Евгений Петрович Ищенко Михаил Григорьевич Любарский
В поисках истины

Ищенко Е. П., Любарский М. Г.
В поисках истины

Предисловие

Коммунистическая партия придает особое значение обеспечению строгого соблюдения советских законов, укреплению правопорядка.
Предметом постоянной заботы партии были и остаются неуклонное соблюдение социалистической законности и правопорядка, улучшение работы органов правосудия, прокурорского надзора, юстиции и внутренних дел. Государственные органы обязаны делать все необходимое для обеспечения сохранности социалистической собственности, охраны личного имущества, чести и достоинства граждан, вести решительную борьбу с преступностью, предупреждать любые правонарушения и устранять порождающие их причины – подчеркивается в новой редакции Программы КПСС.
Важную роль в исследовании и разработке проблем борьбы с преступностью играет советская криминалистика.
В нашей книге и рассказывается о криминалистике – науке, дающей в руки следователя, эксперта и судьи проверенные практикой средства, приемы и методы отыскания истины по любому уголовному делу, каким бы запутанным и сложным оно поначалу ни казалось.
Профессия следователя многих привлекает своей кажущейся романтичностью: загадочные убийства, кражи, происшествия. Но наступит время, когда потребность общества в этой профессии отпадет! А пока на переднем крае борьбы с преступностью бок о бок со следователями сражаются эксперты-криминалисты. В тиши лабораторий они ведут кропотливую, тонкую, подчас филигранную и очень сложную исследовательскую работу. В их умелых руках лишь немногие следы и вещественные доказательства остаются немыми. Применяя новейшие приборы и методики, опираясь на огромный опыт и интуицию, эксперты заставляют «немых свидетелей» заговорить и поведать о загадке преступления. Неудачи же случаются, как правило, там, где работают кустарно, без опоры на науку.
Ни один следователь или эксперт точно не предугадает, чем ему предстоит заниматься завтра. Это могут быть любые вопросы: добыча нефти и газа в связи с аварией на буровой или трубопроводе, технология производства продуктов питания – в связи с пищевым отравлением, бухгалтерский учет и контроль – при расследовании хищения социалистического имущества с участием должностных и материально ответственных лиц и т. д. Поэтому знания криминалиста должны быть разносторонни и широки, конечно, если он не ремесленник, а подлинный мастер своего дела. Существует, правда, специализация, но она намечает лишь общее направление. Преступления же мало похожи одно на другое, их расследование требует сложного, напряженного умственного труда. Однако в любом случае нужно постичь все до тонкостей.
В своей работе советские криминалисты руководствуются заповедью: «Настоящая наука не знает ни симпатий, ни антипатий: ее единственная цель – истина». Отысканию же и утверждению истины обычно препятствует сложнейшее переплетение интересов людей, имеющих каждый свое отношение к событию преступления, а нередко и стремление во что бы то ни стало скрыть правду. Однако наука криминалистика обладает неисчерпаемыми возможностями раскрытия преступлений, с особой силой проявляющимися тогда, когда злая воля преступника активно этому противодействует.
Но не только об этом пойдет речь в предлагаемой вниманию читателя книге. С таким приложением криминалистической мысли читающая публика уже до некоторой степени знакома. Наша книга еще и об истории отечественной криминалистики, насчитывающей целый век. В ней много интересного и поучительного. Расскажем мы и о том, какую помощь оказывают криминалисты представителям других наук, культуры, искусства. Их помощь велика и разнообразна, и потому придется ограничиться лишь случаями, которые наиболее характерны для творческого содружества криминалистов с теми, чьи интересы далеки от расследования преступлений.
Руку, товарищ читатель! Вместе измерим те нелегкие пути, по которым прошли отечественные криминалисты, развивая свою науку и помогая историкам, искусствоведам, математикам, музыковедам в поисках и утверждении истины.
Надеемся, что наша совместная экскурсия в мир криминалистики окажется полезной, ибо знание уже само по себе великая сила в руках людей, взыскующих истины.

