Он вынес чемодан в прихожую, убавил громкость радио и подошел к постели Джоан как муж и хиропрактик.
— Тебе нужно дня два полежать и ставить на больные места согревающий компресс, — начал он спокойно. — Затем приобрести себе небольшой плотный шар — лучше всего теннисный мяч. Три раза в день будешь проделывать следующую процедуру: лечь навзничь на пол, чуть выгнув спину, подложить под поясничные позвонки мяч, затем опираясь на него всей тяжестью, двигаться таким образом, чтобы мяч коснулся поочередно каждого позвонка…
Джоан слушала очень внимательно, но не Джерри, а радио. Наконец она воскликнула:
— Джерри! Тише! Это поет Бинг Кросби, разве ты не слышишь?
Джерри начал отступать к выходу. Бинг Кросби пел последнюю музыкальную новинку: «Любовь моя горит в ночи Арабистана…» Джерри вспомнил, что арабские женщины не имели права видеть своего супруга до свадьбы. В Америке наоборот: женщины очень редко видят своих мужей после свадьбы.
Бинг закончил песню и предусмотрительно уступил место диктору для рекламы лучших в мире телевизоров. Джерри услышал зачарованный голос Джоан:
— Ах, какой мужчина! Изумительный!..
В это время Джоан заметила Джерри, стоявшего в дверях в полной походной готовности.
— Куда это ты собрался? — спросила она удивленно. — Ты разве не думаешь готовить ужин?
Джерри не шелохнулся и не произнес ни звука. Джоан продолжала в упоении:
— Скажи, разве ты не влюблен в голос Бинга? Он мировой король пения. У него настоящий ирландский тенор. Ирландцы славятся на весь мир как лучшие певцы. О боже, как я люблю Бинга!
Джерри молчал. Он вновь обнаружил в своем образовании огромную брешь — целую пропасть, на дне которой пели ирландские теноры. Он медленно подошел к жене и сказал бесцветным голосом:
— Джоан, нам нужно с тобою разойтись.
— Разойтись! Из-за чего? — удивилась Джоан.
— Из-за того, что мы муж и жена. И потому, что мы совершенно не подходим друг другу. У меня страшно тяжелый характер.
Джоан забыла свою боль, вскочила с постели и бросилась на шею мужу. Джерри был теперь начеку, опасаясь, что рука жены невзначай опять скользнет в его карман.
— Нет, Джерри, ты вовсе не тяжелый, — говорила Джоан. — Том и Эрол были гораздо тяжелее тебя. Они не понимали меня совершенно, хотя и родились, как я, в Америке. Их, наверно, раздражало то, что я так умна. Хотя мой отец был только фермер, он постарался дать мне образование. И Чарльзу тоже.
Рука Джоан тихонечко направилась в карман мужа. Но Джерри помешал этому движению, схватив жену за оба запястья. Глядя ей прямо в глаза, он печально произнес:
— Джоан, ты слишком хороша для меня. Я просто очень низменная натура. Почти всю жизнь я сидел в тюрьме.
— Джерри, милый, это же ничего не значит! И Чарли тоже сидел в тюрьме два раза. Да и Эрол! Он тоже был в тюрьме. За какую-то аморальность, кажется, а может — за воровство. Я уже не помню точно. Ах, Джерри, как я сейчас люблю тебя!
— Я совершил тяжкие преступления, — продолжал Джерри мрачно. — Я гангстер.
— О-о, я обожаю гангстеров! Они такие смелые и сильные! Они не бояться даже смерти.
— Вот то-то и оно. А я боюсь…
— Тебе пока нечего бояться. Недели две по крайней мере. Мне нужно скорее поговорить с Чарльзом.
— О чем?
Джоан запнулась и не знала, что отвечать. Джерри почти грубо оттолкнул ее и сказал леденящим душу голосом:
— Актриса!
Джоан быстро обрела равновесие:
— В детстве я всегда мечтала стать актрисой. У меня находили способности, а кроме того, я похожа на Джоан Кроуфорд. Джерри, у тебя золотое сердце!
