Господи, какая грязь! Только глупец может обращать внимание на анонимные письма… Какая-нибудь уволенная прислуга или кто-нибудь, кого обидела когда-то Дафни…
Он сидел на скамейке в беседке, яростно втягивая легкими дым. Пошли их всех к черту, Тедди, говорил он себе. Ты же знаешь, что этого не может быть, так зачем же верить анонимкам? Да, Дафни иногда может взбунтоваться…, может пообедать с этим пилотом с амфибии или даже отправиться с ним ночью купаться. Может позволить ему пару поцелуев, но не более того.
В конце концов, она ведь чертовски привлекательная женщина. Но чтобы такое… И чтобы именно с Грейсоном… Этого просто не может быть. Этот ублюдок не решился бы на такое, даже если бы Дафни сама к нему пристала. Слишком трясется за свою карьеру… Боится скандалов.
Он внезапно отшвырнул сигарету и подумал: «Забыть. Надо просто забыть об этом».
Но забыть оказалось не так-то просто. Сколько ни тверди себе одни и те же слова, яд уже успел проникнуть в кровь и теперь наступал против логики… В течение всего обеда он неотрывно следил за обоими и должен признать, что не заметил ни единого подозрительного слова или жеста. Но если бы это действительно была правда, разве стали бы они выдавать себя?
Проклятье! Дафни и он, Тедди, любят друг друга. Да, это правда, она любит иногда пофлиртовать, но не более того. Он верит ей. Да, он ей верит. У них были размолвки… Она не хотела, чтобы он оставался во флоте… А он стоял на своем… И она уступила. Но потом…, потом все снова стало хорошо, даже лучше, чем раньше.
Он встал, чувствуя, что не может найти себе места. А может быть… Может быть, все было хорошо как раз потому, что… Господи! И ведь надо же, подумать только — с кем! С этим Грейсоном, с этим ничтожеством, с этим разряженным хлыщом, который развалится при первом дуновении морского ветерка! Если это так, если это только окажется правдой… Он сжал кулаки и сдавленно зарычал.
Весь вечер они провели вместе… Сэр Джордж что-то бубнил ему про какое-то недавно открытое им растение…, и ни единого признака, ни единого намека. Ради всего святого, Тедди, возьми себя в руки! Если ты действительно веришь этому, то пойди и вытряхни душу из этого Грейсона. Надо покончить с этим. А если не веришь — забудь. Ведь это всего лишь грязное, гнусное письмо, в котором нет ни слова правды.
Он медленно побрел к дому. Он не верил этому. Не должен верить. Быть может, он обходился с Дафни иногда грубо, не уступая ее желаниям… Конечно, надо было быть более снисходительным, чаще уступать. Но ведь он любит ее!… И хотя в этом письме ни слова правды, оно заставило его задуматься и признать, что ему следует больше считаться с женой. Черт возьми, да если она действительно хочет, он мог бы даже уйти из флота! Хотя вряд ли ему удастся продвинуться на каком-то ином поприще…
Веселый смех, доносившийся с веранды, встретил его, когда он поднимался по ступенькам. Сэр Джордж читал, рядом на столе стоял стакан виски. На противоположном конце плетеного стола Дафни играла с Грейсоном в кости.
— Тедди… — Ее голос прозвучал радостно, по всему было видно, что она приятно возбуждена. — Иди к нам!
— Да… — Грейсон поднялся. — Иди! Не знаю, может быть, тебе удастся ее обыграть. Меня она ободрала подчистую. И потом, мне еще нужно поработать. — Он улыбнулся, выскользнув из-за стола. — Смотри, Берроуз, это такая бестия! Ужасно жульничает.
— Ничего. Тедди тоже любит жульничать. Садись, милый…
Она коснулась его рукава, и он заметил в ее взгляде такую нежность, какой раньше никогда не замечал. Опускаясь на стул, он легонько сжал ее руку и вдруг почувствовал, что на него снизошло успокоение. Он вновь ощутил себя счастливым. Теперь он увидел истину. Он прочел ее в улыбке Дафни.
— Ах ты разбойница! — нежно проговорил он. — Сейчас посмотрим, удастся ли тебе обставить меня. Не забывай, я родился с игральными костями в руках!
Глава 9
Еще накануне днем Торло поднялся на Ла-Кальдеру. Эту гору и ее глубокий кратер он знал с тех времен, когда был еще мальчишкой, и во всей южной части острова, пустынной и дикой, не нашлось бы ни одной тропки, по которой бы не ходил Торло.
Вчера, взобравшись на вершину, он не таясь обошел кратер по кругу, прекрасно понимая, что на фоне неба его фигура отчетливо видна любому, кто может оказаться на дне кратера. Он подстрелил двух перепелок, и гигантская чаша кратера дважды отозвалась громогласным эхом. Потом спустился ниже и, перейдя на южную сторону горы, снова поднялся на вершину.
