На основании чего? Этой писульки, под какой и подписи-то нет?.. Товарищ Метелин, разве такой документ могет приниматься к рассмотрению?
Районный прокурор покачал головой.
— По закону — нет. Но ведь факты подтвердились…
— Какие факты? Все вы прекрасно знаете о взаимоотношениях Степанова и Вострякова. Степанов сознательно опрашивал тех, кому Иван — кость поперек горла! Почему он не спросил евонных товарищей?
— Ты на что тут намекаешь? — возмутился председатель контрольной комиссии.
— Я не намекаю, я прямо говорю! — сказал Мохов. — Я считаю, что ты, Степанов, специально подобрал факты, порочащие Вострякова.
— Это поклеп, товарищи!
— Хватит дискутировать, Мохов, — прервал их Трофимов. — Решение уже принято.
— Ты, товарищ Трофимов, недавно у нас в районе и многого не знаешь, — продолжил, проигнорировав заявление секретаря райкома, Мохов. — Вот вы тут говорили о прошлом, мол, на него смотреть не будем. Так давайте все ж посмотрим!.. Ты, Степанов, сучий потрох, когда по району банда Харламова шастала, что сделал? Пришел в окружком и отдал партбилет, сказал, что сельским хозяйством будешь заниматься! Ты Харламова испугался, отсиживался, пока мы с Востряковым его банду громили! А потом опять в партию пролез!.. Да вы ж и сами знаете, товарищи! Чего молчите?
— Хватит, Мохов, не ори! — вспылил Трофимов. — Я лишаю тебя слова! Если хочешь выговориться, ступай на крыльцо!
— Не кипятись, Василий! — попытался урезонить начальника районного ГПУ председатель РИКа. — Пиши свое мнение в окружком, а этак что же, проголосовали, и ты начал после драки кулаками махать… А насчет личных взаимоотношений Степанова с Востряковым… Мы здесь рассматривали не прошлое. Что было, то быльем поросло. Мы рассматривали конкретные проступки Ивана, вот так.
— Кончен разговор, Востряков! Решением бюро ты исключен из наших рядов. Клади сюда партбилет! — Трофимов постучал ладонью по столу.
Иван встал. Лицо было бледным, как у мертвеца, губы упрямо сжаты, в глазах — суровая решимость.
— Партбилет я не отдам.
— Отдашь.
— Мы с тобой, Иван, в окружком поедем! — крикнул Мохов. — Мы найдем на энтих сволочей управу! В окружкоме откажут, в ЦК правду найдем!
— А с тобой, Мохов, отдельный разговор будет, — сказал с угрозой в голосе Трофимов. — У тебя у самого рыльце в пушку… Ты почему держишь в ГПУ людей, ни в чем не повинных? Это попахивает превышением полномочий, а?
— Да идите вы все…
Мохов вышел, хлопнув дверью. Трофимов повернулся к Ивану и сказал:
— А ты, Востряков, лучше сдай партбилет по-хорошему.
— Партбилет я тебе не отдам! — повторил твердо тот и постучал пальцем по нагрудному карману гимнастерки. — Вот он тут, попробуй, возьми! Глотку перегрызу! Не ты мне его давал, не тебе его и забирать!
Иван с грохотом отодвинул стул, но напоследок окинул всех взглядом и сказал:
— Окопались вы тут, гады! Не в нашем хуторе надобно искать врагов Советской власти… Вот они все тут сидят. Это не я, это вы — вредители делу партии!
— Востряков! — побагровел секретарь райкома, но Иван уже не слушал его.
Он быстро пересек расстояние, отделявшее его от двери, и вышел, оставив сидеть ошарашенных его заявлением членов бюро.
Они остановились на крыльце и закурили.
— Зря ты ввязался в это дело, — сказал Иван Мохову. — Трофимов — злопамятный мужик, он тебе этого не спустит.
