Брат крепко обнял нас и прижал к себе.
Мы были счастливы.

8

Гитчи-Маниту, дай силу моим рукам,
Дай глазам моим зоркость горных орлов,
Чтобы выследил я своего врага,
Что скрывается где-то в густых камышах.
Из военных песен

Однажды, когда я с моим другом сидел и не знал, чем бы заняться, к нам подошёл Танто.
– Пусть мои братья приготовят луки и томагавки. Завтра, перед восходом солнца, мы направимся к подножию Красных Скал охотиться на серого медведя. – Этой новости мы очень обрадовались и помчались к шатрам готовить оружие.
До Красных Скал нужно было ехать около двух дней, и мы заранее вывели из табуна своих коней, чтобы утром не терять на это времени.
Рано утром, когда в селении все ещё спали, я и Неистовая Рысь оседлали наших мустангов. Накануне мы получили от матерей мясной порошок – пеммикан, и теперь мешочки с ним привязали к сёдлам. Тауга, уже расставшийся со своей волчицей, почуял наш отъезд и тоже вертелся около нас, не отходя ни на шаг. Через несколько минут подъехал брат, мы взяли из шатров копья, сели на коней и гуськом, один за другим, поскакали по каменистой лесной дороге. Впереди, опустив нос к земле, бежал наш верный пёс.
Не останавливаясь, мы ехали целый день и только под вечер задержались у небольшого родника и решили здесь заночевать.
Хотя мы не ели с утра, прежде всего мы начали сооружать нукавап – шалаш, готовить топливо на всю ночь, разжигать костёр. И только потом принялись за еду.
Аппетит у нас был превосходный, и наши запасы быстро исчезали, чему также способствовал и Тауга. Мы его кормили, несмотря на летнюю пору; в селении этого бы никогда не случилось: летом собак у нас не кормят, они живут тем, что сами добудут в лесу; только зимой, когда собаки работают в упряжках, их кормят мороженой рыбой.
На следующий день мы двинулись дальше, старательно затушив костёр. Шалаш мы оставили: он может пригодиться другим охотникам.
Дорога поднималась вверх; нам всё чаще встречались большие скалы и причудливые нагромождения гранитных глыб. Через несколько часов езды мы заметили: в скалах преобладает ржавый цвет. Мы уже находились среди Красных Скал, в царстве серого медведя, шкуру которого хотел добыть Танто.
Сегодня мы пораньше разбили лагерь, чтобы лучше отдохнуть перед завтрашним днём. Завтра мы собирались выследить гризли.
На этот раз мы улеглись вокруг костра, закутавшись в волчьи шкуры, днём служившие нам сёдлами. Стреноженные мустанги стояли у огромной отвесной скалы и пощипывали на ней скудный мох.
Ночью мне приснился большой серый медведь. Он стоял у костра на задних лапах и передними тянулся ко мне. В течение ночи я несколько раз просыпался и снова засыпал, но только под утро медведь оставил меня в покое.
Восходящее солнце заглянуло нам в глаза и прогнало сон с век. Мы искупались в горном ручье. Его ледяная вода вернула упругость нашим мышцам.
Осмотрев оружие – оно могло теперь нам понадобиться каждую минуту, – мы двинулись дальше.
Впереди ехал брат, за ним я, а за мной Неистовая Рысь. Ехали молча и очень медленно, зорко всматриваясь в окружающие изломы скал. Наши неподкованные кони мягко и осторожно ставили ноги на острые камни.
Иногда перед нами выскакивал разбуженный кролик. Со зловещим карканьем пролетела стая ворон. И снова вокруг воцарилась тишина. Лишь изредка слышалось, как скатывался камень, сброшенный копытом лошади, или Тауга ворчал на спрятавшегося в нору горного суслика.
Мы приближались к пологому склону горы, когда бегущий перед нами пёс вдруг остановился, шерсть у него на спине и на шее поднялась дыбом, из горла вырвалось грозное рычание. Затем он бросился вперёд, и мы погнали коней за ним.
Пёс мелькал между скалами, как серая молния; мы, пригнувшись к шеям мустангов, мчались вперёд. Брат с боевым томагавком в руке скакал почти сразу за Таугой. Я и Неистовая Рысь, вооружённые короткими копьями, держались от брата на расстоянии длины копья.
Вдруг горную тишину нарушили выстрелы из оружия белых. Многократное эхо заметалось среди скал, как лиса в ловушке.
