Лишь заблудившиеся путники время от времени
возвещают отчаянными криками о том, что есть еще ломы на свете. И когда из
Темного леса жизни доносится вопль попавшего в их плен, заботливые мамы,
склонившиеся над колыбельками, успокаивают младенцев, говоря им: "Торчи не
так круто, детка, а то придут крюки и возьмут тебя". Тогда ребенок
перестает плакать, пытаясь представить себе эти эти загадочные крюки и
мирно засыпает за этим бессмысленном занятием. Маловеры и еретики говорят,
что ломы вовсе не река, не чащоба, а всего-навсего лужа, куда успешно
падают обдолбанные путешественники по жизни. Пусть их, у каждого были свои
убедительные доводы, предназначенные для маловеров. Думаю, что этих
доводов хватает и сейчас, а достойные люди, не слушая болтовни маловеров,
лежат себе в лужах, простите, бродят в возвышенно таинственной чащобе,
испуская веселые крики. Последовав же за ними, проследим их перепутанные
пути.
Итак, вернемся к нашим героям. Прошло не так много времени, и Снупи
вновь стал способен воспринимать происходящее. И только было он пустился в
членораздельные объяснения, только было начал заваливать Винкля плохо
понятой информацией, о музыкальной стороне леса, как что-то засвиристело в
листве над ними, и на мох упал медный начищенный самовар. Еще не успев
удивиться этому, Уинки почувствовал довольно ощутимый удар по голове, с
плеча его скатилось велосипедное колесо, в самом центре которого находился
внимательно смотрящий на Винкля глаз. Снупи неожиданно быстро среагировал,
и вскричав что-то, потащил Винкля из опасного места. Следом продолжали
катиться разнообразные и странные предметы: швейная машинка на семи
колесах с надписью "ищу зонтик", светящаяся буква "С", которую с натугой
тащили два привязанных к ней хроника, пронзительно свистящие черепашки,
прыгающие кубики и прочая многоногая шумящая, расползающаяся во все
стороны нечисть.
- Господи, ломы-то какие, - сказал Снупи, и утащил Уинки достаточно
далеко от извергающегося дерева. - Сигареты у меня вот чуть было не
румпельцировались.
Слегка ошарашенный Уинки ничего не стал возражать на это и продолжал
следить за Снупи, боязливо поглядывая на близлежащие деревья.
- Да, - сподхватился тот, - так ты знаешь, куда мы идем?
Когда Уинки выразил свою неосведомленность о пункте из назначения,
Снупи жалостно посмотрел на него и остановившись, торжественно заявил:
- В Фан-клуб мистера Крюка и Психоделической Водонапорной Башни.
Из кустов высунулась чья-то рука, помахала в воздухе двумя высунутыми
пальцами, и сонно упала обратно.
- Да, - сказал Снупи, явно наслаждаясь возможностью привлечь в ряды
поклонников Крюка нового человека. Именно туда поклонникам наикрутейшей
команды вселенной.
Тогда Уинки допустил еще одну неосторожность, чуть было не ставшую
для него роковой.
- А что это за команда? - спросил он.
Снупи остановился Снупи раскрыл рот, Снупи позеленел, завращал
выпучившимися глазами и перестал дышать. Потом медленно и осторожно скосил
один глаз на Уинки и лицо его постепенной стало принимать радостное
осмысленное выражение. Потом он сказал:
- Что?!!
Лес замер. Кругом все жители и мирно гуляющие обитатели замерли на
одной ноге, не успев опустить вторую на твердую землю. Снупи со все более
и более расплывающейся на его лице улыбкой закричал:
- Что-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о?!!!
Уинки упал на мох, зажав уши руками. С деревьев посыпались
разноцветные листья. Один ствол метрах в десяти от них покачнулся и замер,
в положении, опровергающем все законы физики. Такого крика, с тех пор как
рассеянный третьим словом повелителя актер провозгласил начало великой
битвы цефиаков, никто не слышал. Тогда это кричала целая армия страшных
водителей и непреклонных бойцов, закованных с ног до головы в горделиво
блестевшие самовары и вооруженные мечами-самопилами в комплекте с
испорченными точилками для карандашей. А здесь Уинки, все еще лежа,
опасливо отнял руку от уха и прислушался. Вроде все было тихо. Птицы и
лягушки снова начали квакать и петь, гуляющие возобновили свою прогулку, и
упавшее дерево вернулось на свое место. Только из большой кротообразной
банки из стекла высунулась усатая голова и спросила:
- Что за дела?
- Этот человек не знает мистера Крюка и Психоделическую Водонапорную
Башню, - объяснил пришедший в себя Снупи с блаженной улыбкой на лице. -
Теперь я веду его в клуб.
- Крутота, - весело откликнулась голова и снова скрылась в банке.
Снупи схватил Уинки за руку, поднял его на ноги, бормоча: "Пойдем,
пойдем" и поволок его вперед.