Так начиналась отечественная криминалистика

Более 125 лет минуло с тех пор, когда на каждое серьезное преступление в Петербурге выезжал сыщик Иван Путилин. Он обладал острым чутьем на любую деталь, след, штрих, из которых складывается «вещная обстановка» места происшествия.
Однако свои способности он использовал не только для раскрытия уголовных преступлений. Сыщик Путилин вошел в историю русского революционно-демократического движения как один из зловещих персонажей в трагическом деле Н. Г. Чернышевского.
В конце лета 1861 года петербургский военный генерал-губернатор направил знаменитого сыщика на помощь «голубым мундирам» – сотрудникам III отделения собственной его императорского величества канцелярии. В мрачноватом доме у Цепного моста на реке Мойке тогда усиленно обрабатывали переводчика В. Костомарова, весьма тщеславного и трусливого молодого человека. Его арестовали 25 августа по делу о московской тайной типографии. Через несколько дней он выдал М. Михайлова – одного из авторов прокламации «К молодому поколению». Путилин лично занялся Костомаровым: вел с ним доверительные беседы и, заинтересовав его своей служебной деятельностью, давал читать отчеты по уголовным делам, написанные живо и занимательно. Заключенный почувствовал расположение к сыщику и как-то похвастался своим умением подделать почерк любого человека после самой непродолжительной тренировки. А когда Путилин узнал, что он знаком с Н. Г. Чернышевским, началась та гнусная интрига, которая закончилась судебным процессом и жестоким приговором.
Царское правительство давно видело в Чернышевском опасного противника, которого следовало поскорее обезвредить. Ведь он был автором безбожных философских сочинений, одним из редакторов «сеющего крамолу» журнала «Современник», человеком, притягивающим к себе революционно настроенную молодежь. Подозревали, что это он написал «возмутительную» прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», что это он вдохновляет студенческие демонстрации в Москве и Петербурге, организует пересылку в Лондон антиправительственных статей и заметок, где их печатает в «Колоколе» А. И. Герцен. Но доказательств для расправы не было.
Сразу после своего ареста 6 июля 1862 г. Н. Г. Чернышевский писал жене, что вскоре выйдет на свободу, так как против него не смогут выдвинуть обоснованных обвинений и правительство вынуждено будет перед ним извиниться. Жена не получила этого письма – жандармы подшили его к делу с пометкой начальника III отделения: «…ошибается: извиняться никому не придется».
Это утверждение не было голословным. С иезуитской настойчивостью Путилин склонял Костомарова к активным действиям. Известна докладная записка сыщика князю А. Голицыну, председателю сенатской комиссии по делу Н. Г. Чернышевского: «…в январе или феврале 1862 года, когда означенный Костомаров содержался в г. Москве, в Тверской части, я посещал его и, зная, что он, Костомаров, может дать указания на лиц, участвующих в политическом движении, уговорил его увидеться с прибывшим в то время в Москву начальником III отделения генерал-майором Потаповым, и его превосходительству, как известно мне, он, Костомаров, указал на Чернышевского, Добролюбова и др.».
Вот так и соединились полицейское рвение и изобретательность Путилина, цели сотрудников III отделения с трусостью, подлостью и фальсификаторскими способностями Костомарова. В результате следствие получило документ – недостающее доказательство. Это была записка: просьба Н. Г. Чернышевского к Костомарову внести исправление в текст прокламации «Барским крестьянам…».
Документ хорошо увязывался с установленными следствием фактами. Костомаров действительно набирал текст «крамольной» прокламации, которую ему передал М. Михайлов через студента И. Сороко. Н. Г. Чернышевский был в Москве в марте 1861 года и виделся с Костомаровым. Поэтому так достоверно выглядели свидетельские показания последнего о том, что Чернышевский зашел к нему и, не застав дома, оставил записку. На самом деле ошибку в прокламации заметили «голубые мундиры» и решили на ней построить провокацию. Для этого предателю передали изъятые при аресте революционера бумаги и он сумел сфабриковать сходную по почерку фальшивку.
Для соблюдения видимости законности было решено провести экспертизу. Записка поступила в комиссию, возглавлявшуюся князем А. Голицыным. В архивах сохранился «Акт сличения почерка руки Чернышевского», где записано: «1863 года апреля 24 дня, в высочайше утвержденной в С. – Петербурге следственной комиссии, командированные секретари губернского правления Карцев и Степановский, со стороны уголовной палаты Филимонов и 2-го департамента гражданской палаты Беляев производили сличение почерка записки, писанной карандашом, по показанию Костомарова, отставным титулярным советником Чернышевским, с другими бумагами, им писанными и заключающимися в деле на 58-м листе и в ответах Чернышевского 30 октября 1862 года, и нашли, что почерк записки имеет некоторое сходство с почерком Чернышевского, коим писаны им означенные бумаги».