— Да, это так. Оно такое же твердое и желтое. Теперь его не возьмет и бриллиант. Ты сообщница в преступлениях своего брата. Сначала вы навязали мне чудовищно огромную страховку, а сейчас планируете несчастный случай и мою неожиданную гибель.
— Это неправда! — воскликнула Джоан. — Мы еще ничего не наметили. Ты просто выдумываешь. У тебя воображение… О, как ты жалок! Теперь я верю, что все европейские мужчины — трусы. Они хвастаются своей культурностью и не умеют драться.
— О чем идет речь? — раздался вдруг низкий голос Чарльза.
Он открыл дверь своим ключом и вошел, на замеченный обоими супругами. Джерри невольно коснулся заднего кармана. Молоток был на месте. Он проверил и внутренний карман пиджака. Страховые бумаги были при нем.
— Что это за чемодан там, у дверей? — спросил Чарльз. — Я чуть об него ноги не поломал. Джоан, глоток виски у тебя найдется?
Чарльз, зевая, уселся на тахту и сдвинул шляпу на затылок.
— А в самом, деле, о чем это вы тут болтали? — спросил он снова, когда получил свое виски.
Джоан и Джерри молчали. Лениво отхлебнув, Чарльз опять спросил:
— Что у вас, телефон испорчен? Я звонил весь день, и никто не подходил.
— Нас несколько часов не было дома, — проговорила Джоан как-то робко. — Джерри возил меня в больницу…
— Он что, бил тебя? — спросил Чарльз настороженно.
— Нет… Я упала на лестнице и сильно ушибла спину. Но теперь мне уже лучше, гораздо лучше. Только голова болит ужасно.
— Не надо так много курить, — посоветовал брат и перевел взгляд на Джерри.
— Ну, как твой бизнес? — спросил он молчаливого шурина. — Много сгреб сегодня чистенькими?
— Джерри немного устал, — поспешила объяснить Джоан. — У него сегодня был тяжелый день.
— Деньги никому легко не даются, — заметил Чарльз. — Кстати, я пришел сообщить, что страховка — о'кэй.
— Мы знаем это, — ответила Джоан, взглянув с опаской на мужа.
— Что творится с твоим супругом? — спросил Чарльз. — Ведь эти монголы такие болтуны! На другое-то они и не способны.
— Не обижай Джерри, — сказала Джоан.
Джерри стоял, не двигаясь с места, и смотрел на дверь, что звала на свободу. Джоан подошла к нему и спросила примирительно:
— Милый, ты хочешь виски?
— Нет, — коротко ответил он.
— Твой муж не понимает хороших вещей, — заметил Чарльз, встал и, потягиваясь, подошел к Джерри. — Ну, старина, что ты скажешь теперь, когда твоя жизнь застрахована? Я действовал быстро и…
— И глупо, — закончил Джерри, вспоминая афоризм мистера Риверса.
— А-а, вот ты как? — проговорил Чарльз, меняя тон. — Если ты начнешь слишком раскрывать рот, я тебя живо успокою. Здесь страна сильных людей. У нас делать бизнес и драться — всегда готовы. Давно у тебя последний раз брали кровь на анализ?
Джоан поспешила вмешаться.
— Чарли, что ты так петушишься? Сядь на место и оставь Джерри в покое.
— Я голоден, — ответил братец. — Пошли своего мужа на кухню.
Джерри стиснул зубы так, что хрустнули скулы; затем он решительно направился к дверям и взялся за чемодан.
— Не думаешь ли ты убраться назад, к себе на родину? — осведомился Чарльз.
Джерри в ответ на это только презрительно усмехнулся.
— Прощай Джоан, — произнес он с горечью и стал отпирать дверь.
Но Чарльз в два прыжка оказался возле него и крикнул, загораживая дверь:
— Не вздумай только со мною шутить! Со мною и с моей сестрой! Если ты имеешь что-нибудь сказать — давай поговорим! Снимай пиджак и поговорим!
— Джерри, не уходи, — взмолилась Джоан, — я люблю тебя! Чарли, не дай ему уйти.