И тут же раздались человеческие крики и хриплый рёв раненого медведя. В голосах людей слышался смертельный ужас.
При звуках выстрелов мы задержали на миг коней, но когда раздались крики, мы поняли: там нужна помощь, так как смерть смотрит в глаза людей. Пусть это наши враги – сейчас их надо спасать от разъярённого медведя. В моём мозгу мелькнуло воспоминание: вот так когда-то мы с Танто спасали от раненого медведя врага нашего племени Вап-нап-ао.
Поняв друг друга без слов, мы снова погнали мустангов, преследуемые одной мыслью: спасти людей перед лицом смерти.
Когда мы миновали последний выступ скалы, нашим глазам открылась картина борьбы.
Двое белых людей, юношей, как Танто, из последних сил защищались прикладами карабинов от когтей огромного медведя. Рядом, на большой глыбе, лежало, странно изогнувшись, тело третьего человека.
Времени на размышления не оставалось, белые слабели, у одного беспомощно повисла рука.
Тауга опередил нас, прыгнул сзади на шею медведя, впился в неё клыками и повис на звере. Медведь оставил белых и занялся новым, непредвиденным противником.
Напрасно Гитчи-Мокве пытался достать впившуюся в его шею грозную пиявку – Тауга ещё крепче сжимал клыки. В конце концов медведь опустился на передние лапы. Теперь псу угрожала страшная опасность-каждую минуту его могли достать огромные когти.
В этот миг подоспели мы.
Брат галопом промчался мимо медведя, желая нанести ему страшный удар томагавком по голове, но в этот миг конь споткнулся, и томагавк скользнул по черепу гризли, отсекая ухо.
Началась борьба. Ржанье коней, рёв медведя и наши окрики – всё смешалось.
Медведь поднялся на дыбы и тут под переднюю лапу ему вонзилось моё копьё. Гризли взмахнул лапой, и древко сломалось, как сухая веточка под мокасином мужчины.
Осатанев, зверь бросился на меня. Я был безоружен – с обломком копья в руке. Мой конь с тревожным ржанием взвился и рванулся в сторону. Передо мной мелькнула окровавленная пасть с двумя рядами острых зубов.
Я непроизвольно обломком копья ударил медведя по носу. Медведь зарычал, взмахнул когтистой лапой, но я ещё сумел увернуться, скользнув за бок моего мустанга, и лапа рассекла воздух прямо над моей головой.
Кен-Маниту заглянул мне в глаза, но в этот миг Неистовая Рысь вогнал остриё своего копья в шею зверя. Короткий взмах тяжёлой лапы – и копьё друга сломалось, как и моё.
Белые, прижавшись к скале, со страхом ожидали исхода борьбы.
И тут между мной и Неистовой Рысью появился Танто. Сверкнул томагавк, рассекая переднюю лапу медведя.
Тауга, который в вихре борьбы был сброшен с шеи зверя, теперь вцепился в заднюю лапу и рвал медвежий мех.
Пока брат боролся с медведем, мы успели схватить томагавки.
Неистовая Рысь хотел нанести удар, но медведь зацепил когтями его бедро, сразу покрывшееся кровью. Если бы не внезапный прыжок испуганного коня Рыси, наверное, пришлось бы распрощаться с ногой.
Теперь ближе всего к медведю оказался я. Мой томагавк вонзился в его глаз. Раздался ужасающий рёв, но удар был слишком слаб, чтобы повалить гризли. В последний миг я ещё успел отскочить с конем от остервенелого медведя.
Прежде чем он успел снова наброситься на меня, томагавк брата опустился на его голову.
Гризли упал, цепляясь за скалу когтями, и тогда стрела Неистовой Рыси успокоила его навеки.
Тауга подбежал к упавшему гиганту и начал теребить его шерсть. Мы слезли с коней и, отирая пот с лица, подошли к неподвижному медведю.
Нам очень повезло: в убитом гиганте от носа до хвоста было полторы длины наших копий. Мы верили: в этой борьбе с нами был какой-то добрый дух, направлявший наши руки.
– Прости нам, серый брат, наш поступок, – прошептал Танто.
Попросив прощения у духа убитого медведя, мы приблизились к белым юношам. Они были напуганы, и вид у них был далеко не такой грозный, какой мы до сих пор приписывали всем бледнолицым. Они ничем не напоминали нашего старого врага Вап-нап-ао.