— А что я, должон был смотреть на этот фарс? — откликнулся тот. — Они, значит, исключают из партии за такую смехотворную причину…
— Ну, причина-то как раз серьезная, — заметил Иван.
— Какая, к черту, серьезная! — опять взорвался Мохов. — Связь с дочерью врага Советской власти? Так ты с нею расстался… Ну, сняли бы с секретарей, влепили бы строгача, но из партии выгонять!.. Сволочи!
— Ничего, Вась, не все коту масленица. Найдем и на них управу. Поеду в окружком, ежели и там не получится, то напишу лично товарищу Сталину!.. Тебя вот жалко. Сымут ведь с должности, Трофимов так это не оставит.
— Ну, и хрен с ним. Ишо посмотрим, кто кого!
Иван покачал головой. Он видел, что Мохов был еще возбужден словесной перепалкой с членами бюро райкома. Но когда тот успокоится и будет в состоянии трезво мыслить, то поймет, каких дров наломал…
— Ладно, будя об этом, — сказал он и выбросил окурок. — Расскажи лучше, как продвигается расследование по делу Фролова…
— Как? — Мохов ожесточенно отшвырнул окурок в сторону. — Да никак!
— То есть?..
— Гришина забрали, Грачев отнекивается, Фролов в бегах. Он так и не объявился у своих сродственников.
— И мы ничего не нашли, хоть и обшарили все окрестности, — сообщил Иван. — Нашли коня, и ничего боле. Мои ребята всю ночь просидели в засаде, но он так и не объявился.
— Знаешь, Иван, это какая-то чертовщина! — заявил вдруг Мохов.
— Не понял? — удивился тот.
— Грачев утверждает, что в станице не был и с Давыдовым не разговаривал. Я его и так, и этак пытался раскрутить. Ну, никак!.. Знаешь, я все-таки думаю, что он не врет. Да и соседи, и родные в один голос твердят, что он все утро был дома… В этом деле больше загадок, чем ответов. Например, зачем Фролову спонадобилось убивать Бородина и Ушакова? Не понятно, ить они были не разлей вода… Ну, ничего, разберемся, дай срок…
Они сошли с крыльца. Иван отвязал коня и одним махом вскочил в седло.
— Ладно, бывай.
— Бывай, — попрощался Мохов. — Не переживай, все образуется.
— А я и не переживаю, — ответил Иван, хотя это и не было правдой. — Мы ишо поборемся…
— Ежли что, шли ко мне гонца! — крикнул уже ему вслед Мохов. — Подсобим!
Иван промчался по улицам станицы, как вихрь, и поскакал во весь опор по степи, подхлестывая коня нагайкой. Мысли сбивались и путались. Слишком много событий за последнее время на него вывалилось. И самое страшное из них — исключение из партии.
Ветер остужал его разгоряченное лицо, свистел в ушах, развевал полы гимнастерки, в кармане которой лежала заветная красненькая книжица. Нет, он не принимал решение бюро, понимая, что его дело было высосано из пальца. Он много лет посвятил делу партии и теперь не мыслил себя отдельно от нее. Вся его душа противилась тому факту, что его грубо вырвали из ее рядов, заставляя наблюдать за борьбой мирового пролетариата как бы со стороны…
Нет, Иван не собирался сдаваться. Для себя решил, что обязательно добьется справедливости и вернет себе членство в партии. А пока ему нужно было выполнить хоть и неприятную, но необходимую миссию…
XV
Вернувшись в хутор, Иван первым делом зашел к Гришиным. Честно говоря, он немного побаивался. Как встретят его в этом доме после того, что произошло между ним и Дарьей, и того, что последовало вслед за этим?
Он вошел в хату и постучал костяшками пальцев в дверной косяк.
— Есть кто в хате? Хозяева!
Где-то в глубине дома послышался шорох, потом Иван услышал голос матери Дарьи, Аксиньи:
— Кто это там?
— Это я, тетка Аксинья, Иван Востряков, — ответил он.
