– Я не отправляюсь ни в какое путешествие, – отрезала Я-вау-тсе.
– Посмотри на себя, – сказала зайчиха.
Пока они говорили, мумификация продолжалась. От Я-вау-тсе осталась лишь сухая кожа, натянутая на кости. Глаза ее провалились. Губы истончились так, что почти исчезли. Она держала Нину рукой скелета.
– Она обновит меня, – сказала она.
Я-вау-тсе поднесла лягушку ко лбу, прижала маленькое существо к своей сухой коже и начала читать заклинание. Пальцы всех людей-зверей коснулись барабанчиков. От них взметнулась музыка – решительная, но радостная, ритм которой противился пению Я-вау-тсе, рассеивал его силу, развеивал его.
В воздухе уже было тепло, равнины покрылись яркой зеленой порослью.
Башня стала лишь грудой битого камня, наваленного вокруг усыхающей женщины-духа, как огромный курган.
– Вы убиваете меня! – крикнула Я-вау-тсе.
Волчица покачала головой.
– Нет. Это лишь твое Колесо. Оно совершает оборот. Оно спешит – чтобы наверстать все те годы, которые ты украла из отпущенного тебе срока.
– Твое время еще придет снова, – сказал ястреб.
– Но я уже не буду той же.
– А с чего бы? – тихо рассмеялась зайчиха. – Ты уже ступала на это Колесо; теперь пришла пора узнать другое.
– Я…
Но говорить Я-вау-тсе больше не могла. Сухая кожа, удерживавшая ее челюсть, лопнула, и кость упала на землю. Эш в ужасе смотрела, дрожа, как на ее глазах женщина превращалась в пыль и кости, падавшие на землю вслед за челюстью.
Человек-сом поймал Нину прежде, чем она упала на землю, и торжественно вручил ее Эш. Человек-черепаха поднял с земли посох Я-вау-тсе и сломал его об колено.
Половинки он воткнул в землю – обломанными концами вниз. Когда он отошел от них, они выпустили тонкую паутину побегов, тут же взворвавшихся цветами.
– Прощай, сестра, – сказал человек-лягушка.
Эш бережно держала лягушку, которая была ее кузиной, на ладони.
– Так это… Это все, что я должна была сделать? Мне надо было просто разломать гранат? – спросила она.
Женщина-мышь покачала головой:
– Фетиш вызвал все действие, – сказала она, – но нужно было жертвоприношение, чтобы он мог начать действовать.
– Ты должна была умереть, – объяснил ворон, видя непонимающий взгляд Эш.
– Но я же… не…
– Разве ты та же, какой была когда-то? – спросила волчица мягко.
Эш медленно покачала головой.
– Ну вот, – сказал тогда человек-черепаха. – Теперь понимаешь?
– Значит… старая я… умерла? И теперь я… новая?
– Именно так.
Эш нахмурилась:
– Но… это оказалось так легко…
– Легко? – переспросила волчица.
Эш снова покачала головой. Нет. Перемены, которые произошли с ней, в ней, дались ей вовсе не легко.
– И дальше будет становиться только еще труднее, – сказала зайчиха.
– Потому что ты должна теперь утвердить то, чего только что достигла.
– Ты имеешь в виду – быть доброй к людям, делать то, что мне говорят, и все в этом роде?
Сом покачал головой:
– Нет. Просто быть верной себе. Все остальное, что ценно и важно, произрастет из этого.
– Приветствуй дни, которые грядут, а не жди, пока они придут к тебе, – добавил ястреб. – Иначе ты станешь, как Я-вау-тсе точно указала тебе – такой же, какой была она. Но ты усохнешь прежде своего срока, очень скоро.
Эш легонько провела пальцем по спине лягушки, восхищаясь гладкостью и мягкостью ее кожи. Существо смотрело на нее глазами Нины. Они были полны доверия.
– Можно мне… поговорить с моей мамой? – спросила Эш.
