- Здравствуй, Алибала! Не ждал?
- Наоборот, ждал с нетерпением.
На перроне, возле вагона, стояла тележка носильщика, на ней стояли корзины и еще два больших кожаных чемодана - они сверкали под дождем, словно лакированные.
Дадаш спрыгнул вниз, помог худому, заросшему щетиной носильщику в старом плаще поднять чемоданы и корзины в тамбур. Алибала стоял наверху, принимал багаж и передавал его Садыху.
Потом Дадаш дал носильщику трояк и поднялся в вагон. Он был первым пассажиром, его место было в третьем купе, нижнее. Если бы принесенный им багаж разместить в ящиках под нижними полками и в багажном отсеке над дверью, то для багажа остальных пассажиров не осталось бы свободного места.
- Нехорошо, если я займу все багажные места, пассажиры станут ворчать,сказал Дадаш.- Что, если положить часть этих вещей в служебное купе? Может быть, чемодан туда отнести? Не возражаешь?
В служебном купе тоже не было свободных мест, там было сложено то, что купили Алибала и Садых. Громадные чемоданы Дадаша были, судя по виду, набиты до отказа, да и тяжелы, как свинцовые.
- Н -да,- сказал Алибала,- они у тебя какие-то нестандартные. У нас в купе только один свободный ящик, свои вещи едва поместили.
- Ну вот! - разочарованно вздохнул Дадаш.- Что мне теперь делать? Я на тебя понадеялся, накупил кое-чего. Да и чемоданы мне уж очень понравились, а они, проклятые, под полку, пожалуй, и не полезут... Ты же знаешь, как у нас бывает: стоит кому-нибудь собраться в Москву, со всех сторон бегут родственники, суют деньги, просят купить и то, и это, и пятое-десятое. Отказать - неловко, невольно всем обещаешь выполнить просьбы. Покупаешь, бегаешь по магазинам, потом кинешься укладывать вещи - и тут видишь, что надо прикупить еще и пару чемоданов, потом все это переть на себе... Но я, правда, подумал, что ты все это пристроишь как-нибудь, поэтому и приехал пораньше, чтобы спокойно разместить багаж и никому глаза не мозолить и не мешаться под ногами.
Алибала не понял, почему Дадаш сказал, что багаж не должен никому "мозолить глаза"? "Не тайком же везет. Все свое, покупное. Что с того, если эти чемоданы увидят? Утащить не утащат, такого еще у меня не бывало, и съесть не съедят. Разве кто-нибудь прикоснулся к его корзинам, когда он вез их из Хачмаса в Москву? А может, Садых? Он, со своим неуемным аппетитом, мог опустить руку в корзины... А Дадаш мог заметить и вот теперь просит спрятать вещи подальше. Ну, допустим, Садых взял грушу-другую... Нехорошо, но ведь пустяк, ерунда. А сейчас Дадаш везет из Москвы не фрукты. Чем там можно соблазниться?"
- В твоем распоряжении целый вагон,- сказал Дадаш,- что такое три чемодана? Пристрой куда-нибудь.
- Было бы место, я и без твоей просьбы разместил бы хоть сотню чемоданов...
- Алибала-даи,- сказал Садых, - давайте я из нашего ящика вытащу свои вещи, сложу под столом - один чемодан можно будет положить в ящик. Очень уж они велики, два в ящик не влезут.
- Это не выход, Садых. Вот, глянь-ка сюда,- Алибала указал на отсек над дверью, где были сложены одеяла.- Давай освободим этот отсек и сложим чемоданы туда.
- Давай,- согласился Садых.- Два чемодана там поместятся. Третий впихнем под сиденье вместо моих вещей. Но куда же мы денем столько одеял?
- Ну, это проще простого. Разнесем по купе. Подушки крохотные, пассажиры, если захотят, могут подложить одеяла под голову, а не захотят - могут расстелить на постели.
