что просьба отсрочить допрос - только уловка, рассчитанная на то, чтобы оттянуть время, пока Алибала заручится вескими доказательствами своей невиновности и выйдет сухим из воды.
По поведению хмурого и неприветливого майора Агадаи понял, что ни единому его слову майор не верит, и потому сказал: "Возьмите газету "Баку", там напечатано соболезнование Управления железной дороги Алибале Алиага оглы Расулову по случаю смерти его жены Хырдаханум Садам кызы Расуловой".
Только после этих слов майор немного смягчился.
Этой единственной встречи с майором Ковсарли и короткой беседы с ним Агадаи было достаточно, чтобы понять: Ковсарли так просто от Алибалы не отстанет. Пока дело не приняло серьезный оборот, надо предпринимать что-то. Видимо, все-таки надо искать человека, к слову которого майор прислушается. А для этого надо выяснить, откуда этот майор родом и где искать человека из числа его земляков. И, видимо, одна лишь просьба тут, кто бы ни просил, не поможет, нужно, как говорит Дадаш, сунуть руку в карман. Нужны деньги, а где их взять? Что за обычаи такие пошли? Если, не приведи бог, к кому-то постучится смерть, родственники должны широко открыть двери и вывернуть карманы - расходы обрушиваются как лавина, приходится кидать деньги и направо, и налево. Алибала за эти дни потратил кучу денег, ничего не жалел на поминки жены. Не стыдно ли в такую пору пойти и сказать ему, что нужны деньги для ликвидации дела, в которое он влип? К тому же Агадаи хорошо знал характер Алибалы. Он знал, что Алибала не берет и не дает взяток и потому взъерепенится и все испортит. Агадаи сам должен найти деньги для этой цели. Но у него отложено всего-навсего триста рублей, и больше неоткуда достать. Да и из тех трехсот он мог выделить только двести пятьдесят рублей, потому что до пенсии оставалось еще десять дней, не сидеть же без копейки? А двух с половиной сотен мало для того, чтобы замять глупое дело, надо по меньшей мере рублей семьсот восемьсот...
Где их взять? Агадаи решил посоветоваться с Кебле Меджидом. Ум - хорошо, а два - лучше. Он не стал тянуть с исполнением задуманного и в тот же вечер, вернувшись из микрорайона и не заходя домой, наведался к Кебле Меджиду, рассказал ему, в какую историю попал Алибала. Аксакал похвалил Агадаи за то, что он засучив рукава взялся улаживать это дело, и со своей стороны обещал переговорить с людьми - пусть каждый даст сколько сможет, чтобы выручить Алибалу. Агадаи подключил к этому делу и сапожника Эюба, который запросто заходил во все дома соседей. Сам Кебле Меджид дал двести рублей, Агадаи дал столько же, Эюб - сто пятьдесят. На следующий день сумма денег, собранных среди соседей, составила девятьсот рублей, и Агадаи успокоился - этого, пожалуй, хватит. Осталось найти человека, который вхож к майору Ковсарли. Выяснить, откуда родом майор, Агадаи поручил Эюбу, Эюб в тот же день пошел на вокзал и разговорился там с одним милиционером-сержантом, очень ловко и без особого труда выяснил, что родом Ковсарли из Шеки. К счастью, в их квартале в старом угловом доме жил портной, занимавшийся ремонтом и перелицовкой одежды, он тоже был шекинец. Агадаи и Эюб пошли к нему. Старик их выслушал, от души посочувствовал Алибале, но идти к майору отказался, сославшись на неопытность в подобных делах,- пойду, мол, как говорится, поправлять бровь, да выколю глаз... Но у старика был племянник, который знал многих шекинцев, живущих в Баку, и мог посодействовать в поисках нужного человека. Старик обещал вызвать племянника к себе и поговорить с ним; если парень сам согласится пойти к майору - хорошо, если нет - кого-нибудь подходящего назовет, а он, портной, сообщит Агадаи. "Намекни племяннику,- сказал Агадаи,- что мы не собираемся провернуть дело всухую, за "спасибо". Знаем, что потребуются деньги, и в долгу не останемся ни перед майором, ни перед ним".
Спустя три дня после этого разговора Агадаи снова пошел к портному-шекинцу,- оказалось, племянник в командировке, вернется в Баку послезавтра. Приходилось ждать.
Агадаи сидел в углу возле двери и, размышляя об этом, присматривался к Алибале. Неожиданно навалившееся горе превратило его в скелет - он не ел, не пил эти дни, не брился, совсем стал старик. Да и Вагиф, соблюдая обычай, также не брился. Значит, как только пройдет седьмой день после смерти Хырдаханум, надо обоих повести к парикмахеру...
Вообще говоря, Агадаи очень беспокоился за Алибалу. Сейчас вся родня, сын, старые друзья рядом, разделяют его горе, утешают, а завтра все разъедутся, займутся своими делами. Вагиф, он военный, уедет в свою часть, и останется Алибала совершенно один, и только тогда он в полной мере почувствует тяжесть своей потери...
