Тогда из зарослей олеандра, чуть ниже того места, где сидел Торло, мелькнул ответный луч, тут же заслоненный чьей-то рукой. И Торло вновь не мог не восхититься проницательностью и ловкостью этих людей. Мигание фонарика пришельцев со стороны можно было принять не более чем за веселый танец светлячка, да и место было выбрано так, что сигналы, подаваемые из башни, видны были только отсюда. Торло замер, прислонившись к стволу пальмы, прижав колени к груди, и его буквально распирало от гордости за самого себя, так что временами он даже забывал, что делает это ради Арианны. Сейчас он делал это ради самого себя, ради того, чтобы не оставаться навсегда каким-то безызвестным Торло из Ардино. Где-то в далекой Англии живет королева, и эти люди и пленники из башни — ее враги. Два года назад, когда Торло случилось побывать в Порт-Карлосе, он сам видел прибывшего туда на королевской яхте английского герцога, супруга королевы… Вот это было судно!… И он улыбнулся, вспомнив, как, стоя в толпе у причала, увидел лицо этого герцога, скривившееся от запаха вяленой трески, ударившего ему в нос при сходе на берег. И Торло подумал, что это и его королева тоже и что он сделает это не только для Арианны, но и для нее.
И это правильно, так и должно быть. Мужчина должен совершать великие дела во имя женщины. И он снова представил себе, как говорит губернатору: «И тогда Торло понял, что эти люди ваши враги, что они договариваются с теми, кто заключен в башню, о побеге или о чем-то очень плохом… Тогда Торло поняла что никому не скажет и будет охотиться за ними один, чтобы не спугнуть их, не дать им удрать, а потом вернуться и придумать другую хитрость». И губернатор, выслушав его, сказал бы:
«Торло, ты поступил очень хорошо. Никто другой не смог бы сделать подобного. Подумай, что бы ты хотел получить в награду, разумеется в разумных пределах, и ты получишь…»
От этой мысли лицо его посерьезнело. Когда речь заходит о награде, нужно уметь сделать правильный выбор. Нужно быть заранее готовым к тому, чтобы не растеряться в последнюю минуту и говорить уверенно. Быть может, он попросил бы, чтобы его взяли матросом на королевскую яхту. О таком почетном месте не мог мечтать ни один житель Сан-Бородона.
Торло поднялся и пошел по каменной тропинке. Ему больше не нужно было продолжать следить за этими людьми. Подойдя к своему дому, он толкнул дверь и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить стариков, осторожно прокрался к комнате сестры. Дверь была полуоткрыта, Торло вошел и, приблизившись к ее постели, тихо опустился рядом на колени, нащупал ее руку. Подержав ее чуть повыше локтя, Торло понял, что Арианна не спит.
— Торло! — В ее голосе слышалось чувство облегчения, которое испытывает человек, давно лежащий без сна, терзаемый мыслями и с радостью откликающийся, когда кто-то появится рядом.
— Я пришел, — сказал он, не повышая голоса. — Я был у форта. Те люди были там. Их четверо. Похоже, там твой солдат и наткнулся на них и они убили его, чтобы он никому не рассказал, что видел их. Теперь мне все ясно. Они подавали сигналы в крепость.
— Ты уже сделал это? — В ее голосе прозвучали легкие нотки нетерпения. Она села на постели, отстранив руку брата.
— Еще нет. Я пришел за тобой. Только нельзя, чтобы проснулись старики, иначе они могут догадаться.
— Когда пойдем? Сейчас?
— Да, пока еще темно. Надо успеть до рассвета. Ведь ты же хотела присутствовать при этом?
— Кому же, как не мне, все увидеть собственными глазами?
Я хочу видеть, как они умрут, и плюнуть на их мертвые тела.
Как ты собираешься их убить? Из ружья?
— Нет.
Торло растянулся на дощатом полу, опираясь на локоть, и, впервые за много часов скрутив себе папироску, жадно закурил.
— Нет, — проронил он задумчиво. — Я долго обдумывал это.
С ружьем одному трудно справиться с четверкой. Но мне пришло в голову кое-что получше. — И он усмехнулся.
С кровати послышался сердитый голос Арианны:
— Ты можешь смеяться и радоваться сколько угодно, мне до этого нет дела. Мне нужно только одно.
— Мне тоже, — ответил он, не обращая внимания на ее упрек, и потом, обращаясь скорее к самому себе, нежели к ней, продолжал:
— Эти люди очень хитры. Надо было видеть, как они двигаются ночью, чтобы понять это. Они живут в заброшенной пещере в кратере и днем не высовываются. По ночам выходят, чтобы набрать воды и передать сигналы в крепость.
Сейчас они, должно быть, уже вернулись туда.
— Как ты собираешься это сделать? — спросила Арианна.
— Ручными гранатами.
— А-а, хорошо! — одобрила Арианна. — Правильно, так и надо.
— Уж куда правильнее, — продолжал Торло. — Ведь как раз твой солдат и принес их нам. Помнишь, как первый раз он пришел к тебе? Мы тогда вместе рыбачили…
— Не хочу вспоминать, — отрезала Арианна. Но мысли о прошлом все равно не отпускали ее.
