– Пистолет не был заряжен, – проворчал он. Номер Один ответил, громко смеясь:
– Тем не менее тест оказался положительным. Не думали же вы, в самом деле, что я дам вам заряженный пистолет!
Он продолжал хохотать как безумный. Но за этим смехом скрывалось разочарование. Он не сумел разоблачить своего противника. Каждый остался при своих интересах…
– Ваше поведение было безупречным, – заметил китаец. – По крайней мере оно было ловким. Я предполагал, что вы намеренно промахнетесь, на какой-нибудь сантиметр…
Он взглянул на Уллу. Нервы девушки не выдержали в тот момент, когда ее любовник нажал на курок.
Сейчас она приходила в себя, пораженная, что еще жива. Никто не обращал на нее внимания. Судзуки не мог ей помочь, не погубив ее. Он тоже находился на грани нервного срыва…
Постоянное нервное напряжение как результат хитроумной тактики китайца могло привести к кризису, во время которого его могли пристрелить как дикого зверя. На это и рассчитывал Номер Один, чтобы выудить из него правду. Нервное перенапряжение затормаживает мыслительные способности человека, а следовательно, он не может лгать и симулировать.
С неистощимым терпением Номер Один перешел в новое наступление.
– Вам все-таки придется доказать нам свою благонамеренность, господин Судзуки. Только на этот раз оружие будет честным и безотказным, оно вас не подведет.
Повернувшись к лысому охраннику, он добавил:
– Привяжите ее!
Улла встала, глядя вокруг мутным взором. Ее мучитель толкнул ее к окну, связал ей руки за спиной гардинным шнурком; затем прикрепил шнур к шпингалету окна.
Плечи Уллы были отведены назад; блузка распахнулась, обнажив грудь.
Из ящика своего стола Номер Один достал кинжал со стопорным вырезом.
– Ловите! – сказал он, бросив кинжал японцу. Тот поймал его на лету.
– Я знаю, что вы ас по бросанию ножа, – заметил китаец. – Похоже, что вы попадете в мишень с двадцати метров.
– Вы преувеличиваете, – ответил Судзуки. – Я крайне неловок.
Это был обмен любезностями, типичный для жителей Востока.
– Придется постараться. Ваша неловкость может стоить жизни. Я даю вам пять секунд. На этот раз все честно! Начинаем! Я считаю. Пять… четыре…
Громкий голос китайца не мог заглушить тяжелого дыхания Судзуки. Прочие свидетели сцены перестали дышать…
Судзуки держал нож за острие между большим и указательным пальцами. Его рука раскачивалась как маятник. Судзуки набрал воздух в легкие перед последним решающим броском. Он раскачивал рукой, держа рукоятку ножа выше своего плеча, приноравливаясь к ритму счета.
Наконец лезвие вырвалось из его пальцев под воздействием непреодолимой силы.
Послышался жуткий глухой удар пробуравливания и резкой остановки. Лезвие еще продолжало вибрировать, когда раздался сдавленный агонизирующий крик…
Свидетели сцены в течение нескольких секунд были парализованы…
Глава 7
Номер Один также затаил дыхание, чтобы не упустить ни малейшей детали из этого спектакля казни. Он как зачарованный следил за движениями своего противника.
Между тем события развивались стремительно. Китаец видел, как нож вылетел из руки японца. Он видел открытый для смертельного крика рот Уллы, но крик застрял в ее горле. Он стал искать глазами нож, убежденный, что слышал, как он входил в грудную клетку. Глухой удар стопорного выреза, ударившегося о ребро, не может обмануть.
…Только нож вошел не в грудь Уллы, а в грудь Усатого, стоявшего сзади японца.
Судзуки бросил кинжал назад через плечо. Учитывая позицию Усатого на оси смерти, он не мог промахнуться.
Не теряя драгоценного времени, японец развернулся и выхватил автомат из рук конвоира, стоявшего с выпученными глазами и открытым ртом, не способного реагировать.
Выйдя из оцепенения, шофер решил открыть огонь. Слишком поздно. Три автоматические пули уложили его на месте. Охранник Уллы скрылся за дверью, расположенной в глубине комнаты, в то время как Номер Один забаррикадировался своим министерским бюро.
– Берегись! – крикнула Улла пронзительным голосом.
В раме окна показался вооруженный силуэт. Японец продырявил его очередью. Силуэт завалился наподобие манекена на стенде тира.
Номер Один высунул голову и нацелил на своего противника пистолет. Две автоматные пули разорвали его руку.
– Встать! – приказал Судзуки.
Китаец медленно поднимался, бледный, придерживая левой рукой правую.
– Я вас предупреждал, – заметил Судзуки, – что я крайне неловкий человек. Нож выскользнул…
– Но вы не ускользнете! – заявил в бешеной ярости Номер Один. – У нас численное превосходство!
– Силы действительно неравны, и ваши люди падут от численного превосходства противника! – ответил Судзуки.