Торло пробирался сквозь корявые сосны, которыми порос склон, и вскоре очутился между двух огромных валунов, лежавших на вершине обрыва высотою в четыре сотни футов. До самого заката он наблюдал за кратером сверху, но не заметил никакого движения. Дно каменной чаши, испещренное остатками оползней, кое-где поросло кустарником и редкими фиговыми деревьями. В северо-западной части кратера в небольшом водоеме, сплошь заросшем тростником, кое-где все же поблескивала вода. За озерцом он наблюдал особенно пристально. Ведь это был единственный источник воды на Ла-Кальдере, однако в течение всего дня никто так и не приблизился к нему.
Когда стемнело, Торло поел хлеба и выпил полбутылки вина.
Когда до восхода луны оставался час, он покинул свое укрытие и по краю кратера направился к северу, пока не очутился на уровне озерца. Сняв ботинки, Торло начал спускаться вниз, внутрь кратера, двигаясь легко и бесшумно, как если бы он в полной темноте пробирался по собственному дому, не задев ни одного предмета. От скалистых уступов, целый день жарившихся на солнце, веяло теплом. Над зарослями мирта кружила стайка светлячков, а в ноздри бил сухой, напоенный ароматами гор воздух.
Целых два часа лежал Торло в засаде на каменистом выступе в тридцати футах над озерцом, и наконец его терпение было вознаграждено. На противоположном берегу он уловил какое-то движение. В лунном свете, только начавшем пробиваться из-за краев кратера, над темной, зеркальной поверхностью воды он увидел человеческую фигуру, поднявшуюся от воды и зашагавшую прочь. Торло последовал за ней, ориентируясь в основном по звуку воды, плескавшейся в наполовину наполненной канистре. Пройдя пятьдесят ярдов, Торло остановился и вернулся к пруду. Тропинка, по которой пошел незнакомец, хорошо известна ему, и он хорошо знал, где она кончается: в ста ярдах отсюда, у самого подножия стены кратера, была небольшая пещера, огороженная естественным бамбуковым частоколом.
Некогда жители Торбы пасли на дне кратера коз и овец, а пещеру использовали для укрытия в непогоду. С годами водоем, выходивший из берегов и заливавший весь кратер в дождливое время года, постепенно пересох, растительность на дне каменной чаши оскудела, и жители Торбы перестали пригонять сюда скот.
Вернувшись к озерцу, Торло выпил остатки вина и наполнил бутыль водой. До рассвета он пролежал в сотне ярдов от пещеры и в пяти ярдах от тропинки, которой не могли миновать незнакомцы, если бы задумали ночью наведаться в Мору.
Но даже когда совсем рассвело, он не покинул своего укрытия, а весь день наблюдал за пещерой, но никто так и не вышел из нее. Торло это нисколько не удивило. Если эти люди хотят, чтобы их пребывание на острове оставалось тайной, они не станут высовываться днем.
Несмотря на молодость и вспыльчивый, импульсивный характер, Торло обладал невероятным терпением и железной выдержкой. Сидеть в засаде и ждать для него не составляло труда.
В пещере не могло быть много людей, и он уже не сомневался, что перебьет их. Он даже знал, как сделает это. И то, что они находились в пещере все вместе, даже облегчало задачу. Но сначала ему придется вернуться в Ардино. Если он собирается убить их, ему кое-что понадобится для этого. Кроме того, все непременно должно произойти на глазах у Арианны. Ведь он делает это ради нее. Она должна увидеть все собственными глазами. Таково было ее желание. И нет никакой разницы, сделает он это сегодня ночью, завтра или послезавтра. Но ради Арианны это нужно сделать как можно скорее. Да и ему самому так было бы лучше: тогда бы он мог прийти в форт и рассказать о том, что сделал. Если сделать это сегодня ночью, то завтра уже можно будет рассказать. Ведь скоро приедет губернатор… Торло лежал на твердой, каменистой земле, глядя, как внизу, в огромной вулканической чаше сгущаются синевато-серые тени, и представлял себе, как он появится в форте и сам губернатор объявит ему благодарность, а он будет стоять перед всеми, гордый и исполненный величайшего удовольствия, какого не может доставить ни одна женщина на свете, и этот сержант лопнет от зависти, а офицер в начищенных до блеска ботинках и с золотыми часами, возможно, скажет что-нибудь вроде: «Этот Торло — настоящий мужчина. Признаю, что я ошибался раньше».
А губернатор скажет: «Поведай нам еще раз, Торло, как тебе удалось это сделать. Расскажи все снова и как можно подробнее, ибо нет ничего лучше, чем история о доблестных деяниях настоящего храбреца». И Торло мысленно уже представил себе, как он рассказывает свою историю, как его распирает от удовольствия — чувства сродни тому, когда, сидя на берегу, ты вдруг чувствуешь, как огромный окунь потянул леску, и, словно пронзенный электрическим током, вдруг на мгновение ощутишь, как прекрасен этот мир.