Чтобы завоевать расположение ее родственников, Марч принес из форта ручные гранаты, и вместе с Торло они все трое вышли в море у берегов Ардино. Марч показал им, как нужно пользоваться ими, и, вырвав зубами чеку, швырнул одну гранату в воду. Они едва успели досчитать до пяти, как поверхность воды содрогнулась от потрясшего пучину взрыва и взмыла вверх, потоками обрушиваясь на лодку, а спустя несколько секунд вокруг, как оказалось, все было покрыто рыбой.
— Осталось всего четыре, — сказал Торло. — Но нам хватит и двух. Только нужно успеть до рассвета.
Торло замолчал, представив, как в предрассветной мгле он стоит у входа в пещеру, держа в обеих руках по гранате. Потом, сорвав зубами чеку с одной из них, швыряет ее в пещеру, тут же принимаясь за другую… Он лежал на спине, жадно затягиваясь папиросой, потом сказал:
— Если я усну, разбуди меня, когда придет время. Самое главное не потревожить стариков.

***
Мэрион очнулась от сна. Она задремала, и ей приснилось, будто она гуляет по холмам Ньюбери. Знойный день, палящее солнце, ни единого дуновения ветерка. Вдруг впереди она замечает идущего по тропинке мужчину. Чтобы не догонять его, она замедляет шаг, но каким-то странным образом расстояние между ними остается прежним. И как она ни старается отстать, мужчина все так же продолжает шагать в двухстах ярдах впереди нее. И постепенно, может быть, оттого, что он единственный, кого, кроме нее, можно увидеть здесь до самого горизонта, она начинает замечать, что его фигура знакома ей, но никак не может вспомнить его имени. Постепенно в ней начинает расти желание догнать его, остановить и заглянуть в лицо, и она уже не может отделаться от этого желания. Тогда она ускоряет шаг, но расстояние между ними не сокращается. Нестерпимая жара, словно тяжелая ноша, которую ее заставили нести, мешает ей идти быстрее. Вдруг мужчина исчезает в небольшой буковой роще, показавшейся впереди. Она тоже спешит укрыться под деревьями и, вступив в прохладную сень серебристо-серых стволов, с удовольствием ощущает под ногами мягкий шорох сухих листьев. Она озирается по сторонам, так как уверена, что незнакомый путник, должно быть, тоже захочет задержаться под этим прохладным, освежающим пологом, но путника по-прежнему нигде не видно. Тогда, обогнув дерево, она вдруг видит его стоящим спиною к стволу, и он, протянув ей навстречу руку, берет ее за локоть. Она заглядывает ему в лицо и, все еще не в силах вспомнить его имени, слышит свой собственный голос: «Да, конечно. Да, да, конечно…»
И вот теперь, проснувшись, она лежала, чувствуя себя потерянной в бесконечной, кромешной тьме, и все еще чувствовала прикосновение его руки. Постепенно в ее мозгу начали вырисовываться очертания окружающих предметов, и она вновь обрела ощущение реальности. Она вспомнила, что находится на Море, в Форт-Себастьяне, а постель, на которой лежит, стоит у стены изголовьем к окну.
Неведомая рука снова сжала ее локоть и тут же отпустила, а голос сказал:
— Проснулись?
— Да, — ответила она, узнав голос полковника Моци, но слово это прозвучало как-то сдавленно, оттого что в горле она почувствовала ком. Она слышала, как полковник зашевелился и придвинутый к постели стул, на котором он сидел, скрипнул.
— Я только что переговаривался с Миетусом. Все окончательно решено. Завтра днем Сифаль передаст по рации инструкции для самолета-амфибии. Все должно иметь свою оболочку, как орех в скорлупе. Вы довольны?
— Да, довольна, — сказала она, почувствовав внезапный испуг. Хотя Моци говорил тихо, в его голосе чувствовалось возбуждение, даже легкая дрожь, и он снова положил руку на ее голое плечо. — Вы уже сообщили Хадиду?
При звуке этого имени он презрительно выдохнул воздух через ноздри:
— Ишак может кричать ему в ухо, и он все равно не проснется. Вы же знаете, что он обычно делает, когда ему нужно побороть страх перед предстоящей опасностью. Завтра он будет отважен как лев.
— Мне жаль его.
Его рука медленно поползла по ее плечу, но Мэрион не испытывала ничего, кроме полного безразличия.
— Он не мужчина. Думать о нем — значит попусту терять время.
— Но ведь он нужен вам.
— Да, нужен. Но при этом он не перестает оставаться для меня пустым местом. Ничтожество…, и мы с вами оба знаем это.
Давайте забудем о нем.
Рука его уже проникла под бретельку ее ночной рубашки, и Мэрион с отвращением чувствовала ее тепло на своем плече.
Мэрион знала, что можно найти управу на любого мужчину, даже на такого, как Моци, но сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы заниматься этим.
— Вас и Кирению ждут великие свершения, — сказала она. — Вы сейчас в предвкушении грядущих событий, и, вероятно, поэтому вам не спится. Если вы хотели что-то сказать, говорите.
