет, на обратном пути зайди на кухню и загрузи лифт, — сказала леди Констанс.
— Не стоит, — Морита поднялся. — Это моя обязанность.
— А можно я потом погуляю? — спросил Джек.
— Э-э-э… капитан Хару на секунду задумался. — Суна, своди фрей и малыша куда надо, а потом покажи им корабль.

* * *
— Сюда, леди.
Выполненная под трафарет капитанской рукой, надпись на дверях часовни гласила: «Остановись, помолись!». Чья-то другая рука — твердая в движениях, но не в принципах — украсила туалет призывом «Остановись, помочись!» Эти буквы хранили следы упорных попыток стереть их и многократных возобновлений. Последняя попытка стереть провалилась поздно вечером — Дик Суна, одетый куда менее парадно, чем сейчас, царапал дверь проволочной губкой, пока капитан, убедившись в бесплодности затеи, не отпустил его.
— Ну что ты как деревянный, — сказала Бет. — Ты все время такой или только по пятницам? Давай попроще. Твоя Тарзан, моя Джейн. Ты и в самом деле воспитан дикими сохэями?
— Почему дикими? — не понял мальчик.
— Ну, о них разное говорят. Есть такая поговорка: ругается как сохэй.
— А как ругаются сохэи, ты слышала?
— Нет.
— Ничего особенного. Обычные космоходы куда хуже ругаются.
— А я уже покакал, — торжественно сказал из-за двери Джек. Дик осторожно протиснулся в кабину и включил биде и подсушку. Бет давилась смехом — настолько оба были серьезны.
— И куда теперь? — спросила она, когда братик подтянул и застегнул штанишки.
— Капитан велел корабль вам показать… Откуда начать, думаю: сверху или снизу?
— Наверху мы уже все видели, давай сходим вниз.
— Что, и в рубке были?
— Ага. Жаль, тебя не было. Проспал отлет? — Бет помогла брату завязать тесемку на штанишках.
— Ну, это… оно интересно только по первому разу… Зато я буду дублировать прыжок.
— Дик, а можно я приду посмотреть? — подпрыгнул Джек.
— Это пусть капитан решает, милорд. Вообще-то, милорд, запрещено посторонним находиться в рубке во время прыжка, — Дик слегка помрачнел. — Если бы не… ее милость, я бы в этом полете совершил первый самостоятельный прыжок.
— Ты инициирован?
— Отсюда до сектора Паука, от Паука по двадцать шестой и оттуда до Гидры.
— Класс, — с оттенком зависти сказала Бет. — А знаешь, я тоже проходила пилотские тесты. Способности есть.
— Значит, ты можешь поступить в Академию, — сказал Дик.
— Только не собираюсь.
— Почему?
— Странный вопрос. Ты что, думаешь, если человек по тестам — пилот, то он и обязан стать пилотом?
Дик не знал, что ответить. Для него хотеть быть пилотом было так же естественно, как дышать — ибо сколько он себя помнил, столько он хотел быть пилотом, и первый же прыжок не разочаровал его. «Господь дает нам заглянуть в свое чердачное окошко, сынок», — говаривал капитан Хару. Это был Дар, который нужно ценить, и Дик ценил его больше жизни. Если бы ему пришлось выбирать между зрением и Даром, он предпочел бы лишиться глаз. Человек, так легко от Дара отказавшийся, и так легко об этом говорящий, был ничуть не менее странен, чем человек о четырех руках.
— Я не думал об этом, — признался он.
Они спустились в лифте на первый уровень. Здесь было «хозяйство» Вальдера: один-единственный голый короткий коридор с четырьмя дверьми, расходящимися «крестом». Они остановились в тамбуре между лифтом и прозрачной дверью.
— Сюда нет доступа пассажирам и временной команде, — сказал Дик. — Здесь центр управления двигательными системами и гравитацией. Я могу только по терминалу показать, — он вызвал нужное изображение.
— Отсюда управляют кавитационным двигателем. Вот эти экраны показывают состояние двигателя, вот тут — стабильность силового поля, а вот сюда идут данные с несущих узлов.
Бет оглядела дремлющие экраны и пульты.
— Он дни и ночи проводит здесь, и все видит только по приборам?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18