– Ее здесь нет, – сказала медведица. – Она уже вступила на новое Колесо.
Эш попыталась скрыть свое расстройство, но в горле у нее встал ком, и ей пришлось отвернуться, чтобы спрятать слезы, блеснувшие в глазах.
– Радуйся, – сказала тихо лосиха.
Эш подняла голову. Сквозь пелену слез люди-звери казались ей тенями из снов. Уже не реальными.
– Радуйся? – переспросила она.
Человек-черепаха кивнул:
– У ее песни нет конца, дитя. Мы все части одной песни – твой народ, наш народ. Эта песня длится вечно. Наши личные чувства всегда будут ее частью, не важно на какое Колесо мы ступаем.
– Так она… У нее все в порядке?
– Конечно, – ответила волчица. – Боль – только для тех, кто остался. Отставь ее от себя. Вспоминай ее с радостью – с великой радостью – но пусть она перестанет держать тебя.
Эш медленно кивнула. Потом долгое время никто не говорил ничего.
Звучали только барабаны. Эш пустила свой пульс в такт им, пока отчаяние ее не начало чуть-чуть проходить.
– Наверно, мне надо возвращаться, – сказала она. – Вернуть Нину.
Она, должно быть, сильно испугалась.
– Сейчас – нет, – сказал ворон. – Не сейчас, когда Я-вау-тсе уже отправилась в путешествие. Твоя сестра покоится в своем тотемном обличье, ибо в нем она видет мир и свое место в нем такими, как они есть.
Эш даже не заметила, что ворон не правильно назвал степень их родства.
Она просто приняла то, что они – родные друг другу, как должна была принять много лет назад.
– А у меня тоже есть тотем? – спросила она.
– Поищи его, – предложил человек-лягушка.
– В снах, – добавила волчица.
Она вынула что-то из кармана и присоединила это к браслету с амулетами на руке Эш. Это был амулет с маленькой серебряной волчьей головой.
– Мы будем рядом и поможем тебе найти его, – сказала она.
Теперь барабанная дробь стала тише. Эш вздрогнула, впервые заметив, что окружает ее. Равнины исчезли. Она и люди-звери стояли теперь на поляне.
Вокруг них во все стороны, зеленые, растущие, стояли деревья Элверовского леса. Она чувствовала в деревьях древесных духов, которые смотрели на нее – уже без злобы, просто с любопытством.
Эш оглянулась на людей-зверей – их уже не было видно так отчетливо.
Они словно начинали исчезать, таять.
– Почему вы сами не остановили ее? – спросила Эш.
– Я-вау-тсе? – спросил лис. Эш кивнула.
– Это было не наше дело, – ответила зайчиха. – Когда люди вмешиваются в дела маниту, они должны нести ответственность за свои поступки.
– Мы можем только наблюдать, – вставила лосиха.
– И ждать, – добавил ворон.
Их голоса все более удалялись. Теперь Эш могла видеть сквозь них.
– А Лусвен – одна из вас?
– Нет, – ответил человек-сом.
– Но она – наш близкий друг, – сказала волчица.
Теперь они уже почти исчезли – оставались лишь призрачные туманные очертания.
– Я увижу вас снова? – крикнула Эш.
Очертания людей-зверей растаяли. Слабый шепот барабанов отозвался эхом, утих, смолк. Но в ритме их было обещание.
Эш поглядела на лягушку на своей ладони.
– Ну, подруга, – сказала она. – Пора домой.
На сердце у нее было легко, и она чувствовала себя способной на все.
– А как мы собираемся туда добраться? – спросила она Нину риторически. – А вот смотри.
Эш посадила лягушку на землю и сняла меховую парку, бросив ее на землю.
Потом села и сняла штаны и боты. По сравнению с тем, каково здесь было, когда властвовала Я-вау-тсе, стояла сильная жара. Вызвав амулетом вигвам, Эш убрала зимнюю одежду туда и вернула амулет вигвама в свой браслет.
