Но не беспокойся об этом сейчас – по крайней мере пока не родится ребенок. Никто не усомнится в твоей необходимости беречь себя.
– Но мне по душе все это! Теперь я – жена Арриго, у меня есть обязанности, и я желаю их выполнять.
– Я понимаю, что ты желаешь, и уверена, ты прекрасно с ними справишься. Но здесь, в Тайра-Вирте, беременность освобождает нас от таких забот. Это священное время в жизни женщины, Челла. Как когда-то Святая Мать, надо отдавать все свои силы ребенку.
– Да, конечно, я только хотела…
– Я знаю, моя хорошая. – Гизелла потрепала ее по руке. – Но не рассказывай этого никому. Все ждут, что ты некоторое время не будешь показываться.
– О, если б это был мальчик! – воскликнула Мечелла. – Я буду такой, как хочет Арриго, и как хотите вы, и Великий герцог, и люди…
– Каррида! Ты же слышала, что сказал Косей. Будь такой, какая ты есть. Мы с ним уже полюбили тебя, и все видят, что Арриго тебя обожает! Стоило лишь взглянуть на его лицо, как сразу все стало ясно. Я чуть не расплакалась там, в храме, увидев, какой он счастливый, и за это мне надо благодарить тебя.
– Ваша светлость., – Гизелла. Зелла, если угодно. – Она вдруг захихикала, как маленькая девочка. – Зелла и Челла! Вот ужас!
Смех Великой герцогини оказался заразительным.
– Так это хотя бы случайно! А вот в Южном Гхийасе есть одна семья по фамилии де Лозиа, и своих трех дочерей они назвали Розиа, Тамозиа и…
– Зозиа! – догадалась Гизелла и завопила от восторга, когда Мечелла кивком подтвердила ее догадку. – Надеюсь, бедняжки как можно скорее выйдут замуж!
– Розиа вышла, еще до моего отъезда. – Мечелла смеялась так сильно, что еле выговорила последние слова. – За барона де Прозиа! Когда обе они наконец восстановили дыхание, Гизелла сказала:
– Ну почему люди вытворяют такое с невинными детьми? Довольно грустно, если в семье наследуется какое-нибудь внешнее уродство – огромные уши или, например, косоглазие, но это…
– А что передается в семье Грихальва? Что имел в виду Великий герцог?
– Ничего особенно важного или интересного. Они все хорошие художники – одни лучше, другие хуже. Например, тот, кого ты видела в Ауте-Гхийасе, Дионисо, блестяще пишет портреты, но пейзажи рисовать не умеет. Верховный иллюстратор Меквель – ты его скоро увидишь, он замечательный человек, именно он напишет “Рождение”, когда появится на свет твой ребенок. – может набросать розу карандашом на обрывке бумаги, и ты поклянешься, что чувствуешь ее аромат! Почти все Грихальва талантливы, но у каждого свой особый дар. Все люди чем-то отличаются друг от друга.
– Понятно. Но он как-то упомянул Тасию Грихальва, любовницу Арриго.
Гизелла заморгала.
– Кого? Ее? Как может тебя волновать то, что давно прошло!
– Спасибо вам, что вы не отрицаете, что он был.., увлечен ею, – сказала Мечелла непринужденно и с достоинством. – Нет, я не беспокоюсь. Мне просто любопытно. Она.., будет при дворе?
Гизелла пожала плечами.
– Между Грихальва и до'Веррада уже несколько веков существует соглашение. Когда-то очень давно была еще семья Серрано, соперничавшая с Грихальва. Но Грихальва настолько превзошли всех других художников, что Серрано постепенно исчезли. Тем не менее существует политическое соглашение, согласно которому Грихальва поставляют не только Верховных иллюстраторов для Тайра-Вирте, но и молодых хорошеньких женщин для…
– Я знаю. Мой брат Энрей рассказал мне об этом. Что ж, это кажется очень разумным.
– Да, и до сих пор все заинтересованные стороны были довольны. Вот мы с Лиссиной, бывшей любовницей Косей, большие, подружки. Она замечательная женщина, ты тоже полюбишь ее, вот увидишь. Ты не устала? Может, поговорим об этом потом?
– Если вы не торопитесь, я предпочла бы услышать все теперь.
– Эйха, как хочешь. – Гизелла слегка улыбнулась, склонив голову набок. – Когда я только приехала сюда из Гранидии, я была такой же неопытной девочкой, и Лиссина, как если бы она была моей старшей сестрой, помогла мне разобраться во всех тонкостях этикета и сложных отношениях между придворными. Ты молода и очень красива. Арриго взял тебя в жены, ты – мать его будущего ребенка. Никакая любовница не может сравниться с тобой, уверяю тебя, я знаю это по собственному опыту!
– Но.., но если она все еще хочет его, – сказала девушка, не поднимая глаз.
– Любовницы знают, что, когда наследник женится, их время уходит, – твердо сказала Гизелла. – Ради собственного положения в обществе они не будут поднимать шум или делать глупости. И каждый до'Веррада заботится о чувствах своей жены. Коссимио предложил мне отослать Лиссину от двора, но я ответила, что это просто глупо, ведь мы с Лиссиной к тому времени уже подружились, и кроме того она собиралась замуж за барона до'Дрегеца, а его не отошлешь, зачем же поднимать шум! Я и так знала, что он меня любит.