К нему вышла мать Дарьи. Иван удивился, как сильно сдала за последние дни эта некогда сильная женщина. Лицо осунулось, было мертвенно бледным, на нем выделялись большие, черные, как у Дарьи, глаза. Было видно, что она очень слаба.
— Чего тебе, Иван? — строго спросила его женщина, окинув таким взглядом, что ему стало не по себе.
В этом взгляде было такая плохо скрываемая неприязнь, смешанная с тревогой, вызванной его посещением, что он понял неуместность своего появления в этом доме. Однако ему просто необходимо было сказать…
— Тетка Аксинья, Дарья дома? — спросил он.
— Зачем она тебе спонадобилась?
Иван почувствовал, что женщина не хочет, чтобы он виделся с девушкой. Он прекрасно понимал ее и при других обстоятельствах попытался бы самостоятельно разыскать Дарью. Но сегодня у него просто не было на это времени и желания.
— Погутарить мне с ней надобно.
— О чем?
Иван замялся. Вывалить на бедную женщину то, что узнал о судьбе ее мужа в станице, он не мог. Иван прекрасно понимал, что для нее это будет сильным ударом, который может окончательно подкосить мать Дарьи. Ему не хотелось слышать истерику, которая, как он думал, непременно проявилась бы, вздумай он рассказать ей про мужа. Поэтому Иван и решил сначала поговорить с Дарьей, чтобы она могла подготовить свою мать к этому известию.
— Тетка Аксинья, мне дюже надо с ней переговорить.
Мать Дарьи покачала головой. Она понимала, что Иван вряд ли скажет, о чем он хочет поговорить с ее дочерью. После того, что он сделал, она не хотела, чтобы этот человек общался с Дарьей. Впрочем, ее дочь была уже вполне взрослой, сама могла разобраться, что к чему…
— Не ходил бы ты к нам, Иван. Дюже много горя ты принес в наш дом… Ладно уж, иди, — вздохнула она. — Дарья на базу, возится по хозяйству. У нас ить нету теперича хозяина, самим приходится управляться.
В последней фразе не было упрека. Была только огромная усталость в ее голосе.
— Спасибо, тетка Аксинья! — поблагодарил ее Иван. — И… Простите меня, я и сам не все понимаю в том, что происходит со мной, со всеми нами в последнее время.
— Бог простит, — ответила женщина и, повернувшись, пошла в комнату, давая понять, что разговор закончен.
Дарью он нашел, чистившей конюшню. Девушка вилами собирала навоз. Ее лицо раскраснелось, волосы выбились из-под белого платка. Иван невольно залюбовался ею. Он сравнивал девушку со своей невестой, и если раньше Алена казалась ему самой красивой, то теперь…
Увидев Ивана, остановившегося на пороге, она распрямилась и оперлась на вилы.
— Здорово, Дарья! — поздоровался он, чувствуя, как тоска отчего-то стальными тисками сдавила сердце.
— Ну, здравствуй, коли не шутишь, — ответила она.
— Да уж какие тут шутки, — сказал Иван, входя в конюшню.
Во взгляде Дарьи не было ничего: ни неприязни, ни удивления от его появления, ни чего-либо другого. Ему показалось, что девушка знает, с чем он пришел к ней. Глупо, конечно, было так думать, но он никак не мог избавиться от этой навязчивой мысли.
— Тут вот какое дело, Дарья… Твоего отца забрали в окружное ГПУ.
Он замолчал, ожидая реакции девушки на свои слова. Но та совершенно спокойно смотрела на него, словно и в самом деле знала.
— Вскрылись некоторые факты из его прошлого, дюже нехорошие для него, — продолжил Иван. — Да ишо это дело о покушении… В общем, будь готова к тому, что ему припишут контрреволюционный заговор.
— Я готова, — ответила на это девушка. — Я знала, что так и будет. Да отец и сам, видать, чувствовал это. Он сказал, что это была наша последняя встреча…
Иван удивился ледяному спокойствию Дарьи. Он ожидал чего угодно — криков, истерики, проклятий в свой адрес. Да, за последнее время она очень сильно изменилась. Это была уже не та девушка, которую он знал раньше. Эта Дарья пугала его…
Она смотрела на него, а он не знал, что еще ей сказать.
