Они прошли половину деревни, стучались под многими окнами, но интересного ничего пока не узнали.
– Пойдем на ту сторону, – предложил Ленька. – Может, опять к казарме подойдем.
Вражеская казарма находилась в двухэтажном кирпичном доме за поворотом улицы.
Митяйка шел немного впереди. Вдруг он за что-то зацепился ногой.
– Гляди-ка, веревку нашел! – нагнувшись, воскликнул он.
Бечевка была тонкая, витая – такая на что угодно сгодится. В густой траве ее почти не было видно. Митяйка поднял ее, потянул. Она не подалась. Видно, концом была за что-то привязана.
– Эх ты, слабосильный! Дергай сильней, – сказал Ленька.
Митяй рванул. Веревка тянулась к кирпичному дому. Там зазвенел колокольчик.
– Брось! Сигнал это! – испуганно прошептал Ленька. – Пошли скорее!
Ребята перебежали улицу и зашли в первый попавшийся двор. Мимо к околице спешили гитлеровские солдаты и несколько полицаев. В деревне поднялась тревога.
Немного переждав, ребята снова вышли на улицу. Прошли к кирпичному дому. Конец бечевки был привязан к колокольцу, подвешенному на крыльце.
– Ишь как хитро придумали! Один конец на околицу к патрулю, другой сюда. Чуть что – подмогу зовут. Пойдем с другой стороны глянем.
Ребята прошли на другой край деревни. У последней избы расхаживал часовой. Около него была такая же сигнальная веревка. Ребята свернули на огороды, прошли мимо бань и спустились в овражек. Делать в деревне было больше нечего.
Для партизан открытие ребят имело большое значение. Перед налетом двое разведчиков проползли вдоль плетней в деревню и перерезали сигнальные веревки. Группа других партизан обрывистым берегом ручья прокралась к баням, бесшумно сняла часовых и ворвалась в деревню. Партизаны окружили кирпичный дом, но гитлеровцев захватить врасплох не удалось. Окна нижнего этажа были забиты досками – гранатами не закидаешь. Толкнулись к двери – заперта. Осторожно постучали. В ответ из верхнего окна ударили автоматы. Партизаны прижались к стене, перебежали за угол. Таиться больше не было смысла. Степан бросил под дверь гранату. Она с грохотом взорвалась, но плотная, обшитая железом дверь не подалась.
– Тут противотанковой рвать надо, – сказал Степан.
Хотели попробовать отодрать доски на окнах, но гитлеровцы и полицаи стреляли из автоматов и не подпускали близко.
– Да что ж это, долго мы будем с ними в бирюльки играть? – обозлился Степан. – Эй вы, полицаи! – крикнул он громко. – Сдавайтесь, не то весь дом взорвем, взлетите вверх тормашками. Выходи, кому жизнь дорога!
Осажденные не отвечали.
– Тащи жердь! – распорядился Степан.
Ленька с Митяем побежали на огороды, вывернули из городьбы длинную жердь и притащили к дому. Степан подвязал на ее конце несколько пачек тола, приладил взрыватель, заложил шнур. Шест прислонили к стене так, что заряд оказался в простенке между окнами. Подожгли шнур. Укрывшись за домом, ждали взрыва. Притихли и гитлеровцы, недоумевая, почему партизаны прекратили атаку. Прошло три, пять минут – шнур сгорел, а взрыва не получилось.
– Ленька, ищи вожжи, да живо! Поставим упрощенный взрыватель.
В отряде Степан считался специалистом-подрывником.
Ленька толкнулся в одну, в другую хату. Ему не открыли. Люди не спали, но открывать боялись. Около третьей избы стояла лошадь, запряженная в телегу. Ленька собрался стучать, но заметил, что дверь не закрыта. Вошел в сени. В избе слышался топот ног, сдержанный говор. Ленька приготовил винтовку и заглянул в дверь. Он не поверил своим глазам – посреди избы стоял дядя Василий и торопил суетившихся женщин. Старуха одевала сонного мальчика, а молодая увязывала в одеяло собранные наспех вещи.
