Он еще не потерял свободу, но уже пошел на соглашения, которыми его свобода ограничивалась.
Через два дня миссис Джоан Лоуфорд и хиропрактик Джерри Финн совершили стремительную поездку в соседний штат, где был освящен их официальный брак. После этого Джерри узнал, что женщина утром выглядит иначе, чем вечером…

7. ДЖОАН ФИНН РАССКАЗЫВАЕТ СВОЮ ГРУСТНУЮ ПОВЕСТЬ
И СОВЕТУЕТ МУЖУ ЗАСТРАХОВАТЬ ПОДОРОЖЕ СВОЮ ЖИЗНЬ
— Молодые люди действуют быстро и безрассудно, — сказал мистер Риверс, услыхав, что его коллега женился. Джерри ожидал поздравлений, но мистер Риверс продолжал:
— Надеюсь, жена не будет мешать твоей работе, иначе мы не сможем сотрудничать. Мне, конечно, следовало бы поздравить тебя и купить какой-нибудь подарок, но лучше я делаю это, когда ты разведешься.
Джерри стало грустно. Несколько минут назад он пришел сообщить своему товарищу по работе важное известие, но тот принял это, как горькую пилюлю.
— Ну, теперь ты, конечно, переедешь к ней? — спросил мистер Риверс.
— Да. Сегодня перееду.
— Жаль. Мне было хорошо с тобою весь этот месяц.
— Я очень благодарен тебе за все, — ответил растроганно Джерри. — Когда я немного обживусь, позову тебя в гости, как-нибудь вечерком.
Джерри начал укладывать свои вещи. Имущества у него пока еще набралось не слишком много — все отлично уместилось в один чемодан. Мистер Риверс сам предложил отвезти молодожена домой на машине, но не переставал ворчать:
— Стало быть, ты у нее третья жертва. Женщины действительно непонятный народ. Им непременно надо попасть на венчальную скамеечку, на кухню, в прачечную, в родильный дом и в родительский совет, прежде чем они смогут сказать наконец, что все мужчины негодяи. Затем следует развод, а в большинстве случаев еще и алименты, то есть штраф, который приходится платить одному за ошибку двоих.
— Исаак, отчего ты такой злой? Ты говоришь так, словно сам был когда-то женат.
— Я и был женат.
— Ты?
— Я. Тридцать лет прошло с той поры. Но удовольствие было недолгим. Мы прожили вместе лишь четыре дня.
— Отчего же вы разошлись?
— Оттого, собственно говоря, что мы поженились. У моей жены была склонность к мотовству. Однажды я заметил ей, что следовало бы завести картофелечистку, так как она всегда чистила картофель, снимая кожуру слишком толстым слоем. Тогда она вовсе бросила чистить картошку и переехала к своим родителям.
С тех пор я всегда делаю это сам, не считая последнего месяца, когда мне помогал ты.
Настроение было немного грустное. Проводив Джерри до дверей, мистер Риверс кротко заметил:
— Заведи на утро будильник, чтобы не опоздать на прием. Видишь ли, любовь слепа, но пациенты-то не слепы.
Джерри хотел было что-то сказать, но к нему незаметно уже пристала малоречивость женатого человека, и он лишь произнес рассудительно:
— Спасибо, Исаак. Ты хороший друг.
На что Исаак ответил:
— Если не уживешься в новом доме, перебирайся обратно. У меня по крайности куриного кудахтанья не слышно.
Джерри еще раз промолвил: «Спасибо, Исаак» — и с чемоданом в руке переступил порог нового жилья.
Квартира эта была обставлена, собственно, при помощи одного лишь слова: «Хочу!» Обычный американец покупает сначала дом, а затем автомобиль, на котором можно уехать подальше от этого дома. Джерри Финн еще не знал великого блага покупок в кредит и в рассрочку, и у него еще не было ни дома, ни машины, ни долгов. Была только жена, которая имела все это.
После длительного поцелуя Джерри получил разрешение быть как дома. Ласковый сентябрьский вечер навевал хорошее настроение. Джоан опустила шторы на окнах и погасила раздражающий свет, ибо знала по опыту, что фотоснимки и любовь лучше всего проявляются в темноте. Она была по натуре активна, тогда как Джерри, напротив, всегда страдал недостатком инициативы. Ведь, собственно, именно благодаря активности Джоан они теперь стали мужем и женой, узнали имена и возраст друг друга и получили законное право любить и ссориться. Разумеется, близорукость Джерри была виной тому, что ему пока еще довольно трудно было отличать свою жену от других женщин и сотни девушек на улицах казались ему похожими на Джоан. Он не догадывался, что Джоан была представительницей определенного женского стандарта, образчики которого украшали первые страницы газет, журналов и оберток туалетного мыла.
Джерри был застенчив. Мы это и раньше в нем отмечали. Но теперь застенчивость эта зашла так далеко, что в первый свой супружеский вечер он измучился от голода. Он просто не осмеливался спросить у жены о еде. А Джоан, по-видимому, питалась одной жевательной резинкой. Даже целуясь, она держала резинку во рту. Как ловко она кончиком языка засовывала свою душистую жвачку под губу, готовясь к поцелую.