– Гизелла.., я не такая хорошая, как вы. Я не хочу, чтобы эта Грихальва была здесь, рядом со мной – и с Арриго.
– Я понимаю, но, мне кажется, ты скоро увидишь, что беспокоиться не о чем. Тасия знает свой долг и свое место. А теперь не думай обо всем этом, каррида, и разреши мне прислать тебе горничную, она поможет освободиться от этой душной одежды. Я разбужу тебя к обеду. После этого мы выйдем на балкон и покажем себя людям, будет еще одно шествие. Это очень красиво – факелы, люди танцуют и поют. – Она опять хихикнула. – Когда я впервые встречала здесь Провиденссию, мы с Лиссиной позаимствовали платья у горничных и выскользнули из Палассо, чтобы смешаться с толпой. Как мы танцевали и какие у нас были красивые кавалеры! И, представляешь, одним из них оказался Косей!
– Эн веррейо? – засмеялась Мечелла. – Правда?
– Эн верро, – улыбаясь, поправила ее Гизелла. – Мы с ним были очень молоды и устали от придворной жизни. Друг другу мы ничего не сказали, боялись разочарования. А на следующий день он увез меня в Чассериайо, наш охотничий домик, и всю осень мы прожили там вдвоем, с одним-единственным слугой! Ты выросла в стране, где двор больше нашего, и с детства привыкла к утомительным обязанностям придворной жизни, но, может быть, и тебе когда-нибудь понадобится Чассериайо. Теперь это владения Арриго, он любит Чассериайо и часто ездит туда. Так что имей это в виду, каррида. – Она поднялась с кровати, разгладила платье и принялась вытаскивать булавки из своих темных волос. – Я пришлю к тебе твою горничную.
– Но.., у меня нет горничной.
– Как это?
– Тетя Пермилла сказала, что я должна стать истинной жительницей Тайра-Вирте. И я с ней совершенно согласна, – добавила она убежденно. – Я буду вам очень благодарна, если вы поможете мне выбрать слуг и посоветуете, как одеваться, и еще будете поправлять мое произношение, и…
Гизелла вздохнула.
– Со всем этим мне помогала Лиссина. Кроме произношения, конечно, ведь я родилась в Кастейо Гранидиа! Но Лиссина – исключение, не думаю, что можно ожидать чего-то подобного от Тасии. Нет, я никогда не позволила бы ей стать любовницей Арриго, если бы у нее был плохой характер, но она – не Лиссина.
Горничную звали Отонна. Она оказалась широколицей, веселой девушкой, очень приятной и к тому же незаменимой. Она помогла Мечелле расстегнуть корсаж, надела на нее шелковую ночную рубашку и удалилась. Мечелла прилегла на свою кружевную кровать и мысленно вернулась к церемонии знакомства с новой семьей, новым домом, новым народом. Все было прекрасно, наполняло ее радостью и любопытством – ее любовь к Арриго, предстоящее рождение сына… Но блестящую поверхность этой картины портило темное пятно – Тасия Грихальва. Она – не Лиссина, радостно, по-дружески встретившая невесту своего бывшего любовника, да и Мечелла – не Гизелла. Гизелла родилась и выросла в этой стране, и странные обычаи до'Веррада для нее вещь вполне естественная.
Хотя… Мечелла молода, Арриго любит ее, и у нее под сердцем его ребенок. Что может противопоставить этому бесплодная, стареющая, брошенная любовница?

Глава 37

– Даже не надейся, – сказал Великий герцог Коссимио Верховному иллюстратору Меквелю, сидя за огромным столом для совещаний. – Поехать придется Арриго.
Грихальва нахмурился.
– Но, ваша светлость…
– Да, да, – перебил его Коссимио. – Я знаю. Он только что женился, жена беременна, надо привыкать к новой жизни и прочее и прочее. Но я не могу ехать сам, никто из придворных не годится, и нельзя посылать только одного Грихальву – он будет ограничен в своих передвижениях. А вот Арриго сможет куда угодно брать с собой иллюстратора, единственное исключение – частные беседы. Кроме того, мальчик сможет набраться опыта. Не буду же я жить вечно!
– Я тоже, – задумчиво пробормотал Меквель. – И мое время выйдет намного раньше, чем ваше. Поэтому я предлагаю послать несколько молодых талантливых иллюстраторов в Диеттро-Марейю вместе с доном Арриго. Им тоже полезно будет набраться опыта.
– Ты же знаешь, как я ненавижу упоминания о том, что ты не всегда будешь моей надежной опорой.
– Мы много поработали вместе, – улыбнулся Верховный иллюстратор. – Брак Арриго с принцессой Гхийаса, предотвратив неприятности с Таглисом и Фризмарком…
– Не говоря уже об истории с этим глупым племянником до'Брепдисиа, – добавил Коссимио, нахмурившись. – Мы поймали хоть одного из его сообщников?