— Знаешь, меня сняли с секретарей, — вдруг ни с того, ни с сего сообщил он. — И из партии выгнали…
Дарья покачала головой.
— Я ить остерегала тебя, Иван. Почто ты не сказал им, как я тебя просила? Глядишь, прошла бы буря стороной…
— Ты о чем это? — удивился он.
Иван считал, что услышанный им на заседании бюро голос девушки был плодом его воображения, возбужденного несправедливостью выдвинутых против него обвинений, которые возмутили его до глубины души, своеобразной слуховой галлюцинацией. Но слова девушки поколебали его уверенность. Она явно знала больше, чем он, и это тоже приводило его в смятение.
— Ванечка, не забывай, что я — ведьма! — сказала Дарья. — Не думай, что ежели ты бросил меня, я перестала тебя любить и заботиться о тебе. Нет, я слежу за тобой и хочу упредить тебя… Ты много уже глупостей совершил, за них тебе приходится расплачиваться. Не лез бы ты в это дело, Иван! Я сама разберусь с энтими проблемами.
— Как это — «не лезь»? — возмутился Иван. — Ить это я заварил эту кашу, мне ее и расхлебывать! Нет, Дарьюшка, тута ты не права…
Девушка грустно усмехнулась.
— Ты думаешь, что виноватый… Не мучь себя, Иван. Ты тута не при чем. Здесь вмешались более серьезные силы, чем ты себе представляешь. Не в твоих силах было предотвратить ихнее вмешательство, не в твоих силах исправить положение.
— А в чьих? — поинтересовался он, не совсем понимая, о чем она говорит. — В твоих?
Дарья покачала головой.
— Боюсь, и не в моих… Только я все сделаю, зависящее от меня, чтобы исправить положение. Или, по крайней мере, наказать виноватых…
— Что-то ты говоришь загадками, Дарья, — сказал на это Иван. — Никак не пойму, куда ты клонишь. Какие-то силы… Я знаю одно: ежели б нам удалось поймать Фролова, то, думаю, мы бы смогли в какой-то мере улучшить положение твово отца.
— Ты всерьез так думаешь? — поинтересовалась девушка.
— Думаю, да.
Она задумалась. Иван не знал, какие мысли бродят сейчас в ее голове, но был уверен, что она решает для себя какой-то важный вопрос.
— Я скажу тебе, где прячется Фролов, — наконец, произнесла она. — Он в лесу, в старом волчьем логове. Помнишь, какое мы обнаружили, когда гуляли там?
— Помню, — подтвердил ошарашенный Иван. — Но откуда тебе это стало известно?
Дарья улыбнулась.
— Ежели я скажу, что это — мой колдовской дар, ты ить все равно не поверишь?
— Не поверю, — подтвердил он.
— Тогда я скажу тебе, что видела его там.
— Но как ты там оказалась? Он видел тебя?
Девушка покачала головой.
— Он там, поверь мне, Иван. Поторопись, в противном случае мне придется разобраться с ним по-своему… А теперь иди. Ты и так нажил себе неприятности, явившись нынче ко мне.
Иван понял, что разговор закончен. Не все, сказанное Дарьей, дошло до его сознания, многое он не понял. Но информация, сообщенная ею, была настолько важной, что надо было действовать незамедлительно. Для себя же он решил, что если сведения подтвердятся, он обязательно придет поблагодарить девушку. Девушку, которую он когда-то безумно любил и к которой его до сих пор, оказывается, тянуло…
Алена сидела дома, когда к ним заявился Яшка Рыжий. Она слышала, как он вошел и поздоровался с родителями, но не обратила на это внимания. Мало ли зачем мог придти секретарь комсомольской ячейки… Может, к отцу какое дело было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25