– Да собирайтесь вы скорее, бабы! – говорил дядя Василий. – Барахло это еще десять раз наживете. Ну, куда тебе рогачи нужны? – обрушился он на старуху, которая, одев мальчика, начала полотенцем связывать рогачи. – На кой леший они тебе в лесу? Пошли!
– Дядя Василий, – окликнул Ленька, – здесь у вас вожжи есть?
– А ты чего здесь? – уставился на него дядя Василий.
– Вожжи ищу. Для взрывателя. Фашистов будем глушить, как чухмарем. Есть вожжи-то?
Но он и сам уже приметил вожжи, висевшие на деревянном гвозде.
– Возьми, – сказала старуха, – да принеси смотри!
– Куда это он тебе принесет? – теряя терпение, спросил дядя Василий. – Аль вожжи здесь ждать будем?
– Это уж я так, по привычке, – ответила хозяйка. – Бери, бери, милый. Куда они нам, вожжи-то?
Ленька схватил пеньковые вожжи и выбежал из избы. «Чего это дядя Василий мудрит? Кого это он увозит?» – подумал он, но размышлять не было времени.
Степан уж, наверное, ругается, что Ленька замешкался.
К упрощенному взрывателю привязали вожжи. Степан снял предохранительную чеку, и шест с зарядом тола снова поставили в простенок.
– Отходи! – предупредил всех Степан.
Но гитлеровцы почуяли неладное. Из верхнего окна одна за другой полетели гранаты.
– Ложись! – крикнул кто-то.
Все бросились на землю. Упал и Ленька; рядом с собой он увидел деревянную рукоятку, торчавшую одним концом в колее дороги. «Не граната ли?» – успел подумать он. В этот момент земля рядом с ним вспыхнула желтым огнем. Взрыва он не услышал, да и вообще больше ничего не чувствовал. Не помнил он, как его оттащили за угол, не видел, как взорвался снаряд, разворотив простенок в верхнем этаже.
Очнулся Ленька в телеге от резких толчков. Боли он не чувствовал. Хотел встать – и не смог. В ногах, руках, во всем теле ощущалась невероятная слабость. Ленька повернул голову и увидел дядю Василия. Он шел рядом с подводой, а на телеге сидели мальчик и две женщины, которых Ленька видел ночью. Наступил рассвет, но все вокруг продолжало оставаться серым. Глаза затянуло дымчатой пеленой, а в ушах стоял звон. Звуков Ленька почти не слышал, казалось, что уши его плотно заткнуты ватой. Он снова закрыл глаза.
На другой день Ленька попробовал выбраться из шалаша, в котором жили они с Митяем и дядей Василием. Слабость почти прошла, возвратился слух, но он удивился, что на улице был снова рассвет. Сероватый призрачный свет чуть-чуть брезжил. Неужели он так долго проспал!.. С крынкой молока подошел дядя Василий.
– Ну, голубь, под счастливой звездой ты родился! Ожил, говоришь? Вот лезешь все куда не надо. На-ка молочка попей. От контузии это лучшее средство.
Ленька с удовольствием прильнул к крынке. Передохнув, он спросил:
– А чего ты так рано встал, дядя Василий?
– Как это рано? Вечереть скоро начнет, а ты – рано… Я уж в деревню за молоком сходить успел.
– А я думал, только светает. Все серо кругом.
– Это у тебя в глазах темно. От контузии. День-другой – и оправишься. Степан говорил: колея спасла. Иначе быть тебе на том свете. Граната около головы рванула…
Дядя Василий уложил Леньку в шалаше и ни в коем случае не велел вставать. Он походил сейчас на заботливую няньку: поправил постель, сделанную из веток, принес травы и разостлал ее ковром в шалаше.