Перебрав остальные амулеты на браслете, она, наконец, нашла тот, который должен был там быть.
Маленькое серебряное изображение дома в Нижнем Кроуси, даже с двориком размером со штампик на почтовой марке. Она отцепила его от браслета, подобрала Нину и вступила в него.
– Поехали! – сказала она.
Но прежде, чем она успела бросить амулет на землю и произнести заклинание, из-за деревьев на дальней стороне поляны вышел человек.
Элвер.
Ножа у него в руке на этот раз не было. Но в глазах его по-прежнему светился дикий свет мира духов.
– Я хотел… поблагодарить тебя, – начал он.
Эш долго глядела на него, пытаясь вызвать в себе хоть какую-то злость на него за то, что он едва не сделал с ней, но ничего не вышло.
– Да ладно… – ответила она.
И бросила амулет на землю.
Задняя стена дома тети и дяди выросла перед ней. Она стояла во дворике.
Нагнувшись, она выпустила лягушку. Маленькое существо посмотрело на нее ниниными глазами, долгим взглядом. Потом превратилось в обыкновенную лягушку. Эш попрыгала за ней, проводив прочь, и медленно выпрямилась перед дверью дома.
Пора войти.
Новому человеку пора начинать строить новую жизнь.
Эш дошла до двери в гостину. и остановилась, глядя в комнату. Тетя и дядя нагнулись над Ниной. Тетя Гвен плакала и трясла Нину. Дядя Джон, похоже, сам мог вот-вот заплакать. Одна из Нининых подружек – Эш не смогла вспомнить, как ее зовут, – сидела на стуле, и на лице ее было написано изумление и счастье. Кэсси и Боунз тоже были здесь, так же захваченные чудесным возвращением Нины, как и все они.
Есть вещи, которые никогда не меняются.
Все были заняты Ниной, как всегда.
Решимость, с таким трудом давшаяся Эш в мире духов, поколебалась и исчезла совсем.
Заметили ли они вообще, что меня не было? – подумала Эш, повернувшись, чтобы снова выйти из дома.

НИНА

– Эшли! – крикнула Нина.
Все, что произошло с Ниной в мире духов, для нее было отмечено ощущением, напоминавшим сон. Похоже на ее другие сны – она могла вспомнить их, но лишь издалека. Словно это случилось с кем-то другим. Все, что произошло с ней, казалось туманным и забытым.
Кроме Я-вау-тсе.
И Эшли. Которая хотела отдать ради нее все.
Нине было безумно стыдно за то, как она относилась к своей кузине. Она видела, как Эшли остановилась в дверях. Все вокруг двигались словно замедленно. На одно бесконечное мгновение во всем мире остались только она и Эшли. Понимание, возникшее между ними, говорило столько, что нельзя было произнести ни слова.
Потом все пришло в движение, мама и папа бросились через комнату к Эшли, захлопотали вокруг нее. Мама обняла Эшли, и папа заключил в объятия их обоих.
И на этот раз Нина не почувствовала зависти ни на грамм.
– Ты так напугала нас! – говорила мама. – Никогда больше так не делай.
Обещаешь мне, Эшли? Если тебе что-то не нравится – поговори сначала с нами. Не убегай.
– Я не убегала, – сказала Эшли. – Меня унесли.
– Что случилось?
Как только они с Гвен чуть-чуть отступили от Эшли, Кэсси подскочила и обняла ее.


***

– Да, девочка, заставила ты нас поволноваться, – сказала она.
Потом все время ушло на рассказы о том, что случилось с каждым в ту ночь. Все обгоняли друг друга, перебивали – словно были друзьями, а не взрослыми, родителями и детьми; только Эшли так и не рассказала, как спасала Нину. Она обставила все так, будто это сделали маниту. И о браслете с амулетами, висевшем на ее левом запястье, не сказала ни слова.