Алибала был высок ростом. Он подставил складную лесенку, взобрался на нее, стал передавать Садыху по два, по три одеяла, а тот разносил их по купе.
Дадаш стал помогать проводникам. До появления пассажиров все вещи устроили, и только тогда Дадаш облегченно вздохнул, снял и повесил на крюк пиджак. Брюки на нем были мокрые, надо сушить. Алибала принес ему на смену свои, запасные. Дадаш охотно переоделся, сунул ноги в тапочки и сказал, что теперь хорошо бы чайку...
Садых разжег титан. Началась посадка. Алибала стоял у входа, проверял билеты, отмечал места, но, занятый своим делом, не переставал размышлять о том, что же такое везет Дадаш, что, не скрывая, все время беспокоится о чемоданах. Лишь когда эти пузатые чемоданы были уложены в служебном купе, он с облегчением сказал: "Как хорошо, Алибала, что ты нашел им место в вашем купе. Здесь безопасно, и никто не коснется их. А если спросят чьи, скажи, пожалуйста, что твои. Если сказать, что все мои, могут удивиться, что один человек везет столько вещей. А на что мне лишние разговоры?"
"Непонятно, почему Дадаш так беспокоится? Кто может заподозрить его в чем-нибудь? Да и почему заподозрить? Что страшного в том, что везет много вещей? Никого не ограбил, не чужое везет, свое, никто его не возьмет, никто не отнимет. Так почему я должен сказать при случае, что эти чемоданы мои? Ну и что, скажу, что мои. Но и Дадаш может сказать, что они - его. Чего ему бояться? Купил в Москве товары для своих знакомых, и кому какое дело до этого?"
Полная азербайджанка с молодой красивой девушкой едва поспевали вслед за носильщиком, который вез на тележке большую картонную коробку. Наверное, в коробке было что-то хрупкое.
- Ради бога, братец, помоги носильщику поднять эту коробку наверх,обратилась женщина к Алибале,- я на него не очень надеюсь, уронит, сломает, а вещь дорогая, это чешская люстра, по знакомству достала, заплатила за нее столько...
Коробка была велика, но не тяжела. Алибала взялся за один край, носильщик - за другой, и они положили ее на площадку, а Садых, стоявший в дверях, отнес коробку в четвертое купе.
- Здравствуй, сынок, как ты поживаешь?
Алибала, проверявший билет военного, оглянулся: кто это его величает сынком? Седовласая, с глубокими морщинами на лице, тепло одетая женщина приветливо улыбалась ему. Алибала узнал ее.
- Здравствуйте, тетушка,- ответил он.- Слава богу, вы поправились и возвращаетесь домой. Все, кто обращается к здешним врачам, поправляются и возвращаются, если их болезнь излечима. Поднимайтесь в вагон, я вам помогу.
Месяц тому назад или чуть раньше эту пожилую женщину в безнадежном состоянии везли в Москву в вагоне Алибалы. Она не могла сама ходить, ее внесли и вынесли на носилках, и была она совершенно желтая, словно ее выкрасили шафрановым соком. В четырехместном купе старуха ехала с дочерью, и, глядя на них, Алибала с огорчением думал, что не стоило бы мучить старуху, книгу своей жизни она уже прочитала; чего доброго, скончается в дороге, хлопот будет всем... Какую помощь можно оказать старухе, глядящей на тот свет? Да и родственники... Лучше оставили бы ее дома, зря только тратят деньги.
Тогда Алибала узнал, что у старухи был сын, погибший на войне. Осталась она вдвоем с дочерью. К счастью, дочь оказалась заботливой и предприимчивой, не уступит мужчине. Всю дорогу тряслась над матерью. Весь вагон был удивлен ее самоотверженностью. И Алибала подумал, что лучше иметь одну такую дочь, нежели десять беспомощных сыновей.