— Брось чемодан! — крикнул Чарльз. — Я готов.
— Я не дерусь с дураками, — ответил Джерри сухо.
— А я дерусь! — заревел Чарльз и выхватил чемодан у Джерри. — Я готов драться когда угодно с европейцами, а тем более с англичанами.
— Джерри не англичанин, он из Финляндии, — закричала Джоан, пытаясь помещать столкновению.
— Такой страны нет вообще! — ответил разгоряченный брат.
— Есть, есть, — уговаривала Джоан. — Это возле Кореи… Ах, боже мой, ну помиритесь как-нибудь! Как нехорошо, когда родные дерутся!.. Чарли, сядь, успокойся. А ты, Джерри, — пойдем на кухню. Я помогу тебе.
Решение Джерри было бесповоротно:
— Я ухожу!
Но едва лишь он нагнулся за чемоданом, как получил такой удар в подбородок, что отлетел на другой конец передней.
— Теперь ты, парень, больше не будешь фокусничать со своим молотком! — крикнул Чарльз ему вдогонку. — Я тебе покажу! Желтая рожа!
Джерри лежал ничком у стены. Одна его рука была согнута под животом, а другая, расслабленная, откинута в сторону. Он был в сознании, но не мог подняться. Закрыв глаза и насторожив уши, он решил притвориться, что лежит без чувств.
— Чарли! Что ты сделал? — закричала Джоан в ужасе.
— Не подходи к нему! Пусть отдохнет: его разморило.
— А вдруг он умрет?
— Ты дурочка, Джоан. Как же я мог убить? Но что это за цирк тут у вас?
— Он хочет развестись со мною, — захныкала Джоан. — А я старалась быть с ним такой хорошей!..
— Ну, он получит развод — недолго ждать! — зло усмехнулся Чарльз.
— Нет, я не хочу расставаться с ним…
— Не хочешь?
— Да, Чарли. Ты должен понять меня. Он что-то чувствует, догадывается… И я не хочу, чтобы с ним случилось несчастье. Чарли… я люблю его…
— Это от тебя и требуется.
— Я люблю его на самом деле. Это совсем не спектакль, Чарли. Сегодня я убедилась, что люблю его. С Джерри ничего не должно случиться. Я хочу быть его женой всю жизнь. Чарли, это опасная игра. Если он вдруг умрет, я не смогу больше жить…
— Прекрати это нытье, Джоан! Ты опять сходишь с ума. Где страховые документы?
— Они у меня…
— Я хочу посмотреть на них.
— Нет, Чарли, я тебе их не дам.
— Я только посмотрю!
— Я не могу показать…
— Джоан, если ты сию минуту не покажешь мне страховку, я больше тебе не брат. Поняла? Я буду просто Чарльз Лоусон. Сейчас же подай бумаги сюда. А не то…
— Они не у меня… Они у Джерри в кармане…
Джерри показалось, что через него пропустили электрический ток. Он собрал всю свою силу воли и приготовился защищаться. Когда Чарльз подошел и толкнул его в бок ногой, он не подал никаких признаков жизни. Только на волосок приоткрыл глаз и позволил Чарльзу перевернуть его. При этом, незаметно для Чарльза, правая рука Джерри оказалась у заднего кармана. Когда затем страховой агент нагнулся, чтобы поинтересоваться его бумагами, Джерри вдруг рывком левой руки нахлобучил врагу на самые глаза его шляпу, а правой пустил в ход свой молоток, — но на этот раз он бил уже не по коленям, а по лбу противника. Все произошло настолько молниеносно, что Чарльз не успел даже уследить за ходом событий. Он пошатнулся от первого удара и сделал попытку поднять шляпу на лоб. Но Джерри натянул ее на голову Чарльзу до самого донышка, продолжая наносить удары. Плотный фетр шляпы, по счастью, их амортизировал. Наконец поверженный противник растянулся на полу во весь свой рост, со шляпой, надвинутой до самого подбородка. Во избежание всяких сюрпризов Джерри наскоро прошелся молоточком по коленям и локтям Чарльза. Затем поправил галстук, причесал растрепанные волосы и направился к выходу.