Пришедшие на поминки говорили о том о сем. Алибала молча и безучастно слушал их. Только когда кто-то о чем-либо его спрашивал, он отвечал односложно. Но на Агадаи он поглядывал с благодарностью,- когда с ним приключилась эта беда, Агадаи и Месмаханум жили уже не столько в своем доме по улице Касума Измайлова, сколько у него в микрорайоне. Агадаи проявил свои истинно братские чувства к нему, Месмаханум держала траур по Хырдаханум, как родная сестра, и оба много пережили за эту неделю. Как-то он попытался выразить им свою признательность, и оба, муж и жена, чуть не обиделись. За что их благодарить, стыдно даже говорить о таких вещах, потому что его горе - это их горе. И в самом деле, только самые близкие могли так болеть душой за него и так самозабвенно справлять траурные дни, которые, как известно, требуют и труда, и расходов, тем более что в течение первой недели приходило много народу выразить ему соболезнование. Среди них, конечно, не было ни Дадаша, ни Явуза. В сущности, он не хотел, чтобы Дадаш появился тут в эти траурные, дни. Если сам Алибала повинен в смерти жены, то не меньше повинен и Дадаш с его проклятым бизнесом. Правда, Хырдаханум всегда прибаливала, страдала гипертонией, но с ней живут, и она могла прожить еще много лет, если бы не разволновалась и если бы было кому сразу прийти ей на помощь. После возвращения из Кубы Али-бала чуть ли не по сто раз повторял запоздалое заклинание: "Лучше бы у меня ноги сломались в тот день, когда я поехал с Явузом в Кубу!" Но, разумеется, толку от самобичевания не было...
- Пожалуйста, пожалуйста, проходите! - услышал он голоса из коридора и по приветливости этих голосов заключил, что на поминки пришли уважаемые люди.
И действительно, в комнату вошли Мовсум Велизаде и еще какой-то мужчина. Все присутствующие поднялись. Алибала и Кебле Меджид предложили пришедшим свои места, но Мовсум Велизаде сел рядом с Кебле Меджидом, а его товарищ - рядом с ним.
Разговоры смолкли, и все взоры обратились на Мовсума Велизаде.
Сапожник Эюб просто воспрянул духом, так как был совершенно уверен, что на поминки пришел шейх-уль-ислам, а это была великая честь - сидеть в одном обществе с такой уважаемой личностью. От восторга он, казалось, потерял дар речи; прервав свой разговор, он уже не стал возобновлять его и молчал, как молчит рядовой солдат в присутствии старшего начальника. Казалось, он даже и сидит по команде "смирно", готовый выслушать любой приказ.
Пришедшим подали чай. Кебле Меджид опустил в стакан Мовсума Велизаде дольку лимона, придвинул к нему тарелку с халвой.
Некоторое время царило молчание, словно люди воды в рот набрали. Мовсум Велизаде заметил: все ждут, что он скажет. Значит, надо что-то сказать. Он вытер носовым платком губы, легонько кашлянул и обратился к Алибале:
- Чем страдала покойница?
- Врачи говорят, у нее случился инфаркт.
- Инфаркт - тяжелая болезнь. Как говорят в народе - модная болезнь. Болезнь века. Многие, к сожалению, умирают в последнее время от инфаркта. И от рака.
Эюб словно только и ждал, когда Мовсум Велизаде заговорит. Заговорил, и это для Эюба прозвучало как сигнал - он открыл рот, и его понесло:
- Конечно, каждый, кто появился на свет, рано или поздно, должен умереть, покинуть этот бренный мир. Обидно только, что люди уходят из жизни не от старости, а из-за болезней.- Он повернулся к Мовсуму Велизаде: - Хотя мне и трудно говорить в присутствии такой многоуважаемой личности, как вы, я все же рискну сказать. Есть в народе такая притча. Говорят, когда аллах назначил Азраила на должность собирателя человеческих душ, Азраил воспротивился. "На свете столько людей, и род человеческий продолжается,- ответил он аллаху.- Не хочу впадать в грех, забирая души всех живущих, да с этим делом мне и не справиться". На что аллах сказал: "Об этом не думай. Я каждому пошлю болезнь, и все будут умирать, но не сразу"... Сейчас люди в большинстве умирают от всяких сердечных болезней и от этого проклятого рака. От сердечных все же есть лекарства. А рак лечить пока .не научились. Режут и зашивают - после этого человек умирает еще быстрее. Конечно, научатся рано или поздно лечить и рак, но к тому времени болезнь унесет многих.
Кебле Меджид, перебирая перламутровые четки, сказал:
- Это все так, Эюб. Вместе с тем многое зависит и от самого человека. В жизни много чего случается, только из-за всего не стоит выходить из себя, нельзя все принимать к сердцу. По возможности надо смотреть на все спокойнее и проще. Правда, нельзя и равнодушным быть, нельзя быть беспечным.- Он говорил, глядя на Велизаде.- Один из моих внуков как-то учил наизусть стихотворение одного нынешнего поэта. Две строки этого стихотворения дошли до меня, и я их тоже запомнил. Когда заходит разговор о жизни, я вспоминаю эти золотые слова, хотя их и сказал современный поэт. Он сказал: "Каждый, кто не доживет до ста лет, сам виноват в этом". В сущности, ведь так оно и есть: надо управлять собой, надо беречь здоровье.