Но Нина знала, что это такое. Ее тотем продолжал жить в ней и она видела мир новыми глазами. Она могла связывать вещи, казавшиеся несвязанными; раньше за собой она этого не замечала.
Она знала, что браслет – волшебный. Знала она и то, что они с Эшли связаны так же тесно, как были связаны их матери, хоть и приходились друг другу всего лишь двоюродными сестрами.
– Мир? – предложила Нина кузине, когда рассказы были, наконец, окончены.
Они с Эшли сидели на диване, и Джуди сидела между ними. Нина навалилась на Джуди, обхватив ее одной рукой за плечи, а другую протянула Эшли.
– Мир, – ответила Эшли, приняв ее руку.
– Все пойдет по-другому, – сказала Нина.
– Надеюсь, мы начнем с твоей прически, – обрадовалась Эш.
– А что такого в моей прическе?
– Там нужно все перевернуть. Честно. Локоны придется снести.
– А может быть, она и права, – задумчиво произнесла Джуди.
– Да? Вот спасибо! Давайте, давайте все, набрасывайтесь на меня!
– Да она дразнится просто, – сказала Джуди. – Правда?
Эш пожала плечами.
– Может быть… – Но подмигнула при этом.
– А как насчет твоей куртки? – спросила Нина.
– А что такого в моей куртке?
– Да все! Все эти стильные навороты…
Родители Нины сидели с Кэсси и Боунзом на другом конце комнаты, прислушиваясь к разговору. Гадалку и ее приятеля-шамана болтовня девочек откровенно веселила, но Гвен озабоченно хмурила брови.
– Я думала, они наконец-то подружатся, – сказала она. – А вы только послушайте их.
– Наверное, стоит оформить их сестрами, – сказала Кэсси.
Джон кивнул и взял жену за руку:
– Я устрою это в первый же свободный день.
– Непохоже, чтобы у вас был выбор, – сказал Боунз.

ЭШ

В следующий понедельник днем после школы Эш и Нина засели вместе в одном из читальных залов Смитерсовской Мемориальной Библиотеки в Батлеровском Университете над англо-корнийским и корнийско-английским словарями.
– А почему ты думаешь, что найдешь здесь что-нибудь? – спросила Нина.
– Потому что так она назвала мне свое имя, – ответила Эш, ведя пальцем по странице. – Она не сказала, что ее зовут Лусвен; она сказала, что я могу называть ее так. Должна же быть причина, по которой она выбрала себе такое имя.
У обоих ее птиц были имена, которые что-то означали.
– А почему ты так уверена, что это имя корнийское?
– Потому что я сама – корнийка. И потому что имена птиц были корнийскими словами.
Палец Эш остановился посреди страницы.
Lusewen.
Это означает Ash.
– Это ты, – сказала Нина, нагнувшись, чтобы посмотреть, что Эш нашла.
Эш кивнула.
– И что это значит?
Эш оглядела библиотеку, но не увидела ни длинных рядов книжных полок, ни студентов, корпевших над рефератами.
Что это значит?
Это сокращение от «Эшли».
Но обширные познания в различных мистических традициях вызывали в ее памяти другие значения, значения, которые были более эзотерическими, более… осмысленными для понимания того, чем Лусвен предстала перед ней.
Эш, пепел – то, что оставляет огонь после того, как горящее прогорает дотла.
Символ преходящей природы человеческой жизни. Или, как сказали бы маниту, он напоминает человеку о его Колесе, вращающемся, как времена года. Жизнь может казаться короткой, но она всегда начинает вращаться снова.
Эш, ясень, в кельтских мистериях был деревом, соединявшим внутренний и внешний миры. Иггдрасиль, Древо Мира, на котором висел Один, чтобы обрести просветление.
В огамическом письме друидов место Одина занимал Гвидион, и с ним все было еще таинственнее. Друиды называли это дерево Нуин, и для них оно связывало три круга бытия – которые одни называли прошлым, настоящим и будущим, а другие – беспорядком, равновесием и творящей силой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17