Джоан свернулась калачиком в углу дивана, закрыв лицо руками. Джерри испытывал к жене глубокое сочувствие и жалость, так как теперь он словно увидел за маской человека.
— Прощай Джоан, — тихо произнес он.
Джоан спрыгнула с дивана, но подошла не к мужу, а к телефону.
— Я позову полицию, — крикнула она. — Тебя задержат, и ты попадешь в тюрьму.
Инстинкт самосохранения заставил Джерри действовать решительнее. Он поспешил к жене, схватил ее в свои объятия, на руках отнес в спальню и уложил на кровать.
— Негодяй, я ненавижу тебя… — шипела Джоан.
— Я больше не чувствую к тебе ненависти, — сказал Джерри спокойно, — но для верности…
С последними словами он проверил рефлексы своей жены и сковал ее по рукам и ногам. Джоан хотела было закричать, но Джерри прижался губами к ее губам и поцеловал так, что она онемела. Затем он чуть ли не бегом помчался в переднюю, схватил свой чемодан и вышел.
Короткая семейная сцена была окончена. Она отличалась от обычных семейных раздоров только тем, что в ней по ходу действия никто не бросал в противника сливочным тортом и не переворачивал мебель.
В спальне Нью-Йорка был вечер. На улицах загорались миллионы рекламных огней. Улица и ночью не знала покоя. Даже ветер уснул где-то на своем насесте, но улица бодрствовала. Прямо в окна квартиры молодоженов светила сказочная полная луна…

12. ДЖЕРРИ ФИНН СТАНОВИТСЯ БЕЗРАБОТНЫМ И ЗАЯВЛЯЕТ О СВОЕМ ОТЪЕЗДЕ
НА ЛУНУ, А ДЖОАН НЕСЧАСТНА, ТАК КАК НЕ ЗНАЕТ НОВОГО АДРЕСА МУЖА.
Было бы ошибкой думать, что Джерри Финн вырвался на свободу, беззаботно насвистывая, — он скорее беззвучно рыдал. Когда он подошел к двери мистера Риверса, сердце его стучало почти так, как, бывало, стучал его неразлучный молоток. Отворив дверь, Исаак приветствовал своего коллегу следующими словами:
— Ага! Пришел-таки за расчетом? Заходи, заходи. Мы сразу выясним все наши дела.
Чего-то в этом роде Джерри ожидал, ибо он уже раньше заметил, что Исаак был оптимистом лишь до известного предела. А затем он превращался в реалиста и тех, кто нарушает правила игры, готов был послать ко всем чертям на вечное поселение.
— Первые действительные невзгоды в моей жизни начались в тот самый момент, когда ты женился, — сказал Исаак серьезно.
— Так же, как и в моей, — тихо отозвался Джерри, словно эхо, и замолчал, ожидая продолжения.
Исаак продолжал:
— Я отдал восемьсот долларов на рекламу моей практики. В первые дни у нас был наплыв, и мы заработали хорошо, и я и ты. А потом? Да, потом ты избрал своим флагом женскую юбку, за которой и маршируешь вот уже неделю. На работу являлся когда вздумается — и отвадил почти всех пациенток. Сегодня после обеда ты и вовсе не подумал прийти, — и вот мы лишились как новых, так и старых больных.
— Но Исаак… Сегодня у меня возникло непреодолимое препятствие… — пытался оправдаться Джерри. — Моя жена повредила себе спину…
— А ты — голову. А больные оказались настолько нечуткими, что даже не пообещали когда-либо впредь нас навестить. Сейчас я сделал подсчеты и установил, что после твоей женитьбы я потерял более двух тысяч долларов чистыми деньгами. Ты еще не понимаешь, что в наше время необходимо вести жесточайшую борьбу за клиента. Людей надо уметь обслуживать. Они могут простоять полдня в очереди за билетами на бокс — но не на прием к хиропрактику.
Исаак достал из кармана пачку денег и отсчитал коллеге пять двадцатидолларовых билетов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39