Есть предрассудки такие, комплексы.— А с мужиками?— Слава Богу, нет, никогда. Женщин люблю.— Ну а какого-нибудь симпатичного мальчика, похожего на девушку?— Нет. Мне кажется, это некий суррогат, все равно. Если есть пиво, зачем пить мочу?— Люди пьют и лечатся.— Ну, да, я про то же.— Девушка же тебя не может трахать в зад. А попробовать все надо. Ты так не считаешь?— Все да не все, знаешь? Если все попробовать, то тогда каждому нужно закончить жизнь самоубийством. Но тогда ты не узнаешь, как умереть своей смертью. Как ты все попробуешь в этой схеме?— С творческими людьми я тут пообщалась, очень много таких, которые и с мальчиками, и с девочками.— Значит, я не творческий.— А денег много зарабатываешь?— На мой взгляд, до фига.— Друзья как к этому относятся Они же не все так зарабатывают.— Кто-то больше, кто-то меньше, но все нормально себя чувствуют.— У меня подруга очень мало зарабатывает, еще мама, братик, надо всех кормить. И она стремается у меня вообще деньги занимать «В дружбе не должно быть денег». У тебя, вот, как с этим делом?— Мы, старое поколение, в Советском Союзе еще пожили, и, собственно, завтрак, обед и ужин составлял пакет молока и батон хлеба, так что… Нужны деньги? На.— А этому человеку не стремно, что он у тебя все время берет деньги?— У меня не берут все время деньги. Есть люди, которым я даю и прощаю долги. Это нормально, на мой взгляд, потому что каждый в такой ситуации может оказаться.— Если человек богатеет, то у него сразу куча друзей, родственников появляется, все приезжают, что-то требуют.— У меня, на самом деле, круг общения увеличился, а круг друзей — нет. Какой был, такой и остался.— Все настоящие друзья почему-то со школы, со двора, из детства. А нельзя найти настоящего друга, например, в твоем возрасте?— Ну почему. У меня есть два таких друга, которых я знаю лет пять, наверное.— Они же не лучшие. Лучший один, все равно.— Лучший — это субъективно. Просто с ним пережито больше, вот и все.— Наверное, на тебя девки стали пачками вешаться, после того как ты музыкантом стал?— Даже не знаю. Знакомиться не представляется никакой сложности, во всяком случае.— А раньше?— Раньше тоже не было, но сейчас вообще ничего не нужно делать. Это было давно, года четыре назад, мы баловались с моим другом. Приходили в клуб — у нас была игра кто больше поцелует баб взасос. Причем ты не должен говорить ни слова, просто подходишь и…— Кто выиграл? Какой счет?— Не помню, потому что эта игра велась постоянно.— А по морде не получал?— Нет, знаешь, ни разу, ни он, ни я.— И как ты к девкам относишься, к которым можно вот так в клубе подойти?Если бы ко мне так подвалили, я бы, наверное, пнула по яйцам. Мне только дай повод. Мужчинка сразу скрючивается, и лицо у него становится напряжённое. Смехота.— Если бы их не было, жизнь была бы скучнее.— Ну, ты бы, например, женился на такой, стал бы с ней встречаться? Тебе все равно, какая она в этом плане? Что ее можно засосать в клубе?— Я, конечно, ревнивец. И понятно, что нет. Наверное, нет.— То есть, с девушкой, которую в первый же вечер поцеловал, ты бы не стал?…— Девушки — существа настолько пластичные, так быстро меняются, что та, которая вчера целовалась, завтра будет лучшей домохозяйкой. Женщина, как змея, — очень часто меняет шкуру.— А были у тебя девушки, которые от тебя требовали квартиру, машину, каждый день букет цветов?— Ну, они же знают, с кем связываются. Нереально, нет. Есть определенный сорт девушек, которые знакомятся с мужчинами ради этого.— С тобой такие знакомились?— Может быть, и знакомились, но со мной же все понятно. Со мной весело и удивительно, не более.— А были девушки, которые знакомились ради того, чтобы прикоснуться к славе Чтобы побыть рядом, попасть на экраны— Наверное, были. Не знаю.— Как часто ты влюблялся?— Так, чтобы до крови? Ну, раз пять, наверное.— Я так понимаю, после первого раза не женился?— Ты по поводу женитьбы?