4
Первое, что бросилось ему в глаза - огромный яркий плакат на
противоположной стороне, гласящий в три цвета:
КУЗНЕЧИКИ ОШИЗЕЛИ.
Сия странная надпись сопровождалась изображением женской ноги, из
которой выезжал мотоцикл. Чуть ниже, под гнилым бревном, на котором
люминисцентной краской было выведено ПОП ВСЕГО ПОПА красовалась грифельная
доска с этим попом.
КАМ ОН МИСТЕР Х
СЮПРИМ ПОНХОДЕЛИК ЛАЖА
ПРИКИД ПРИКИД
НИШТЯКИ
ЧАВО ТЫ СМОТРЕШЬ
ВЕЛИКАЯ ЧУГУННАЯ НАКОВАЛЬНЯ
БЭБИ, Я ОБТОРЧАЛСЯ В ЧЕРНЯК
СУПЕРФАК
АНАКОНДА
ПОВИДЛО
ТНЕ КРЕСТЬЯНЕ
Придя в себя от накатившейся на него волны гамa и дыма, Уинки
попытался врубиться в обстановку. Крутая торчальня, она же фан-клуб
мистера Крюка и Психоделическая Водонапорная Башня представлялась огромной
и прокуренной до основания. Там и сям висели плакаты, призывающие
заниматься разнообразными странными далами, сообщавшие о
малопредставительных вещах. Под ними сидели, курили, умели и молчали
волосатые люди неоконформистского толка, каковой выражался преимущественно
надеванием на себя вещей для этого не приспособленных и в отказе от
буржуазной привычки хотя бы изредка мыться, а также в убеждении, что
табачный дым лучше воздуха, а алкогольные напитки лучше воды.
Пока Уинки так озирался кругом, Снупи, пробормотав что-то, исчез в
клубах табачного дыма. Неожиданно из беспорядочного скопления тел вылетел
человек, одетый весьма живописно в рыболовную сеть. После чего скопление
разразилось ревом то ли восхищения, то ли возмущения. Рыболов подскочил к
Уинки и, протянув руку, спросил:
- Что это за дерево, за молодой леопард, с которого я ласково
возвращаюсь.
- Советую спросить у Бертона, - скромно сказал Уинки, вспомнив
детство.
- О, Бертон, - простонал человек, все еще протягивая руку и продолжая
стонать, выскочил на улицу, придерживая волочившийся за ним шлейф.
Сразу же после этого к Уинки подошел очень мрачный, очень худой юноша
с ведром на голове и предложил продать ему набор игл, годящихся для
стереомашины и в любом количестве голов. Уинки вежливо отказался,
сославшись на отсутствие у него рук. После чего юноша, еще более
утвержденный этим отказом своей имзантропии, вернулся на свое место под
криво висящим плакатом:
САМОУБИЙСТВО - ЭТО МНОЖЕСТВО ОГЛУШАЮЩИХ ЗВОНКОВ.
Тем временем к Уинки приблизился устойчиво бухой человек лет 40, по
бороде коорого можно было примерно сказать, что он ел за последнюю неделю.
- Вы, молодые, все хиппара да моднари, - прохрипел он одобрительно,
глядя в несколько сторон сразу, это хорошо, а я вот старик, старый битник.
Таких как я больше нет, пррально, ты меня уважаешь, чувак, - доверительно
спросил он, совладав, наконец, со своими глазами, и заставив их уставиться
на Уинки. - Пррально.
Похлопав Уинки по плечу, он направился к выходу, во все горло читая
малопонятные, трудновосприимчивые стихи. Уинки улыбнулся, давно ему не
приходилось бывать в такой обстановке. Фан-клуб мистического леса навеял
на него воспоминания детства. "Интересно - как они похожи друг на друга" -
подумал он, - и этот престарелый битник и мрачный продавец торчева и
веселые обдолбанные поклонники сюрреализма. Я их всех видел раньше, давно,
хотелось бы знать, где тут молодой я". И под покровом дыма он двинулся
вперед, рассматривая обитателей избы-торчальни. Миновав трех полуголых
молодых людей, сидящих во вместительной бочке и спорящих о преимуществах
старого ботинка перед настольной лампой. На спине одного из них виднелась
полустертая надпись: "Жди меня и я умру", очень грязного курильщика
трубки, который был погружен в рассматривание своего еще более грязного
колена и двух голых девушек в зеленых валенках, увлеченных чтением
Раскаркришана. Уинки присел около существа в белой хламиде и облаке
длинных светлых волос, в руках его находился причудливого вида музыкальный
инструмент с неопределенным количеством струн, из которого юноша, как это
выяснилось, когда он поднял голову, извлекал звуки индийской раги. В этом
человеке было что-то, выделявшее его из остальных. Может быть,
увлеченность, или что-нибудь еще, во всяком случае, Уинки почувствовал к
нему внезапную симпатию, послушав немного музыкальных упражнений своего
нового друга. Не перемолвившись словом, Уинки понял, что они друзья.