– Так дышать легче, – объяснил он. – А ты лежи. Скоро Митяй с разведки придет, повеселей тебе будет.
На другой день Ленька чувствовал себя лучше, а еще через день ему казалось, что он совершенно здоров. Молодой организм быстро преодолевал недуг.
За эти два дня у Леньки в шалаше перебывали почти все. Был и Василий Григорьевич, и Гвоздев, и Степан, и другие партизаны. Дяде Василию даже пришлось ограничить доступ к больному.
– Видал? – говорил он. – Здорово, значит, все тебя любят…
В разведку Леньку еще не пускали, и он томился от безделья. Он сидел в тени берез и от нечего делать мастерил свисток. Свистки и дудки Ленька умел делать разные – для игры, для свиста, для приманки птиц. Казалось, Ленька так увлекся работой, что для него сейчас ничего, кроме свистка, не существовало. Но обострившийся в разведках слух не пропускал ни малейшего шороха. Вдруг Ленька насторожился: кто-то пробирался сквозь кусты. На полянку вышел человек в пиджаке и косоворотке. Ленька замер. Потянулся за винтовкой, но ее при нем не было. А человек спокойно прошел мимо, похлестывая по сапогам срезанным прутиком. Бежать за винтовкой – значит упустить предателя. Ищи его потом! Нет, лучше выследить.
Ленька пошел следом.
Он крался в некотором отдалении, прятался за кустами, в высокой траве, а незнакомец уверенно шел прямо к штабному блиндажу. Сквозь зелень кустов Ленька увидел, как человек подошел к блиндажу, поздоровался с Гвоздевым. Из землянки вышел Василий Григорьевич. Втроем они начали о чем-то разговаривать. Ленька недоумевал. Что такое? Неужели предатель втерся в доверие? Действовать он решил немедленно. Жаль только, самозарядки нет! Единственное оружие – финский нож.
Ленька спрятал нож в рукав и вышел из своего укрытия. Он подошел к Гвоздеву, стоявшему ближе других, отозвал его в сторону.
– Товарищ командир, – зашептал он ему на ухо, – с вами предатель стоит! Мы его с немцами видели, с офицерами…
Гвоздев выслушал взволнованные слова Леньки и вдруг расхохотался.
– Володя, – позвал он, – иди-ка сюда! Познакомься с нашим разведчиком – Леонид Голиков, бывший ученик Мухарева.
Ленька в недоумении заморгал глазами. Левая его бровь поднималась все выше. А человек, которого командир назвал Володей, подошел и взглянул на Леньку.
– Здравствуй… Вроде видел я тебя где-то? Или ошибаюсь?
– У немецкой столовой… с офицерами… немецкими… Но как же так? – повернулся Ленька к Гвоздеву.
– А вот так! Разведка, брат, дело хитрое! А это у тебя что?
– Финка, – смущенно ответил Ленька, засовывая нож за голенище.
– А ведь это он тебя, Володя, хотел… ножом-то, – рассмеялся Гвоздев. – Вот как у нас встречают! Нет, Ленька, это наш человек. Будь спокоен. Здоровье-то как? А то скоро опять в разведку!
Ленька пошел назад. Уже из-за кустов он услышал, как Гвоздев говорил:
– Насчет семьи не тревожься, Володя. Она теперь в безопасности. Первым же самолетом и отправим. Все будет в порядке.
Ленька все же так ничего толком и не понял. Только вечером ему кое-что рассказал дядя Василий.
– Этот Володя такой разведчик, каких мало! Полгода, считай, к фашистам в доверие втирался. Раньше капитаном в армии был. Ему поручили шпионов к нам засылать. А он заслал последнюю партию да со списками и сам следом. Ты болел, а за это время во всех отрядах шпиков дюжины две взяли. Вот он какой! А в ту ночь, когда подшибло тебя, я его семью вызволял. Оставить ее никак невозможно было. Всех бы убили, не посмотрели…
– Ловко! – воскликнул Ленька. Это слово выражало у него высшую похвалу.