Как видим, эксперты и не пытались обосновать свои выводы, сослаться на какие-либо научные положения, назвать характерные признаки почерка. Таков был уровень почерковедческих исследований в России второй половины XIX века.
По существовавшему в те времена положению акт комиссии князя А. Голицына серьезного юридического значения не имел. Поэтому, когда дело перешло в Сенат, к проведению экспертизы привлекли сенатских секретарей. Понятно, что и они никакими специальными познаниями в исследовании почерка не обладали. Просто бытовало мнение, что человек, ежедневно читающий и переписывающий десятки бумаг, должен лучше других разбираться в почерках.
Подготовка материалов к проведению данной экспертизы с позиций научного почерковедения была порочной и не позволяла провести объективное исследование. Это прекрасно понимал Н. Г. Чернышевский. Он требовал, чтобы экспертам предоставили не только те документы, которые написаны им, но и образцы почерка провокатора Костомарова. Сенат, конечно же, отклонил это требование и запретил исследовать бумаги Костомарова.
Несмотря на хорошо продуманную и четко разыгранную провокацию, мнения секретарей Сената разделились. Три «эксперта» признали, что только восемь букв записки сходны с почерком обвиняемого, общий же характер письма совершенно иной. Трое других секретарей ни к какому выводу не пришли. Лишь двое самых ревностных служак с готовностью подтвердили, что записка написана Н. Г. Чернышевским, правда, искаженным почерком.
На основании этой экспертизы обвинить революционера было трудно. Тогда за дело взялись сами сенаторы. Они без зазрения совести провели «исследование» фальшивки и категорически заявили, что в «отдельных буквах сей записки и в общем характере почерка есть совершенное сходство».
После ознакомления с «заключением» сенаторов Н. Г. Чернышевский написал свои объяснения, содержащие глубокий и интересный анализ собственного почерка. Он дал развернутую научную критику «сличения» почерка, произведенного в Сенате, первым обратив внимание на исключительную важность правильного и полного подбора образцов для исследования: «В настоящем показании особенности моей руки являются менее ярко, чем в вещах, написанных стальным пером или карандашом, – при том же, я пишу эти показания более крупно и тщательно. Для сличения удобнее могут служить вещи, написанные карандашом, подобно присваиваемой мне записке; таких вещей много между моими бумагами».
Не будучи криминалистом, Н. Г. Чернышевский верно понимал основные принципы почерковедческой экспертизы и условия ее проведения. Сравнивая почерк записки со своим, он отмечал в объяснениях: «Мне показали записку на лоскутке бумаги… Я сделал на ней надпись, что не признаю почерка этой записки своим, что он ровнее и красивее моего… В пояснение этого обращу внимание на две из тех особенностей, которыми ровные и красивые почерки отличаются от неровных и некрасивых. Строка состоит из трех частей: 1 – росчерки, выдающиеся вверх; 2 – росчерки, выдающиеся вниз; 3 – средняя основная полоса строки.
…В ровном почерке линии, проведенные по верхним и нижним оконечностям букв и частей букв, не выходящих из основной, средней полосы, должны быть прямые параллельные…; в неровном они – ломаные линии, то сходящиеся, то расходящиеся…». Так, почти 125 лет тому назад были охарактеризованы такие важные признаки почерка, как особенности линий оснований и вершин вертикальных штрихов букв.
Затем Н. Г. Чернышевский остановился на различиях в наклоне букв и высказался о способах распознавания умышленных изменений почерка. Он сделал вывод, который и сегодня подтверждается криминалистами: изменить почерк можно только в сторону уменьшения степени его выработанности, т. е. написать более примитивно, чем обычно: «Можно нарочно написать худшим, но нельзя нарочно написать лучшим почерком, чем каким способен писать. В ломаном почерке не могут уменьшиться недостатки подлинного почерка».
Возражая против утверждения, что он мог написать записку измененным почерком, подследственный обратил внимание сенаторов на признаки умышленного искажения почерка и назвал технические средства для их выявления: «…укажу средства распознавать вырисованные буквы от написанных свободным движением. Это средство – сильная лупа или микроскоп, увеличивающий в 10 или 20 раз. Вырисованные буквы являются с резкими обрывами по толстоте линий, в буквах естественного почерка переход толстого в тонкое и тонкого в толстое гораздо постепеннее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18