— Ну да. Умереть в один день — так влюбился. Или ты думаешь, что через месяц или через год у меня будет что-то другое?— Да нет, ты что. Если ты так думаешь, значит, по-настоящему влюбился. Если ты живешь с каким-то бэкграундом, у тебя за спиной еще что-то есть, тогда это хуйня.— Ну ты же влюблялся первый раз, второй, третий. А на четвертый — блин, что же это такое, с каждым разом все больше и больше, и больше?— Да нет, все как-то синусоидами. Мне кажется все это идет на спад, мое либидо все-таки остается где-то на студии в большей степени, там оно все живет.— Тебе важнее талант или любовь? Работа; талант, любовь, деньги?— Нет такого мужчины, которому любовь была бы важнее работы. Если нет, то тогда он не мужчина.Не верю!— Это удел женщины, когда любовь важнее работы?— Ага.— Почему? Обидно же женщинам.— Ну, почему женщины рожают, а не я? Не я придумал эти законы, понимаешь Я просто констатирую факты.— Женщина получается обиженной.— Это удел женщин — быть обиженной.— Очень часто слышу — удел женщины страдать, женщина должна страдать — это нормальная женщина. Украшают страдания женщину?— Когда как. Степень тоже важна.— А уверенная в себе женщина все же держит свои чувства внутри?— Уверенная женщина тоже может страдать. Мы же не знаем, что она по ночам плачет в подушку.— А если не плачет?— Если не плачет, то тогда это ужасно. Это вообще кошмар какой-то.Я вот не плачу. Хотя, вру, плачу. Слёзы текут. Когда смотрю передачу «Жди меня». Это очень жалостливая передача, редкий человек удержится от пары-тройки слезинок. Мы смотрим ее с бабушкой.— А ты страдаешь? И из-за чего? — мне кажется, такой отменный перец не может страдать.— Из-за всего. Да и жизнь такая штука, не прогулка в Диснейленде. Без страданий не бывает. Я думаю, любой творческий акт, даже какие-то пустяки, все равно требует какого-то эмоционального напряжения, которое сопряжено с душевными травмами. Даже если в жизни ничего не происходит. Что-то внутри у тебя свербит, я называю .это «метафизической тоской».— Хуйня какая-то просто.— Ага.— Я хочу у тебя спросить. Вот есть такое мнение, что модели все такие тупые.— Чушь. Модели бывают и не тупые.— Но в большинстве своем…— Я, понимаешь, на вес женщин не мерю. Не могу сказать, что там в большинстве своем с ними происходит.— Например, они могут быть озабочены исключительно своей внешностью. Больше их ничего не волнует. Такие ограниченные.— Разные встречаются экземпляры. То же самое, как и порядочные менты тоже попадаются.— Бывает такое?— А чё же… Люди же. Все бывает.— К ментам вообще как относишься?— Сложно. Как и к моделям.— Тебя били?— Так, чтобы сильно-сильно, нет.— А как не сильно? По почкам?— Ну, да, так, дубиночкой, прикладом по голове.— А сейчас узнают менты? Или все равно бьют?— Чаще, конечно, узнают. Сейчас меня бить тяжело.— Почему?— Фиг его знает. Я потом катану заяву, начнется судебный процесс. А еще все знают, что у меня юрист заслуженный. И чем это все закончится— А если не узнают? Обросший дядька, валяется…— Обычно я не валяюсь, начнем с того. Иду. Документы? На. Все, пока.— А раньше?— Раньше же, в те времена, когда мы все в школе учились, была такая фигня, что менты забирали за внешний вид, а если у тебя ирокез, то, значит, ты подонок полный.— У тебя что, был ирокез?— У меня был и ирокез, и длинные волосы. В общем, подонок — рваные джинсы, все атрибуты для прямой дороги в пятое отделение.— Я думаю, с болельщиками футбольными такая же хрень.— Ты знаешь, сейчас все много проще стало, сейчас они стали гуманнее относиться к болельщикам. На стадионе «Петровский» у них есть договоренность с ментами, что они проносят фальшфеера с собой и всякие их выкрутасы, У них определенный регламент, что столько-то фальшфееррв они с собой проносят и делают с ними все что угодно. Они там даже ведут переговоры с самыми агрессивными болельщиками. Вот так вот.— Да, у них же там целая система продвинутая.