Почему? Кто может объяснить, как рождается дружба. Он с сожалением
оторвался от звуков и двинулся дальше. Миновав парочку, занимавшуюся
объедением початка кукурузы, Винкль увидел элегантно одетых в разодранные
фраки молодых людей, деловито рассматривающих диски. Заглянув через плечо
одного из них, можно было полюбоваться на живописно оформленную обложку с
надписью: "Доктор Крюк и Психоделическая водонапорная башня". 18 приходов
квартитьера сломанной березы, включая хит-синги "Узник желтый ужин".
Однако при приближении Винкля джентльмены во фраках прервали свои,
несомненно, высокоинтеллектуальные, разговоры о качестве вкладов,
конвертов, песка, дерибасов, массы, пакетов, а также о прайсе, поспешно
спрятав диски. Пожав плечами, Уинки двинулся дальше. Миновав ряд
неподвижно лежащих тел, павших жертвами крутого прихода, он собрался было
подойти к волосатого вида художнику, занявшемуся своим черным делом
неподалеку, как в фигуре одного из лежащих, что-то привлекло его внимание.
Уинки всмотрелся, и, не доверяя своим глазам, сделал несколько шагов.
Потом, все еще не веря, подбежал к нему, и перевернув на спину, проглотил
комок коконя.
- Господи, Дэви.
Дэвид невидящими глазами смотрел в потолок. Уинки, беспомощно
оглянувшись вокруг, взвалил на себя тело своего самого близкого друга и
понес его к выходу.

5
Длинный человек с чуть надменным лицом и маленькой бородкой сел к
пианино и начал настраивать гитару, которая, как маленький красный зверь,
притаилась у него на коленях. На возвышении, служившем чем-то вроде сцены,
появился меланхоличный ударник с сигаретой в зубах. Он опустился на одно
колено и начал поправлять басовый барабан. Затем, обойдя установку,
склонился над гущей барабанов и зал огласился привычным заклинанием:
- Раз, два. Раз, два. Раз, два.
Дэвид ухмыльнулся. Легко поднявшись, человек с красной гитарой тоже
подошел к своему микрофону. И глубокий низкий голос его раздался из черных
потертых тумб, стоящих по краям сцены. Появился пианист в длинной широкой
вельветовой куртке, похожий на какого-то бога, одевшегося модным
художником. Он тронул клавиши, развернулся и воззрился в зал. Оттуда вылез
кто-то с болезненным лицом, взял гитару, и воткнул штеккер. Мальчик со
скрипкой откинул сигарету и приложил скрипку к плечу. Музыка вошла
неожиданно и никто не смог уловить того мгновения, когда люди на сцене
перестали быть людьми из плоти и крови и воплотились в звуки. Кровь
прихлынула к вискам Дэвида, чудо воплощения охватило его. Вздрогнув на
ветру, растаял мир и вспыхнул как сухая трава сенра. Скрипач, еще совсем
юный, ласкал скрипку длинными нежными пальцами. Она пела, как поют
деревья, готовые отдать себя ночи, как поют июльские поля на восходе. Он
смотрел куда-то мимо сего со строгим и застывшим лицом. А потом музыка
возвышалась, и скрипка, как раненая птица, рвалась в штопор. Обезумевшая
гоночная машина носилась по кругу, распиливая реальность, вылетая на
крутых виражах из пространства и времени, опровергая законы гармонии и
разрезая небо надвое. Битком набитый зал постепенно накалялся, обычные
разговоры словно обрезало ножом. Впрочем бы, их не было бы слышно. И лица,
обращенные к сцене, как головы, начали расправляться в этом шторме звука.
Вразнобой стучащие сердца обрели единое биение, слившееся с пульсом песни.
Маленький косматый человек рядом с Дэвидом, только что распевающий что-то
во всю глотку, куривший четыре сигареты сразу, и вообще веселившийся
вовсю. как разбуженный, замолк. И судорожно раскрыв глаза, пил музыку всем
своим существом, а скрипка писала на его лице отчаяние. Становилось все
горячее. Пианист забыл обо всем и бросился в море клавиш, и руки его
вспыхивали как зарницы, разбивалясь о ноты и рождая гармонию. Ударник уже
не существовал как человек, а были только палочки, бьющиеся в пальцах о
барабан, как о мир. Изредка, из-под развевающихся волос, прорезал воздух
невидящий предсмертный оскал. Песня рвала на части, чтобы выпустить,
наконец, свет из людских сердец. И на самой высшей точке, когда дальше
идти уже некуда, человек с гитарой засмеялся в микрофон. Так мог смеяться
дьявол. И вдруг рванулся вверх вперед, а гитара, как кричащая птица
полетела впереди, как душа, вырванная из тела.
Уинки подошел к Дэвиду, на ходу вынимая сигарету из помятой пачки.
1 2 3 4 5 6 7 8