На железной дороге

Как и обещал Гвоздев, Леньку через несколько дней направили на задание. Группа уходила на железную дорогу за станцию Чихачево рвать вражеские эшелоны. Вышли, как всегда, с вечера и к утру были на месте. Весь день пролежали в реденьких кустиках на опушке леса. Подползти ближе не удавалось: вражеские патрули непрестанно ходили по шпалам. Движение здесь было немалое. Примерно каждый час проходил один, а то и два поезда. Шли они главным образом днем. Вдоль полотна гитлеровцы вырубили весь кустарник. По обе стороны дороги тянулась открытая голая полоса шириной метров в сто.
Рвать колею решили в том месте, где линия поворачивала немного вправо и патрули не могли далеко просматривать дорогу. Степана беспокоило только одно: поставить мину, предположим, удалось бы легко, но ждать поезда час, а может, два среди вырубленных кустов – наверняка провалить дело. Минеров обнаружит первый же вражеский патруль. Отойти дальше – не хватит бечевки, а надставить ее нечем.
Партизаны лежали, прижавшись к земле, и раздумывали, как быть.
– А если из бинтов свить? – предложил один. – Индивидуальные пакеты у всех есть.
– Что ж, можно попробовать. – Степан достал свой пакет, раскрыл его, скрутил бинт жгутом, попробовал разорвать. Бинт не поддался.
– Пойдет! – сказал Степан. – Так и сделаем. Давайте бинты.
Бинты разрезали вдоль на три части – получились длинные тонкие ленты. Все их связали вместе. Самодельным шнуром нарастили бечевку, сделанную из парашютных строп. Степан рассчитал время. Он несколько раз проверял по часам, через какие промежутки времени появляются патрули. За эти несколько минут надо было подползти к насыпи, поставить мину, подвязать шнур, замаскировать все и отползти назад. И все это делать под угрозой того, что следующий патруль может появиться на какую-то минуту раньше.
– На всякий случай шнур будем сразу протягивать, – распорядился Степан. – Глядите, чтоб не запутался.
Два немецких солдата только что прошли вдоль полотна. Их удаляющиеся силуэты неясно вырисовывались на фоне ночного неба.
– Пошли!
Степан с помощником поползли к железной дороге и словно растаяли в темноте. И все же товарищи знали, чувствовали, что происходит там, впереди. Шнур молочной струйкой полз следом за подрывниками. Разматываясь, он отмечал совершенно точно движения минеров. Вот он разматывается медленно-медленно – значит, минеры ползут осторожно, вглядываясь в темноту ночи, опасаются, как бы патрули не оглянулись назад. Стропы потекли быстрее, еще быстрей. Ленька едва успевает поправлять их, чтобы не захлестнулись петлей.
– К насыпи побежали, – прошептал Ленька. – Сейчас ставить будут.
Парашютные стропы кончились. Ленька почувствовал под рукой мягкий жгут марлевых бинтов. Наконец шершавое течение шнура остановилось. Бечевы хватило в обрез. В запасе оставался кусок не больше двух метров.
Справа на линии опять появились силуэты вражеских солдат – подходил следующий патруль. А минеров все не было. Вдали загудел паровоз, вероятно, со станции отправился поезд. Эхо гудка покатилось далеко за лес и вернулось обратно. Наконец партизаны появились из темноты.
– Готово, – прошептал Степан. – Никак эшелон идет?
– Дай я рвану, Степан. Ладно? – Ленька упрашивал Степана и пытался разглядеть выражение его лица.
– Ладно. Как дам команду, сразу рви что есть силы. Надо, чтобы мина под паровозом взорвалась.
В ночи нарастал металлический грохот идущего состава. Паровоз шел с потушенными фарами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24