— А ты собираешься выходить за рубеж со своими песнями?— Я постоянно за этим рубежом.— Ты там собираешь большие площадки?— Ну, тыщи две-три собирается.— Ну, да, это не только эмигранты.— Эмигрантов столько не набрать.— Это где все, в Америке, в Европе?— Сейчас мы из Германии приехали, и опять в Германию уезжаем. В США потом.— Немцы фанатеют по «Ленинграду» ?— В Гамбурге вообще жуткие фанаты.— Они русский язык знают?— Нет, конечно. Правда, есть прослойка, которая знает, поскольку там же была ГДР, но их очень мало. А Гамбург же вообще в ФРГ был всегда, посему там этот процент еще ниже, в Берлине довольно высокий.— То есть эпитеты не перевести, в силу специфики языковой, на иностранные языки. У них просто нет такого богатого запаса…— Весь мир слушает Бьорк и не обламывается оттого, что не понимает, о чем она воет.— Ты английский-то знаешь?— Слава Богу, на таком бытовом уровне.— А не хочешь выучить в совершенстве немецкий?— Чтобы Гессе в подлиннике прочитать?— Или там, например, испанский. Мне говорили «Выучи испанский, чтобы потом поехать отдыхать в Испанию».— Меня интересует гораздо больше русский язык, нежели в любом случае плохой иностранный.— Почему плохой?— Потому что невозможно стать носителем языка. Даже если ты начинаешь его учить, ты все равно не носитель, никогда ты не поймешь его нюансов. Если ты не Бродский, конечно. Я не Бродский.— Самые интересные книжки, песни, я считаю, они про обычную жизнь Вася, Петя утром идут на завод и т. д., такая бытовая сторона жизни. Но обычно люди этого не понимают. Они хотят жить в коттеджах, быть богатыми, машина и все такое. Они не понимают ценности того, что они обычные, как все. Не понимают, что прелесть в том, что они так обычно живут, что у них там картошка каждый день на обед. Почему Симпсоны популярны? Потому что они такие же придурки, как и все. Простая семья, как три рубля.— Понимаешь, в обычной жизни тоже есть, наверное, какие-то свои проблемы, своя духовная борьба, которая не так на поверхности лежит. Наверное, у кого-то, накопить побольше денег и купить коттедж — это составляет основную цель жизни, и эту точку зрения тоже надо уважать. Ну, для искусства, конечно, такие люди представляют меньший интерес, чем такие фактурные, но в них тоже что-то можно найти, я уверен.
