https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_vanny/s-dushem/
Так вот: мы сами справимся, Кондолиза Петровна. И Путин с трагическим ощущением подвига во имя высокой цели принялся давить муравьев, отвлекающихся от шествия по прямой дорожке от муравейника до печенья. Муравьев ему надолго хватило. А муравьиная матка, как и русские мамки, все продолжала рожать ему новых и новых подопечных. Когда вошел человек и сказал, что готовы обед подавать, он, устало щурясь, показал тому на оконную раму и сказал:
— Грязь развели — насекомые кругом, хорошо еще, что тараканы не ползают! Распорядитесь, чтобы инсектицидом тут опрыскали.
27 января, воскресенье
Год: Дин Хай. Месяц: Гуй Чоу День: Бин Инь
Наконец появляется Огонь. Еще слабый, он запускает контур порождения в общую структуру расклада стихий. Огонь помогает и во взаимодействии с Владыкой Судьбы. День обещает быть конструктивным в целом, это принесет пользу и на личностном уровне.
Хорошо предпринимать конструктивные шаги, направляя их на искоренение всего, что хорошо бы искоренить, на подготовку фронта работ на ближайшее будущее.
Морозно, но безветренно. Сегодня солнце вышло. Не наше. Южное солнце. Диковинно: у забора и у стены дома с южной стороны снег подтаивает. А ведь минус восемь температура. По широте это место где-то, наверное, как Ницца. И солнце нагревает сквозь мороз, куртку меховую хочется расстегнуть. Воздух хрустящий, неправдоподобно прозрачный. Иголки на сосне на склоне видны по отдельности каждая. Фактура снега проработана этим невероятным освещением так, будто вся картина снята аппаратом «Никон» на пленку «Фудзи». Слишком детально. Нескромно детально. Шероховато, шершаво детально. Дышится радостно и хорошо. Отчего бы это? Да просто выспался нормально.
Когда за Путиным пришли, он прогуливался по широкой тропинке за домом на южном склоне холма и довольно разборчиво напевал: «То березка, то рябинка, куст ракиты над рекой. Край родной, навек любимый, где найдешь еще такой, где найдешь еще такой…» Продолжал — пел еще, даже увидев пришедших. Щурился на них лукаво. Не смутился. Чувствовал свободу внутреннюю и физическую готовность действовать. Спросил, все ли готовы. И они пошли в гору, к Ван Лепину.
Гора была просто огромной сопкой, но шли два часа. Наверху, около крепко сколоченного сарая, китайские сопровождающие стали замедлять шаг. Из сарая вышел сорокалетний, примерно, пухленький китаец с пухлым же круглым лицом и стал смеяться над пришедшими. Потом пухлый хохотун объяснил пришедшим китайцам и Андрею Мелянюку причину веселья. И они тоже стали смеяться. А Путину никто ничего не перевел. Но он не злился, по правде говоря. Посмотрел на профессора Мелянюка, оживленно жестикулировавшего перед крыльцом, и подумал, что, как это ни глупо, Мелянюк не с ним приехал, а к Ван Лепину приехал. А он, Путин, просто повод. Так что вот — это их мир. Чужой мир. Им в этом мире и без него хорошо. И с этим придется некоторое время считаться. Ведь принимают его в этом секретном мире блаженных волшебников. И за то спасибо.
Располагались, хлопотали. Строжайшие предупреждения, что никому на горе остаться не разрешат, остались забытыми. Патриарх попросил только, чтобы крошечная свита президента ушла в ближайшую армейскую палатку китайских спецслужб — на одном из витков дороги, ниже по склону. Оттуда и наблюдать можно. И добежать можно, если экстренная необходимость. Вещи Путина занесли в комнату с белыми обоями с торца барака. Свой вход был у комнаты. Туалет — во дворе.
Патриарх распорядился, чтобы Ли Мин рассказал предысторию, поподробнее чтобы о праздновании Дня зачатия Путина. Они уединились в бараке. Подробно в разговоре обсудили и действия стихий, магических календарных соответствий. Путина с Мелянюком отправили пока заниматься гимнастикой цигун.
Мелянюк вышел на склон в тонкой шелковой рубахе. Путин сказал, не холодно ли. Китаисту нравилось учить несмышленых адептов. Он стал стараться-распинаться. Что мастера могут растопить снег вокруг себя, если захотят. Излучают энергию Ци, снег и тает. Но вершина мастерства не в том, чтобы отдавать энергию. Владеющие истинным искусством Совершенномудрые должны понижать собственную температуру до такого уровня, чтобы бороться с холодом не пришлось. Побеждая холод, мы поддерживаем неизменной разницу температур, а без этого можно обойтись. Путин сказал, что понимает, что ящерицы тоже остывают, но только двигаться потом не могут. Это оцепенение. Оцепеневший Совершенномудрый что делает? Оцепеневший Совершенномудрый делает цигун — двигает по телу энергию Ци, которая морозоустойчива как антифриз, — развил Мелянюк въедливому ученику.