Живущие до сих пор в средневековом невежестве европейцы считают американской национальной страстью бейсбол. Они, как обычно, ошибаются: это вовсе не бейсбол, а жевательная резинка.
Итак, начало их совместной жизни было отмечено жгучим голодом, жевательной резинкой и поцелуями. Но, как говорил Исаак Риверс, к этому надо привыкать!
Чтобы начало брачной жизни прошло под знаком прогресса, Джоан включила радио. Сидя бок о бок, рука в руке, они слушали серенаду Шуберта, под которую какая-то мыльная фирма зарифмовывала свои собственные слова. Джерри было грустно за Шуберта, но все же его несколько утешало то, что хотя бы благодаря рекламе мыла «Серенада» люди слушают классическую музыку.
— А в Европе есть радио? — спросила Джоан.
— Есть, — утвердительно кивнул Джерри.
— Вот как? Значит, и туда понемногу добирается прогресс. Но когда же они там получат телевидение?
— Там уже есть и телевидение.
— Неужели? Может быть, у них есть и автомобили и даже кино?
— Все это у них есть.
— Ну, так, значит, они вовсе не такие уж отсталые, как говорят. Ты меня любишь?
— Люблю.
— Я люблю тебя просто ужасно! Я люблю даже твой акцент. На каком языке говорят в Европе?
— На разных. Я говорил по-фински.
— Так ты, значит, финн.
— Да.
— А где находится твоя Финляндия? Она недалеко от Кореи?
— Да… Совсем рядом.
— Ах, как я тебя люблю! Кстати, а где находится Корея?
— Совсем рядом с Финляндией.
— И там говорят на одном языке?
— Почти. Даже корейскую грамматику написал финн.
Джоан одобрительно кивнула головой. Она восхищалась безграничностью познаний своего третьего мужа и его героизмом, благодаря которому он победил двух крепких мужчин. Ее Джерри был настоящим Эдисоном спинных хребтов.
— Джерри, ты меня любишь?
Люблю! — воскликнул супруг очень громко, так как по радио в это время передавалась детективная постановка какой-то табачной фирмы и кто-то звал на помощь с такой силой, что Джерри с трудом мог расслышать свой собственный голос. Он бросил в сторону радиоприемника взгляд, полный страдания, и предложил поискать другую станцию. Но жена возразила:
— Нет, нет. Я хочу дослушать эту передачу до конца. Я очень люблю детективные радиопостановки. Ты тоже должен привыкнуть к ним. Ах, какое прекрасное ритуальное убийство!
— Если бы я привык!.. — сказал Джерри со вздохом.
— Ты должен. Я воспитаю из тебя настоящего мужчину. Скажи, ты меня любишь?
Джерри тяжело вздохнул:
— Разумеется! Но я не изучил еще как следует обычаи этой страны.
— О-о, конечно! Но ты их выучишь быстро. Я люблю тебя так ужасно, так безбожно сильно! И я обещаю сделать из тебя настоящего мужчину. Тебе нужно будет еще обучиться боксу, потому что каждый настоящий мужчина должен уметь драться. Ах, как я люблю…
Джерри уже знал по опыту, что лучший способ остановить фонтан женского красноречия — поцелуй. Позднее он заметил, правда, что женщина, если зажать ей рот, может говорить и носом. Брак показался ему пожизненным заключением, облегчить или сократить которое несчастный осужденный не может даже и безупречным поведением. А тут он еще ко всему был голоден. Голод — это как бы история, ежедневно повторяющаяся сначала. В конце концов Джерри собрал всю силу воли и сказал без обиняков:
— Я голоден.
— Неужели? Почему же ты тогда не принес с собою никакой еды? — изумилась Джоан, и достав кончиком языка жевательную резинку из-за нижней губы, переложила ее за верхнюю губу. — Ну, я не осуждаю тебя за это. Но скажи: ты любишь меня?
Поскольку Джерри не отвечал, Джоан немного убавила звук радио (ее не интересовала реклама новой мастики для полов) и приняла позу несчастной жены. В неподдельном огорчении она потихоньку стала напевать.
— Скажи, тебе нравится пение? — вдруг спросила она.
— Нравится, — ответил Джерри, вспоминая великолепный холодильный шкаф мистера Риверса, где имелся лучший в мире выбор мясных и фруктовых консервов.
— Я имею в виду мое пение.
— Нравится, конечно…
— Ах, как ты мил? Эрол никогда не давал мне петь.
— Какой Эрол?
— Моего второго мужа звали Эрол. Он приходил в бешенство, когда я пела. Вообще он любил фортепьянную музыку, но мне не давал даже играть на фортепьяно. Он был жестокий.
— Ему не нравилась твоя игра?
— Нет, наверно, нравилась! Но он всегда говорил, что на пианино якобы нельзя играть одним пальцем. Он был страшен. Но, к счастью, он умер. Мы все-таки успели пожить с ним более трех недель. Это было ужасно. Между прочим, он утонул на рыбной ловле.
— А твой первый муж? — спросил Джерри нерешительно.
— Его я почти уже не помню. Это было давно: два года назад. Мы прожили с ним только две недели, и он умер.