— А детство какое у тебя было? Примерный был или двоечник, хулиган, курил с первого класса?— Все синусоидами, когда как. В восьмом классе я практически не посещал школу, хотя шестой закончил без троек.— Что-то случилось в седьмом?— Не помню, что случилось. Седьмого класса не помню, как-то не отразился. Как раз в шестом классе, по-моему, я стал заниматься легкой атлетикой, как-то весь ушел в спорт. И в седьмом, восьмом школа была для меня каким-то очень странным местом.— Ты занимался спортом или по подворотням шлялся, курил, пил?— Знаешь, у нас была такая компания в школе олимпийского резерва «Буревестник», которая удачно это все совмещала и по подворотням пошляться, и в сборную Ленинграда попасть.— Детство удалось — пошлялись, попьянствовали в тринадцать-четырнадцать лет…— Нет, в тринадцать я еще не пил. В четырнадцать, может быть, но это не назовешь пьянством, потому что с бухлом была напряженка жуткая, а коробок анаши стоил три рубля. Тут выбора не было, и нам пришлось курить. И десятый класс я вообще не помню, наверное, он прошел в таком…— Ты этим гордишься, что было так интересно — курил в десятом классе?— Мало кого сейчас этим удивишь. Кто сейчас в десятом классе не курит?— Сейчас, наверное, все курят, но, когда я училась, у нас был такой примерный класс. До одиннадцатого класса ничего не нюхали, не пили. У меня такое детство получилось неконфликтное.— А мне и подраться приходилось, потому что мне было очень интересно жить. Я способный дико к обучению был, учился в четырёх школах разной направленности, все время переходил из школы в школу. И все время приходилось драться, дрался по жизни.— Кто выигрывал чаще всего?— К счастью, я. Иначе вообще в школе не жить. Если б я остался в музыкальной школе, пиликал бы до сих пор на скрипке, может быть, моя жизнь была бы интересней. Но я в этом сомневаюсь, потому что я знаю закулисную борьбу во всех театрах Петербурга. Это жуть, как они там живут. Максимум, кем ты можешь быть, — это первой скрипкой. Все равно сзади трое будут тебя подсиживать и рваться на гастроли по Японии. Это самое главное событие в этом году. Пошлют меня или не пошлют?— В Японии был?— Не был.— Почему?— Не знаю, до Владивостока мы долетели…— А в Китае, в Корее?— Тоже не были. Мне как-то восточные страны не очень нравятся.— Почему? Они маленькие, красивые.— Ну, наверное, красивые, но я за свою жизнь столько наездился-налетался, что никуда мне не хочется. Все эти гастроли — такое мелькание городов, что мне уже все похоже друг на друга. И потом, я не испытываю пиетета, эта фраза — «увидеть Париж и умереть» — абсолютно ко мне не относится, мне насрать.— Лучше в Питере?— Да, мне б по городу погулять, и чтоб туристов не было. Знаешь, как-то сложно с туризмом, я не путешественник по натуре. Нет такого места, куда бы я хотел. Ну, у меня было такое место, я хотел увидеть Колизей. Увидел, все, больше мне ничего не нужно.— Рим впечатлил вообще?— Рим? Кайф, да. Офигенный город.— Где бы ты хотел жить не в России? В Германии или в Италии, где тепло?— Куда выгонят. Я не знаю, везде не дома, понимаешь? Эмигранты вообще жалкие люди, поэтому быть жалким не хочется.— Ну, хотя бы на лето. Дом за границей…— Зачем? Мне жутко не нравится такая тенденция, если по видеоклипам ее проследить, которые показывают по MTV, — никто не хочет жить в России. Ну, блядь, ни один. Стоит Филипп Киркоров — он, блядь нах, из Голливуда, лондонский дождь какой-то хуярят, потом какой-то Лондон-Париж. Все где-то за границей, все не здесь. Это мечта простого человека — дом за границей, а я не простой.— Тебе в деревне лучше или в Питере?— В деревне я не пробовал жить, так чтобы ЖИТЬ. Там же какой-то дикий труд. Ну, это кайфно дня два. Я дико люблю кафешки, понимаешь Я хочу вечером выйти, поесть, испить пивка, встретиться с другом и разойтись. А в деревне без бутылки водки с другом не встретишься.— Я вот, например, согласна жить в деревне, если там будет ванна, туалет, горячая вода, такое все.
1 2 3 4 5