Путин неплохо двигался, но утрированно как-то. Старательно. Подчеркивал движения. Хотелось ему, чтобы правильно все выходило. Мелянюк замечаний не делал. Но не потому, что ему нравились движения ученика, — не считал нужным придираться. Сказал только, что не все получается, расстраиваться не надо, само придет. Повторять только надо почаще. А стараться не надо. Принцип тайц-зи: «Кажется — да, кажется — нет». И движения тоже — кажется — да, кажется — нет. При каждом движении, мельчайшем даже — категорическая замедленность и плавность. Плюс усилие воли вместо мышечного. Воля ведет мизинец. Больше того — воля уже провела мизинец, и только потом он сам собой, следуя предначертанному, совершил движение. Вдыхаем макушкой. Вдыхаем пятками. Вдыхаем всей кожей и мысленно видим — визуализируем вдох каждой поры. Мелянюк наущал, а Путина сначала немного раздражали эти инструкции, потом он попал в волну и стал слушать с удовольствием. А потом отключился. О своем думалось. Не о Москве. Не о выборах. О Ван Лепине он думал. Вместо того чтобы визуализировать дыхание пятками, он визуализировал пожелание китайскому волшебнику. Чтобы хватило у того сил сладить с Яньло-ваном, Начальником Пятой канцелярии, судьей ада. Всей силой сознания, силой мечты, силой заклятья, вдохновенной силой благого устремления транслировал он страсть свою непосильную и просьбу. И цигун помогал. Не отвлекал. Помогал сосредоточиться. Под конец только, на статических упражнениях, захотелось заплакать. Ведь он все сделал. Он все бросил, он поступился саном, он прилетел черт знает куда, согласившись на все сумасбродные требования этого шаманского патриарха. Но каждый шаг, каждое новое свидетельство отказа от гордыни воспринималось им как залог того, что поездка не будет напрасной. А именно: каждое новое унижение по пути на эту гору и на горе уже — сарай этот, туалет на дворе и прочее — это же все не напрасно было? Нет ведь не земле человека, который так бы с ним поступил? Дразнил бы и унижал нелепыми требованиями, а потом сказал бы, что это ничего не значит, что это шутка была? Нет такого человека. «Кто нас обидит — дня не проживет», — пробормотал Путин. И тут же подумал о напрасности предыдущих усилий по усмирению гордыни. Он жалобно и униженно взывал к судьбе, а потом задиристой фразой взял да и зачеркнул, сделал напрасными страдания. Нет, это бес попутал. Он опять готов продемонстрировать смирение. Боги видят. Яньло-ван видит. Ван Лепин видит. Не может не видеть. Он, Путин, смирился и не ропщет больше. Помогите же, суки, чего же вам еще от меня надо?
Комплекс цигун занял час.
Потом ели с Ван Лепином. Пришлось познать би-гу. Отказ от злаков. На сегодня это означало маленькую пиалку тушеной капусты с грибами. И чай. Слишком прозрачный для чая. Потом Путину мешали. Офицеры говорили, что связь установлена. С кем? Зачем? И что говорят? Ну и как там? Отправив одного офицера вниз, в армейскую палатку, Путин стал поглядывать на часы, на Патека своего, с Филиппом. И поглядывать на склон, дожидаться. Сзади сбоку Мелянюк сказал, что часы надо снять. Ночь от дня отличить сумеем, остальное не нужно. И часы забрал. Унес.
Началось.
28 января, понедельник
Год: Дин Хай Месяц: Гуй Чоу День: Дин Мао
Продолжается позитивное влияние Огня, порождающегоПочву, но ветви МАО и ХАЙ усиливают влияние Дерева, которое для расклада судьбы сулит неприятности. Враждебная для героя Вода преодолевает Огонь ВладыкиСудьбы, Почва функционального духа не справляется с ситуацией. Ничего благоприятного.
В цикле установлений это Наполнение: торговля, путешествия, конструктивная деятельность и благодарственные молитвы — к счастью.
— Говорить нам рано, — начал Ван Лепин. — Совершенномудрому гостю надо готовиться понять. Открыть сознание. Поститься. Очищаться. И отойти от привычного. Мир, где субъекты бегают по головам друг друга, уцепившись глазами за предметы, — исчерпан. Ваш мир слишком доверчиво опирается на глаза. Вы видите предметы и вожделеете их. Не потрогав, не прислушавшись, не вдохнув дух момента, не обдумав текст времени и его контекст. Я вижу вещь — я имею вещь — вот формула вашей жизни, — с улыбкой тихо радовался китаец. — Стоит вам закрыть глаза — рухнет мир и вы упадете. Поэтому готовиться к разговору гость станет так. Сейчас он примет таблетку, — Ван Лепин достал из кармана куртки таблетку, стал отряхивать ее от крошек и пояснил: это позволит не смотреть на часы. Даже не заметит Совершенномудрый, как день пройдет, — после таблеточки. Это травы, народная медицина, не надо бояться. Мы станем заниматься ночью. Уже сейчас надо настроиться на познание мира дыханием, а не зрением. Парно дыханию — слушание. Закрыть глаза и слушать. Не что-то конкретно, а вообще. Слушать мир. Представлять, визуализировать, но без зрения. Внутренне прозревать этот вновь созданный мир. Новый, услышанный, вдохнутый мир. Всяким вздохом впитывать всю энергию мира целиком и отдавать всю до капли на каждом выдохе. Рождаться и умирать с каждым дыханием. Стать мостом — переходом — вратами между небом и землей, между пространством и временем. Соединить и актуализировать пространство и время в себе и себя в нем.