— Тоже утонул?
— Нет, он погиб на охоте. Кто-то принял его за дикого оленя и выстрелил. Ах, я больше ни за что не вышла бы замуж за журналиста.
Джерри вздрогнул.
— А твои мужья разве были журналистами?
— Оба. Тома я не очень хорошо знала, потому что мы встретились на танцах только один раз и потом поженились. Но Эрол ухаживал за мною месяца два. Мы были с ним вместе в психиатрической больнице.
Джерри почувствовал, как у него кровь с шумом приливает к голове, и больше не стал спрашивать ни о чем. Ему было почти жаль жены, которая вышла замуж по любви, будучи в полной уверенности, что ее избранник — состоятельный человек.
После короткого молчания Джоан рассказала мужу свою печальную историю. Это было грустно до слез, и прежде всего потому, что это было так обычно… Если нашему любезному читателю обыкновенные истории уже наскучили, он может, пропустив несколько страниц, перескочить отсюда прямо к следующей главе, так как сюжет нашей повести от этого нисколько не пострадает. Но пусть же миссис Финн рассказывает, не будем ей мешать!
— Я не особенно печалилась о смерти Томми, потому что со мною он был невыносимо жесток. И вдобавок ко всему у него были отвратительные привычки. Однажды он сунул себе в рот мои вставные зубы и так и носил их целый день. А еще у него была привычка есть репчатый лук. Так я потом долго не могла избавиться от привкуса лука во рту. О-о, как я ненавижу репчатый лук! Жизнь Томми была застрахована очень прилично, но он имел также много долгов. Когда все подсчитали, мне осталось лишь тысячи две долларов. Я тогда стала ужасно нервничать, и мой брат Чарли поместил меня в психиатрическую больницу, где я и встретила Эрола. Тогда я не знала, что Эрол журналист. Он выглядел совсем как обычный человек. Мы полюбили друг друга и поженились в больнице. Затем Эрол продал все свое имущество, и мы уехали в свадебное путешествие по Южной Америке. Вернувшись, Эрол на большую сумму застраховал свою жизнь, и вскоре его застрелили. Джерри, ты меня любишь?
— Люблю, люблю, — отвечал Джерри устало.
— В таком случае ты должен завтра же застраховать свою жизнь. Только уж ты страхуйся на достаточно большую сумму.
Джерри показалось, будто жизнь уже уходит от него. Он молчал. Джоан закурила сигаретку и на минуту оставила жевательную резинку в покое. Джерри пытался разглядеть во тьме лицо своей жены. Вдруг он спросил:
— Отчего Эрол попал в больницу?
— Он был болен.
— Понимаю, но что за болезнь?
— Комплекс неполноценности. Он не мог научиться произносить букву «л».
— А чем была больна ты сама? — с ужасом спросил Джерри.
— Комплекс боязни. Я все время боялась, что кто-нибудь войдет и застрелит меня. А потом я боялась атомной бомбежки. Разве ты не знаешь, что теперь все люди чего-нибудь боятся? Только я начала бояться раньше других — и потому попала в сумасшедший дом. Но скажи же мне, Джерри, ты ведь меня любишь?
Джерри ответил неожиданным вопросом:
— Джоан, почему ты захотела выйти замуж за меня?
— Потому что я влюбилась в тебя с первого взгляда. В тебе было что-то экзотическое или не знаю что. А кроме того, ты — доктор. Одна моя знакомая девушка из Техаса тоже замужем за доктором, и они живут очень хорошо. В Америке нет ни одного бедного доктора. Я ненавижу бедность.
— К сожалению, я беден, — сказал Джерри мрачно. — А кроме того, я даже и не доктор.
Джоан включила торшер, который осветил ее лицо, выражавшее самый искренний ужас.
— Разве хиропрактик — это не доктор? — спросила она в изумлении.
— Нет, только лекарь. А я еще пока что и не хиропрактик.
— Т… так ч-что же ты т-тогда такое?
— Бывший журналист и учитель.
Джоан было трудно превозмочь потрясение. Губы ее задрожали, и через какой-то миг неудержимые рыдания охватили все ее существо. Слезы смыли тушь с ресниц и пудру с лица. Как быстро все произошло! Вчера — невеста, сегодня — супруга, а завтра, может быть, разведенная жена!.. Джоан искала сокровище, а нашла обычного искателя сокровищ…
Джерри чувствовал себя обязанным утешить жену.
— Джоан, ну не надо… Успокойся. Все еще наладится.
— Ничего у нас не наладится, раз ты не настоящий доктор, — говорила она сквозь рыдания.
— Но на хиропрактике можно разбогатеть гораздо быстрее, чем на обычном лечении людей, — объяснял Джерри, полный надежд, невольно сбиваясь на радужно-мечтательный тон. — Вспомни, например, мистера Риверса, он богат, как крез.
— А Крез — тоже хиропрактик? — спросила Джоан, успокаиваясь немного.
— Да, — ответил Джерри, прикусив губу и замечая, что снова начинает ухаживать за своей очаровательной женой, которая знала из истории лишь Адама, Еву да еще Авраама Линкольна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39