Или уходите.
— То, что я хочу сказать, можно выразить только сердцем.
Мы вместе многое пережили. Мы все делили поровну: радость и горе, опасности и надежды. Мы вместе переносили тяжесть лишений, и наши судьбы переплелись. Мы делили поровну почти все, и осталась разве что только малость. И эта малость состоит в том, что вы женщина, а я мужчина.
Он продолжал гладить ее плечо, Мэрион подняла руку и схватила его за запястье. Стул скрипнул, она услышала хриплый, гортанный звук, вылетевший у него из горла, и, даже не видя в темноте, поняла, что он склонился над нею совсем близко.
— Уходите, Моци, — проговорила она, чувствуя, как ее душит темнота и его присутствие.
— Не могу, — сказал он и положил свободную руку на ее другое плечо. Лицо его было теперь совсем рядом. Господи, да что это с ними со всеми, подумала она, зная при этом, что это то же самое, что заставляет ее просыпаться по ночам с ощущением тоски и какого-то томящего желания… Только для Моци у нее нет ничего. Ничего!
— Уходите! — сердито воскликнула она.
— Не могу.
Он попытался высвободить руку, и его дыхание, теперь уже совсем близкое, коснулось ее лба.
— Я чувствую биение вашего сердца. Оно стучит как у пойманной птицы. Не нужно бояться, я прогоню ваши страхи.
Рука его снова провела по ее плечу и поползла вниз, к груди, обжигая ее своим прикосновением. Губы его приблизились к лицу Мэрион, но она увернулась.
Навалившись на нее всей тяжестью, Моци попытался обнять ее. Откинув одеяло, Мэрион села на постели и вцепилась зубами ему в руку. Задохнувшись от внезапной боли, Моци опешил, а Мэрион рывком вскочила с постели, наткнувшись на ночной столик и с грохотом уронив стоявшую на нем лампу. С криком она бросилась к двери, но он догнал ее и зажал рот рукой, потом крепко обхватил за талию и приподнял. Они пошатнулись и вместе упали, опрокинув стол. Мэрион снова закричала, изо всех сил пытаясь вырваться из рук Моци. Она слышала его довольный смех и поняла, что эта борьба доставляет ему удовольствие. Моци пытался схватить ее за руки и перенести на постель, и Мэрион с ужасом поняла, что силы вот-вот покинут ее и она больше не сможет сопротивляться. Она даже не знала, кричит она или борется молча. Вдруг ее тело, измученное длительной борьбой, обмякло, и Моци, не ожидая этого, ослабил хватку. Мэрион соскользнула на пол. Она лежала, не в силах пошевельнуться, слыша над собой его тяжелое дыхание, и понимала, что сейчас, когда он переведет дух, он просто возьмет ее и отнесет на постель. Все ее тело содрогнулось в отвращении, с ужасом ожидая этого момента.
Но этому моменту не суждено было наступить. Страшный черный кошмар вдруг сменился ослепительным сиянием. Она подняла глаза, ослабшей рукой прикрывая их от сокрушительной силы света. Над нею стоял Моци, а за ним в дверном проеме она увидела майора Ричмонда, одетого в халат и державшего руку на выключателе.
Моци повернулся и ринулся к Ричмонду.
— Убирайтесь! — кричал он. — Убирайтесь отсюда! — В голосе его звучала властность хозяина, выведенного из себя бестолковостью слуги, имевшего неосторожность помешать ему.
Яркий сноп света явился в тот момент, когда весь этот удушливый кошмар почти достиг своего апогея. Мэрион посмотрела Ричмонду в глаза и заметила, как дернулись его скулы, словно он получил удар грубой кожаной плетью. Он шагнул вперед и занес руку. Мэрион поразило, что пальцы его не сжаты в кулак, а распрямлены. Ребром ладони он нанес Моци удар по шее, тот застонал и начал сползать на пол. И тогда левая рука майора, сжатая в кулак, проделав дугу, ударила падающего Моци в челюсть.

***
Отступив в сторону, Джон стоял над телом Моци. На пороге появился сержант Бенсон, а за ним Абу, прибежавший на шум.
— Сержант, — сказал Джон, — отнесите его в комнату. Пусть Абу поможет вам.
Они стали поднимать стонущего Моци.
Кажется, перестарался, отойдя в сторону, подумал Джон.
Только на его месте любой бы не выдержал. Он проводил их взглядом, слегка потирая ребро ладони, онемевшей от удара.
— Пусть Абу останется с ним, — сказал он. — А вы возвращайтесь к воротам.
Они потащили Моци по ступенькам, а Джон вернулся в комнату и закрыл за собой дверь.
Мэрион все еще сидела на полу, поджав под себя ноги и уткнувшись лицом в ладони. Ее голые плечи содрогались, она судорожно хватала ртом воздух, словно находя в нем какую-то исцеляющую силу.
Глядя на ее загорелые ноги, на разорванную шелковую рубашку, на исполненное страдания лицо, Джон вдруг почувствовал к ней жалость и бесконечную нежность, и злость к Моци, доходящая до слепой ярости, с новой силой охватила его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41