- Признаться, у меня не было никакой надежды, что встану, вылечусь и ходить буду,- сказала она в ответ Али-55
бале.- Это все Хадиджа.- Алибала узнал усталую женщину средних лет, подававшую ему билеты, это и была дочь старухи.- Пристала ко мне: поедем да поедем, Я чувствую, что помогут... И вот благодаря ей гляжу на свет.
- Да пойдет ей впрок материнское молоко.
- Спасибо, сынок, спасибо. Дочерью меня бог не обидел.
Времени до отправления поезда оставалось мало; пассажиры спешили занять свои места. Дождь хотя и прекратился, но небо все еще было обложено тяжелыми облаками. Чувствовалось, что они налиты влагой, которая вот-вот снова хлынет на землю проливным дождем.
Согласно отметкам Алибалы, в вагоне оставалось незанятыми только три места. Скорее бы пришли эта пассажиры, можно было бы спокойно подняться в вагон.
В дальнем конце перрона показался человек в черном плаще и черной шляпе; рядом с ним катил свою тележку носильщик. Алибала сразу узнал Мовсума Велизаде.
Велизаде тоже издали узнал Алибалу и улыбнулся ему. Подойдя, поздоровался с Алибалой:
- Здравствуйте. Специально взял билет в ваш вагон. Всю эту неделю ни на час не забывал о вас.
"Ну вот и прекрасно, все знакомые собираются, приятно будет ехать",- думал Алибала. Той порой прибежали, запыхавшись, два последних пассажира, молодые парни, судя по одежде, спортсмены. Они попали в разные купе. Едва войдя, попросили поместить их в каком угодно .купе, только вместе. Алибала ответил, что постарается сделать все, что в его силах.
Поезд медленно тронулся с места, а дождь словно только этого и ждал, снова хлынул.
Алибала закрыл двери вагона. Садых уже заваривал чай. Оба они по опыту знали, что пассажиры поезда Баку - Москва, едва усевшись, сразу напоминают насчет чая, и поэтому заранее готовились, чтобы не отвечать "нету".
Один из двух спортсменов стоял в коридоре; его чемодан был прислонен к стене. Когда Алибала проходил мимо, парень с надеждой посмотрел на него. Алибала упокоил его: нет, он не забыл своего обещания, пусть ребята пока повременят. Он заглянул во все купе, чтобы выяснить обстановку и определить, к кому обратиться насчет переселения, чтобы не получить отказа. В одном купе ехала женщина с ребенком, в другом - военные. Заглянув в третье, Алибала увидал Велизаде. Тот сидел на нижней полке и просматривал журнал на иностранном языке. Увидев Алибалу, тут же поднялся:
- Хорошо, что зашли, я как раз хотел вас видеть.
Велизаде достал из кармана пиджака небольшую, величиной со спичечный коробок, блестящую зеленую коробочку и, выйдя в коридор, сунул коробочку в руку Али-балы:
- Это на память от меня.
Алибала не знал, что в этой коробочке, неловко было принять ее и нельзя отказаться. Растерялся, сказал "спасибо", а что ему вручил-таки Велизаде, решил посмотреть потом. Не открывая коробки, сунул ее в карман и продолжал заглядывать в другие купе, чтобы выполнить просьбу молодых людей. Наконец он нашел пассажира, согласившегося поменяться местом, устроил парней в одном купе и вернулся в свое служебное.
- Садых, Мовсум-муаллим подарил мне какую-то коробочку, давай посмотрим, что в ней.
Услышав слово "подарил", Садых бросил возню с чаем. Вытирая полотенцем руки, спросил:
- Где она, покажи.
Алибала открыл коробочку. В ней лежали наручные часы с серебристым браслетом.
- Ну-ка, дай посмотреть.
В первую очередь Садых глянул на бирочку с ценой. Покачал головой, сказал:
- А еще говорят, священнослужители - люди жадные. Велизаде на тебя здорово потратился. За эти часы с браслетом отвалил не меньше полусотни. Сегодня купил в ЦУМе,- продолжал он, читая паспорт.- Изготовлены в прошлом месяце. Совершенно новенькие. Ну, я не думал, что он такой человек!