В подтверждение его слов, показавшихся китайцу чистым блефом, под окнами кабинета началась оглушительная перестрелка.
Китаец подошел к окну. Он увидел на земле корчившегося часового, изрешеченного автоматной очередью.
С помутневшими глазами китаец повернулся к Судзуки. Он смотрел на своего торжествующего врага с суеверным ужасом.
– Как вам это удалось? – спросил он упавшим голосом.
– На редкость просто! – объяснил Судзуки. – Уничтоженный вами передатчик предназначался только для простаков, второй был вмонтирован в рукоятку моего четырехкилограммового французского автомата. Я знал, что вы не станете его уничтожать!
За дальнейшим ходом событий Улла наблюдала как во сне: ей казалось, что от реальности ее отгораживает стеклянная стена. Она видела, как в огромный кабинет ворвались вооруженные до зубов итальянские полицейские.
Судзуки сжал ее в своих объятиях со словами:
– Все кончено, мы победили!
Она начала то ли смеяться, то ли плакать, но слез не было: от страха они иссякли. Затем она сказал:
– Следуйте за гидом. Я знаю эти места.
Номер Один и его диверсионная группа стояли во дворе.
Улла видела в окно, как китайцу и трем диверсантам надевали наручники.
Вооруженные полицейские в сопровождении Судзуки и Уллы осмотрели сверху донизу орлиное гнездо, послужившее пристанищем организации.
Это был замок, построенный в 1880 году на скалистом откосе среди сосен. Они обнаружили большие запасы провианта и дров. Здесь члены группы приходили в форму после очередных операций.
Улла осмотрела комнату, ставшую ее темницей. Она нашла под кроватью свой бюстгальтер и трусики. Здесь же она привела в порядок свой туалет, после чего продолжила осмотр, завершившийся в подвальной комнате, прорубленной в скале. Окно этой комнаты выходило на отвес высотою около ста метров.
Судзуки первым обнаружил стальной крюк, подвешенный на выступающий край, над пропастью. К нему была привязана нейлоновая веревка: она развивалась вдоль скалистой стены и терялась среди колючих сосен, стоявших по берегам горного ручья, бежавшего внизу.
– Вилли снова от нас ушел! – заключил японец.
– Это он меня изнасиловал, – сказала Улла.
Она больше ничего не добавила, только сжала челюсти…
– Смотрите! – Японец указал на зеркало, стоявшее на деревенском комоде. Написанные в спешке губной помадой, взятой у Уллы, слова были предельно просты: «Вы заплатите, Судзуки!»
Японец был удивлен, обнаружив во дворе ожидавший их «ягуар» Уллы.
– Они похитили меня в моей собственной машине, – объяснила Улла. Я поставила ее в тени перед стеной сада. После обеда я должна была ехать и пошла к машине. На заднем сиденье сидел человек. Он нацелил на меня свой пистолет и приказал сесть в машину. Потом меня оглушили. Придя в себя, я поняла, что меня усыпили. Я не могла проснуться и всю дорогу пребывала в состоянии дремоты. Когда мы приехали, мне сделали укол, чтобы я проснулась.
Улле Энгельберг оставалось только дать свидетельские показания, которые были приложены к показаниям Судзуки.
Судьба господина Икс была решена. На данном этапе следствия глава организации обвинялся в похищении, насилии, заточении, грубом обращении, укрывательстве преступников, хранении оружия и прочих преступлениях.
Чтобы доказать его руководящую роль в перестрелке в доме господина Тишо, необходимо было прежде всего задержать Вилли.
– Я беру это на себя, – пообещал Судзуки. – Это не будет трудно, так как он наметил меня своей очередной жертвой… Я должен только набраться терпения и немного подождать.
Глава 8
После долгих объяснений Судзуки в сопровождении Уллы отправился по дороге в сторону Церматта.
Переезд через перевал ночью и в тумане оказался трудоемким.
В час «ягуар» остановился в Церматте перед Гранд-отелем. Пришлось потрясти спящего дежурного. С отсутствующим видом он проводил путешественников в их комнату.
– Мы хотели бы что-нибудь съесть, – сказала девушка.
– Повар… – начал объяснять лакей.
– Спит. Я знаю, – закончила за него Улла. – Повар всегда спит. Разбудите его!
Это чудовищное предложение показалось лакею святотатством. Поэтому он даже не стал его комментировать.
– В буфете есть холодные блюда, – предложил он в свою очередь.
– Прекрасно. Пусть принесут!
– Надо заказывать самим. После десяти часов…
– Мне плевать! – перебила его Улла. – Не цитируйте мне правила внутреннего распорядка. Принесите все, что есть, плюс бутылку шампанского. И пошевеливайтесь, иначе я все разнесу вдребезги в этом бараке!
Лакей принял обещание к сведению и исчез без лишних слов.
К Улле вернулось хорошее настроение. Лакей оказался на высоте. После первого бокала шампанского депрессия Уллы сменилась на эйфорию.
– В сущности, – подвела она итог, – мы легко отделались!