Слушая Кебле Меджида и изредка посматривая на Алибалу, Мовсум Велизаде подтвердил:
- Очень верные слова. Человек должен следить за своим здоровьем, ибо где тонко, там и рвется.- И, чтобы отвлечь Алибалу от тяжкого раздумья, спросил: После возвращения из рейса вас не вызывали к начальству? Ничего не говорили?
- О чем, Мовсум-муаллим?
- Я послал начальнику вашего управления письмо.
- Нет, Мовсум-муаллим, не вызывали. После того рейса я еще не был на работе. В управление зашел один раз, просил отпуск в связи с болезнью Хырдаханум. А что за письмо, если не секрет?
Эюбу не понравилось, что Алибала, обращаясь к Мовсуму Велизаде, называет его "муаллим". "Что он говорит, какой еще "муаллим"? Человек на та1?ом высоком посту, а он ему - "муаллим, муаллим", как любому захудалому педагогу. Это же шейх-уль-ислам, понимать надо! Совсем рассудка лишился старик!"
Мовсум Велизаде кратко рассказал собравшимся о своей поездке в Москву, об истории с утерянным портмоне, о том, что вся работа проводников, особенно Али-балы, достойна похвалы, и он написал об этом начальнику управления дороги.
Алибала никак не ожидал, что Мовсум Велизаде заведет сейчас такой разговор,- ведь в другое время он ни за что не заговорил бы об этом. Но он не знал, что Велизаде умышленно рассказал эту историю, чтобы еще раз подчеркнуть перед собравшимися благородство Алибалы и тем самым хоть немного подбодрить и поддержать его в тягостные дни. И, надо признать, история, сдержанно рассказанная Мовсумом Велизаде, произвела на всех приятное впечатление, только сам Алибала никак на нее не реагировал, словно слушал рассказ о ком-то постороннем. Зато Агадаи повел себя так, словно он до сих пор дремал и его только что разбудили, поднеся к носу нашатырного спирта. "Ну что за странный человек этот Алибала! Подробно рассказал о том трудном рейсе, а о такой замечательной истории ни гугу! Правда, он с детства такой: никогда сам ничего не расскажет, каждое слово хоть клещами из него выдирай. Не то что Эюб говорит и наговориться не может. Эюб разговорчив сверх всякой меры, а этот, наоборот, молчалив словно камень. Сложить бы эти черты да разделить между ними поровну, вот было бы два настоящих человека!"
Агадаи собирался сказать что-то на этот счет, но Эюб, видя, с каким вниманием и интересом слушали присутствующие рассказанную Мовсумом Велизаде историю, тоже решил щегольнуть перед "шейх-уль-исламом" своей осведомленностью обо всем на свете и заговорил почему-то о Бермудском треугольнике, о котором где-то когда-то от кого-то слышал. А среди собравшихся были люди, ничего не слыхавшие об этом странном уголке планеты, и они с интересом слушали его. Вдохновленный этим вниманием, Эюб пришел в экстаз.
- Вот и верь, когда утверждают, что в наше время чудес не бывает,уверенно заявил он.- Ну, если это не чудо, то что же, по-вашему? Корабли, проплывающие там, самолеты, пролетающие над этим местом, вдруг исчезают. Как говорят, ты не ударил, я не упал, а что же случилось? Как объяснить? Очень загадочное место этот Вермутский треугольник, расположенный недалеко от Америки.
Асадулла-киши, несколько глуховатый, переспросил:
- Как ты назвал это место?
- Вермутский треугольник.
Асадулла-киши не мог сдержать смех.
- Мир праху твоих родителей, молодой человек! Вермут - это сорт сладкого вина, кто пьет, тот эту марку хорошо знает, очень крепкое вино. А около Америки расположены Бермудские острова, около ста пятидесяти небольших островов. Бермуды. Они так расположены, что образуют треугольник, и это место называют Бермудским треугольником.
Эюб не растерялся.
- Бермуд или вермут, какая разница, слова схожие, немудрено перепутать,сказал он.- Да, так вот, когда через этот Бермудский треугольник проходят корабли, некоторые из них бесследно исчезают.
Старик, сидевший напротив Эюба, удивленно воскликнул:
- Да не может быть! Какой-нибудь предмет на воде остается же!
- Почему не может быть? Ну, исчезновение пароходов еще кое-как можно объяснить: океан глубок, пароход ушел на дно, и конец. Ну, а что вы скажете о самолетах? Летит себе в небе над этим местом - и вдруг нет его. Вот оно, настоящее чудо! Даже птица не может пролететь там безнаказанно. Один английский капитан, проплывая на своем пароходе в тех местах, увидел, что огромное животное, похожее на дракона, высунуло голову из воды и жует большого кита.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24