Его мечтания прервал хруст камней на тропинке. Звук этот, тихий и мимолетный, сразу же вывел Торло из раздумий и заставил насторожиться. Он лежал, замерев и весь превратившись в слух. Но ни хруста камней, ни звука шагов он больше не услышал, зато вскоре уловил шум человеческого дыхания. Так обычно дышат люди, когда поднимаются по крутой, скалистой тропе.
Торло догадался, что кто-то взбирается на вершину кратера.
Торло поднял голову и посмотрел наверх, вглядываясь в просвет между скалистыми уступами. Не сводя с него глаз, через некоторое время он увидел человеческую фигуру, которая появилась и тут же исчезла. За ней возникла другая, потом третья. Торло ждал. Когда по тропе прошли четыре человека, Торло встал и бесшумно взобрался на край кратера, продолжая вглядываться в темноту. Снизу не доносилось ни звука. Четверо неизвестных ушли в сторону Моры.
Торло последовал за ними. Это не составило для него труда.
Сам он уже тридцать шесть часов не курил, и сейчас его ноздри не могли не уловить табачного дыма и запаха прокуренной одежды, указывавших ему путь. Тропинка шла под гору, спускаясь к Море и Форт-Себастьяну. Маячившие впереди тени отчетливо вырисовывались на фоне светлеющего неба. Незнакомцы двигались медленно и осторожно: один впереди, двое — по обе стороны тропы за ним на расстоянии двадцати ярдов, и последний замыкал шествие, отстав ярдов на пятьдесят. Так, не меняя дистанции, они продвигались вперед, спускаясь по каменистым выступам, продираясь сквозь заросли кактусов и колючих кустарников, ни разу не останавливаясь, время от времени лишь. замедляя шаг, чтобы осмотреться по сторонам. Торло не мог не восхищаться их слаженными, осторожными движениями, ловкостью и проворством, которым могло позавидовать любое дикое животное; и его худое лицо, напоминавшее морду борзой собаки, еще больше вытягивалось от удовольствия и гордости за свою собственную ловкость, с какой он умудрялся следовать за ними.
И если их движения напоминали движения лисицы, крадущейся к курятнику, то его собственные походили на парящий в ночном небе полет совы, плавный и бесшумный. Убить таких людей будет для него истинным удовольствием, потому что, несмотря на все свое мастерство, ему придется пройти по лезвию ножа, ибо эти люди очень опасны.
Два часа им понадобилось, чтобы достичь края обрыва, возвышавшегося над фортом. Тут они остановились и вдруг, как по команде, растворились в ночной мгле, так что Торло на время потерял их из виду. Это произошло сразу после того, как они пересекли дорогу, ведущую из Моры в Ардино. Торло хорошо видел место, где они переходили дорогу, отметив его по облаку поднятой ими пыли. Но они внезапно исчезли, и Торло вскоре понял почему. Где-то далеко на дороге послышались мужские голоса, и вскоре из-за поворота показались двое. Торло даже мог разобрать, о чем они говорили. Эти двое были жителями его родной деревни — два брата-рыбака, жившие со старенькой матерью в убогой хижине, приютившейся на горном склоне. Сейчас они направлялись к морю, отчаянно споря, где им сегодня рыбачить.
Торло презрительно усмехнулся. Жалкие рыбаки, подумал он, рыбаками вы и останетесь до конца своих дней, и так будет всегда, пока мир не перевернется с ног на голову и пока рыба сама не станет ходить в сети по приказу человека.
Братья скрылись из виду, но прошло еще много времени, прежде чем незнакомцы вышли из укрытия, — так много, что Торло начал уже беспокоиться, что окончательно потерял их.
Но они снова зашагали по дороге, поднимая четыре облачка пыли.
Дойдя до края обрыва, они сошли с тропы и, слившись в одну большую тень, исчезли в зарослях, а Торло присел на землю. До Форт-Себастьяна отсюда было четыре мили, а дальше за ним лежала Мора. Было уже далеко за полночь, и в поселке почти нигде не горел свет. В форте огней было еще меньше: фонарь во дворе, на крыше да освещенные окна Колокольной башни. Со своего места Торло видел внутренний двор крепости, освещенный единственной лампочкой, висевшей над воротами. Целых два года, когда он был еще мальчишкой, в крепости не было солдат и там жил только смотритель Бархес. Слегка придурковатый старик частенько пускал мальчишек в крепость.
Бархеса давно уже не было в живых, но Торло помнил, как тот был привязан к мальчишкам, любившим поглумиться над полоумным стариком. Зато совсем другое дело было, когда ему удавалось отловить кого-нибудь из них в Колокольной башне или в одном из складских помещений. Торло едва сдержался, чтобы громко не плюнуть от отвращения при этом воспоминании. И очень своевременно, потому что звук этот легко бы разнесся в ночной тиши.
Время шло, Торло ждал, и наконец одно из освещенных окон Колокольной башни погасло, и вскоре в нем замаячил тоненький луч фонарика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41