Она сняла свое разорванное платье и смятое белье и надела длинный пеньюар, который ей очень шел. Она походила на патрицию, уцелевшую в Помпее.
Подняв бокал, она восхваляла своего спасителя, одновременно покрывая его поцелуями.
– Ты необыкновенный! – воскликнула она. – Ты натянул китаезе нос, в буквальном смысле! А между тем он принял меры предосторожности…
Неожиданно что-то вспомнив, она сказала подозрительно:
– Твоя рука ни разу не дрогнула… Ты меня мог убить. Ты меня не любишь.
На расслабившегося Судзуки резкая смена настроения женщины не произвела особого впечатления.
– А Вильгельм Телль? – спросил он. – Его рука тоже не дрогнула, когда он стрелял в яблоко, лежащее на голове собственного сына. Что ты на это скажешь?
Аргумент был веский.
– Да, – произнесла она. – Возражение серьезное, особенно в Швейцарии. Однако Вильгельм Телль целился в яблоко. А ты, ты целился… в мое яблоко!
– Ложись спать, – посоветовал Судзуки. – Мы пофилософствуем завтра.
Улла налила себе еще бокал шампанского. Она смотрела на бутыль, содержимое которой уменьшалось на глазах.
– Женись на мне, Судзуки.
– Пардон?
– Я говорю: женись на мне, Судзуки!
– Поговорим об этом завтра.
– Нет, сейчас. Прежде чем лечь спать, я хочу сообщить папе о помолвке.
– Черт побери! – воскликнул японец. – Мы не сообщили твоему отцу, что ты цела и невредима!
– Не беспокойся! Я не всегда ночую дома. Он позвонит Лиззи, а та скажет ему, что я ночую у нее. Она всегда так говорит.
– Чудесно. Пойду приму ванну. Японец разделся и пустил воду.
Улла привязалась к нему с пьяным упрямством:
– Не думай, что я пьяна. Я говорю серьезно.
– Я не сомневаюсь, – ответил Судзуки. – Ты мечтаешь выйти за меня замуж. К сожалению для тебя, я женат и у меня уже взрослые дети. Я вдвое старше тебя, а с возрастом эта разница будет увеличиваться.
– Ты сам не веришь тому, что говоришь, я это чувствую. Скажи, что просто не хочешь. Жаль! Впервые встретила настоящего мужчину и вот…
Она вытянулась на кровати в провоцирующей позе, поставив на живот бутыль шампанского.
– У тебя ревнивая жена? – спросила она.
– Нет, нисколько. Ревность считается у нас отвратительным пороком. Мы усвоили супружескую мораль Древнего Китая.
– А в чем она заключается?
– Когда супруга замечала, что ее муж скучает, она советовала завести сожительницу, чтобы развеяться. Иногда она сама ее находила, нежную и тихую.
– Что? – коротко расхохоталась Улла, стукнув подушку кулаком.
Японец продолжал:
– После этого супруге приходилось экономить для того, чтобы финансы мужа не пострадали от нового положения.
Улла не верила своим ушам. Она сказала:
– Когда папа скучает, мама неизменно предлагает сделать ему кнели из мозгов. А если бы он заикнулся о сожительнице, я полагаю, что она схватила бы в руки метлу. Это не противоречит традициям немецких домохозяек!
– Метла не излечит от хандры, – заметил японец.
– От хандры нет, но от сожительница да! – прыснула Улла.
– Подобное поведение противоречит логике. Если мужчине понадобилась другая женщина, значит, его жена не справляется со своей задачей. Это совершенно очевидно. В Древнем Китае супруга ходила просить подаяние, когда ее муж брал сожительницу. Она несла наказание за свою несостоятельность, содержа на свои деньги новую любовницу.
– И ты считаешь это нормальным?
– Это логично.
– Прекрасно, – решила Улла. – Я лечу в Токио, и пусть твоя жена меня содержит.
Судзуки вышел из горячей ванны, покрасневший как вареный омар. Он надел махровый халат. Улла протянула ему бутылку; он сделал глоток прямо из горлышка.
– Дорогая, я не только считаю несвоевременным разводиться с женой, чтобы жениться на тебе, более того, я убежден, что нам нужно как можно быстрее расстаться. Вскоре объявится наш друг Вилли, и я хочу иметь свободные руки…
– Пока этот человек жив, я тебя не оставлю, – вскричала Улла, сразу отрезвев.
– Это ребячество! Завтра же я передам тебя отцу, даже против твоей воли…
Проснувшись утром в одиннадцать часов с тяжелой головой, Улла увидела своего любовника при полном параде, готового с ней распрощаться…
– Я решил удалиться до появления Вилли. Я вернусь в город поездом.
Улла соскочила с кровати одним прыжком. Ее грудь сотрясалась от негодования: она спала голой за неимением ночной сорочки.
– Не бросай меня, – умоляла она. – Мне страшно, я боюсь!
И бросилась ему на шею.
– Я все обдумал, – сказал Судзуки, пытаясь ее урезонить как ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14