На руке Садыха были часы "Полет" с кожаным ремешком. Он приложил к руке новенькие часы "Слава", Для сравнения, покачал головой.
- Очень красивы. Носи па здоровье, Алибала-даи. Надень эти на руку, а старые выбрось. Считай, что твоя прибыль в этом рейсе - эти новенькие часики.Но прежде чем вернуть часы Алибале, Садых глянул на обратную сторону корпуса.Погоди, погоди, тут что-то написано. "На добрую память Алибале от Мовсума Велизаде",-прочел он по слогам.- Сегодня куплены, и сегодня сделана надпись. Ну, Алибала вот тебе достался пассажир! И с каким достоинством, с каким вкусом все сделано! Только жаль, что надпись сделана по-русски, а не по-азербайджански.
- Москва не Баку, кто здесь может написать по-азербайджански?
- Захотел бы, так сделали бы какую хочешь на любом языке. Граверу что как написано, так, и сделает, вовсе не обязательно ему знать азербайджанский язык. Я однажды, когда сестра окончила десятилетку, купил ей бронзовую индийскую вазу. Нужно было дарственную надпись сделать. Я написал текст на бумажке по-азербайджански: "Нармине от ее брата Садыха. на память", и он загравировал ее любо-дорого, безо всяких ошибок.
- Ну, милый, правильно говорят: дареному коню в зубы не смотрят. А тут и часы хорошие, и дарственная надпись такая красивая. Я от этого неожиданного подарка отказаться не мог. Растерялся, взял, а потом возвращать неудобно.
- Правильно сделал, что взял. Поздравляю. Носи на здоровье.
- Спасибо.
Алибала положил часы в коробочку и спрятал ее во внутренний карман кителя. Потом взял билетную сумку и пошел собирать билеты.
Старая женщина, возвращавшаяся с дочерью в Баку после лечения, двое парней в спортивных костюмах. Велизаде, женщина, купившая для дочери чешскую хрустальную люстру, и другие пассажиры встречали Алибалу в хорошем настроении, с улыбкой. Алибала любил, входя в купе, видеть пассажиров в веселом расположении духа - тогда и у него настроение поднималось. Как хорошо, что па этот раз в вагоне все здоровы и веселы, никто не ворчит и ни на что не жалуется.
Общая благожелательная обстановка успокаивающе подействовала на самого Алибалу, и он упрекнул себя за недавнее подозрение: "Напрасно плохо подумал о Дадаше. Ведь тот на свои честно заработанные деньги купил кое-что для дома, для семьи, по поручению знакомых и родственников бегал по магазинам; понятно, что он боится, как бы вещи, свои и чужие, не пропали. Конечно, есть люди, которых все интересует: что везешь, сколько, куда? А кому охота перед любопытными отчитываться, вот и не хочет человек, чтобы его вещи глаза мозолили... Осуждать других легко, труднее понять. А чтобы понять, надо хоть на минуту поставить себя на место другого - и сразу станет ясно, прав ты или нет..."
Аромат заваренного Садыхом чая распространился по всему вагону.
- Чай готов, Алибала-ами.
- Ну так разноси, час уже как выехали из Москвы. Садых наполнил два стакана, поставил па столик перед Алибалой.
- Пойду позову Дадаша. Он, наверное, скучает в купе среди незнакомых людей.
Пока Садых ходил за Дадашем, Алибала достал из кармана коробочку с часами и еще раз полюбовался ими: очень нравились они ему.
Пришел Дадаш; войдя в купе, первым делом посмотрел вверх, на чемоданы, улыбнулся:
- На месте.
- А где же им быть? Будь спокоен, как положил, так и будут лежать до самого Хачмаса.
Дадаш сказал, садясь:
- Будь они мои, я бы и думать о них забыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24