– Нескольких. С ними уже разобрались. Вам не о чем беспокоиться.
– Созвать Парламент – какая глупость! Издать законы на все случаи жизни – от налогов до внешней политики! Разве мы плохо относились к народу, Меквель? Разве страна не живет в мире и довольстве? Чего еще им нужно?
– Кажется мне, что именно те условия, которые мы создали, и рождают неблагодарность.
– Эйха, у человека, который целый день работает, чтобы прокормить семью, просто не остается времени для политики.
– Именно так, ваша светлость. Но тот, кто сыт, хорошо одет, у кого есть надежная крыша над головой и крепкий пол под ногами…
– Сделай их богатыми, и они тут же захотят стать еще богаче, – с отвращением заключил Коссимио.
– Но я не думаю, что они станут рисковать своим богатством или своей надежной крышей ради созыва Парламента. Они хотя! тратить деньги вельмож, а не свои. Как вам известно, именно так и пропало наследие до'Брендисиа.
– Этого я не знал. Внимательнее присматривай за молодым поколением, Меквель. Они хотят не денег, а влияния и власти. Ни один хоть чего-нибудь стоящий житель Тайра-Вирте не пойдет за купцом.
Решительно складывая бумаги, он добавил:
– Вечером я скажу Арриго, что он едет в Диеттро-Марейю. Ты подберешь молодых иллюстраторов для сопровождения и одного опытного, который напишет картину.
– С этим у меня небольшая проблема, – признался Меквель. – Кто поедет, я уже почти придумал, но ума не приложу, что это должна быть за картина.
– Я думаю, в случае успеха Арриго достаточно будет обычного интерьера, чтобы приглядывать за нашим дорогим князем Фелиссо. Если он испортит картину, нам потребуется что-нибудь посущественнее.
– Князь – очень религиозный человек, – как бы небрежно заметил Меквель.
В темных глазах Коссимио мелькнула искра интереса.
– И правда, очень. После того как я отправил ему ту икону, он прислал мне пятьдесят ящиков своих лучших вин. А ведь икона-то не оправдала возлагаемых на нее надежд, – укоризненно напомнил он Меквелю. – Иначе мы не оказались бы сейчас в таком положении.
– Естественно. Но Педранно был уже стар, его силы почти иссякли, и он уже не мог применять то искусство, которое сделало его когда-то Верховным иллюстратором.
Великий герцог нахмурился.
– Так ты этого боишься? Боишься, что скоро состаришься и не сможешь работать?
– Это приходило мне в голову. Когда перед глазами стоит пример Педранно…
– Тебе только сорок два!
– Он был всего на год старше, когда написал ту икону.
– И слышать не хочу об этом. Ты силен, как никогда, Квеллито.
– Ваше доверие для меня честь, Косей. Но скоро – нет, не в этом году и даже не в следующем – скоро моя сила пойдет на убыль. Когда это начнется, я предупрежу. Задолго до того я найду вам нового Верховного иллюстратора.
– Я не разрешу тебе уйти, – предупредил герцог. – И пальцем не прикоснусь к твоему проклятому портрету, да и тебе не позволю. Не вздумай просить меня втыкать в твое изображение булавки, или что там проделал мой, прискорбной памяти, предок – первый Коссимио, чтобы убить Верховного иллюстратора Тимиуса.
– Он сделал это по просьбе самого Тимиуса, в качестве одолжения. Верховный иллюстратор больше смерти боялся старости и бессилия.
– А я говорю, это было убийство!
– Милосердная смерть от руки друга.
Коссимио так нахмурил брови, что они почти скрыли глаза.
– Меквель, ты знаешь, как я тебя люблю, надеюсь, что ты меня любишь не меньше. Но я продолжаю считать это убийством и не хочу больше ни говорить об этом, ни делать для тебя что-либо подобное!
– Эн верро, я никогда и не попрошу вас о том, о чем Тимиус попросил своего Коссимио. Тогда были другие времена… – Он осекся на миг, но взял себя в руки и продолжал:
– Вопрос с картинами в Диеттро-Марейе все еще не решен. Я предпочел бы еще одну икону, чтобы князь повесил ее у себя в спальне и каждый вечер молился перед ней на коленях.
– И обретал бы верность нам вместе с твердостью в вере, – одобрил Коссимио. – Но будь осторожен. Я думаю, его жена что-то подозревает. Вспомни, как ее дядя попустительствовал тза'абам!
Тут он усмехнулся, обнажив блестящие белые зубы в просвете между бородой и усами.
– Одна из твоих лучших выдумок, друг мой, – нарисовать его портрет со всеми симптомами сифилиса! И чудесное “исцеление”, наступившее после того, как он признался в своих делишках нашему послу!
– С князем этот номер уже не пройдет, к сожалению. Его жена заметит сходство двух случаев.
Коссимио обдумал эти слова и кивнул.
– Пейнтраддо Соно. Для религиозного человека – то что надо. Позаботься об этом, Меквель.
Поднявшись, он убрал документы в окованный железом ящичек и запер его.
– Пойду вытаскивать сына из постели его молодой жены. Должен признать, Арриго чертовски везуч!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45