Не иметь ничего, но принадлежать всему.
— Ночью опять будем делать комплекс цигун, только без света — подсказал Мелянюк от себя лично. — Луна убывает, но, я думаю, от снега будет отражаться, увидим, нормально…
Потом был долгий сон без сна, таблетка работала. Потом цигун этот на снегу. И правда, светло было. Ван Лепин остался недоволен, после часового комплекса принес черную повязку Путину на голову. Завязал глаза и сказал ходить по кругу шагом Ба-гуа, шагом восьми триграмм. Сколько ходить — не сказал. Чтобы далеко ему не уйти, не сбиться, учитель с вежливым хихиканьем принес ящики картонные и расставил вокруг в виде ограды. Как он заботлив, вы оценили?
Сознание опустошить и прервать ход мыслей-слов почти удалось. Вот почему: мысли-слова вытеснены были мыслеобразами. Мыслеобразы занимали все сознание. Это были мыслеобразы картонных коробок. Много он так ходил, прислушивался, предугадывал коробки эти, чтобы не удариться о них и не упасть.
Когда его забрали, ему уже было все равно. Он бы и дальше вышагивал. Повели не в дом. В землянку на склоне повыше. Забавно, что охрана путинская эту землянку не обследовала. Землянка была из трех пещер. Объем трудно было представить в луче фонаря. Притом фонарем Ван Лепин размахивал так, что вообще ничего понять было нельзя. В какой-то момент Путин попросил Мелянюка, чтобы фонарь ему дали, и примерялся к помещениям. Посветил спокойнее, методичнее, рассудительнее. Первая комната, а может — берлога, вроде как прихожая. Вторая — стол у глухой стены и ведро в углу. Третья — спальня: нары деревянные и проход вдоль чуть шире самих нар. Пол грунтовый, влажный на вид. На полу — обогреватель масляный, провод с потолка идет. Тепло и сыро. Окон вообще нет. Ни одного. Ему разрешено только и исключительно находиться в спальне и выходить в промежуточную комнату на короткое время. Справить нужду или забрать пищу. Пищу доставит помощник. Разговаривать или видеться с помощником запрещено. Он входит — звонит в колокольчик. Это сигнал, что выходить запрещено. Потом он снова позвонит, когда выйдет. В своей темной комнате испытуемый должен ложиться на нары только для сна — праздно сидеть или лежать не позволено. Надо стоять в одной из рекомендованных поз цигун лицом к югу. И вдыхать — слушать мир.
— А где тут юг? Лицом на юг сказано стоять, — поинтересовался Путин у Мелянюка.
— А юг там, где вы решите. Выберите позу поудобнее, тесновато у вас тут. А как выберете, решите твердо, что юг перед вами. В этом случае он там и будет.
— Самовнушение, наука о виртуальном юге. Разновидность пиара. Самопиара. Сам себе впиариваешь, и сам же и веришь.
— Да нет, субъективным идеализмом раньше это называли.
— А сколько сидеть, хоть примерно? Какой тут порядок заточения?
— Патриарх не говорил. Он решит. Он сам, знаете, сидел в ящике деревянном, заколоченном, а ящик висел на ветви дерева на цепи. А в стены ящика были набиты гвозди острием внутрь, чтобы равновесие правильно натренировать. А жизнь в темном помещении вообще нетрудное испытание. В старое время было самым заурядным делом для монахов. Притом обычным временем заточения был год. Меньше никто не сидел. Теперь истинное искусство уходит, — сказал Мелянюк.
— Не надо так расстраиваться, — посочувствовал Путин. Он еще шутил. Но уже с новыми ощущениями — как будто видел себя, шутящего, со стороны. Смотревший со стороны Путин, казалось, скажет вот-вот Путину наблюдаемому: «А что ты вообще тут делаешь, парень? Как ты тут оказался? Это же полностью неправдоподобная хрень, что ты здесь».
Когда двери закрылись, Путин подумал, что это ведь не тюрьма. Можно встать, послать всех куда подальше. Отправить того же назидательного китаиста Мелянюка за охраной, позвонить, распорядиться — и домой. Сколько времени пройдет, если прикинуть? Через часа полтора он будет в машине. Ну, пусть через два. Самолет подгонят пусть нескоро — еще дадим часа три. Да нет, немедленно звонить в Хабаровск, лететь туда на вертолете, оттуда — домой. Без канители с Алтаем, с базой отдыха покойного Юрия Михайловича. Даже со всеми напусками за сутки можно добраться. Можно. Он свободен. Надо это обдумать. Он сел на нары — нарушение номер один.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27