Танто подошёл к человеку, лежащему на каменной глыбе, – это был индеец в одежде белых. Лежал он вниз лицом. Когда брат перевернул его на спину, мы увидели, что лицо индейца размозжено могучим ударом медвежьей лапы.
– Уф-ф! – произнёс брат. – Ему уже никто не поможет.
Неистовая Рысь и я подошли к белым охотникам и с интересом принялись их рассматривать. Они были несколько старше нас, но моложе брата. Волосы у них были светлые и вьющиеся, в голубых глазах затаился страх.
– Не бойтесь, – обратился я к ним на нашем языке.
Они ничего не ответили.
– Идём умоемся, – сказал я тогда Неистовой Рыси. – Мы все в крови. Может, белые потому нас и боятся.
Мы побежали к соседнему ручью, мой друг прихрамывал. Выкупавшись, я снял лыко с растущей вблизи берёзы и перевязал рваную рану моего друга. После этого мы снова вернулись к белым.
Танто за это время успел помочь одному из них. Он уложил его руку между двумя прямыми обрубками дерева и крепко обвязал ремнём.
Мы улыбнулись юношам, они тоже ответили нам несмелой улыбкой.
– Пусть бледнолицые прогонят от себя страх, – обратился к ним мой друг.
Они покачали головами – видно было, что нас они не понимают.
Пока мы пытались завязать разговор с юношами, Танто снял шкуру с медведя, вырезал окорока и отрезал лапы. Всё это он завязал в шкуру, а череп гризли повесил на дереве, всыпав внутрь немного табаку, чтобы умилостивить духа зверя.
Один из белых коснулся меня рукой и начал что-то говорить, показывая на убитого индейца. Мы не могли понять, что хочет от нас белый, но в его речи часто повторялось слово «кенай». Очевидно, убитый индеец принадлежал к племени кенаев, и мы кивнули: мол, понимаем.
Юноши подошли к убитому, сняли его с каменной глыбы и положили на землю, а затем начали вблизи копать ножами яму. Мы молча смотрели, не понимая, зачем понадобилась эта яма. Наконец они выкопали углубление длиной, как тело убитого, и глубиною примерно по пояс. Туда опустили тело, засыпали его землёй, а сверху наложили много камней, так что образовался каменный холмик. Затем срубили две молодые берёзки, скрепили их накрест и воткнули на одном конце холмика.
«Какие странные обычаи бледнолицых», – удивлялись мы.
– Ведь они никогда не смогут навестить закопанного человека, – тихо заметил мне Неистовая Рысь.
Тем временем белые окончили свою работу и вернулись к скале.
Мы снова подошли к ним.
Мне пришла в голову мысль: если у белых юношей проводник из племени кенаев, то, возможно, они знают его язык.
Мы же почти все понимали язык кенаев: он близок языку сивашей, два рода которых кочевали с нашим племенем. И я обратился к белым на этом языке.
– Кева клакста мамук икта кенай? Знаете ли вы язык кенаев?


– Тие! Тикэ яка ника ов, пэ яка нима ламма! (Да, мы немного знаем этот язык!) – обрадовались они.
Оказалось, они уже второе лето бродят по лесам со своим проводником Оклаоноа, который сегодня погиб, защищая их.
– В этой местности мы впервые, – рассказал мне старший. – Мы больше держались рек и озёр.
– А вы случайно не были в прошлом году у реки, которую индейцы называют Говорящей Водой?
– Да, мы плыли по этой реке и даже как-то ночевали на поляне у водопада.
– Уф-ф! – воскликнул Неистовая Рысь.
– Почему братья спрашивают нас о Говорящей Воде?
– У этой реки мы обнаружили ваши следы и выслеживали вас, но вы успели уплыть на каноэ, – ответил мой друг.
– Да и в этом году наши воины выслеживали вас, – добавил я.
Белые посмотрели на нас испуганно. И несмотря на то, что они не доверяли нам и опасались нас, я почувствовал к ним какое-то расположение.
– Пусть белые братья не боятся. Им не нанесут никакой обиды. Когда заживёт рука младшего бледнолицего, мы проведём их по чаще домой.
Я заметил, что юноша со сломанной рукой время от времени кривится от боли. Я посмотрел на его руку – она уже опухла.
– Пусть мой брат потерпит ещё немного, а в нашем селении колдун вылечит ему сломанную руку.
Юноша благодарно улыбнулся сквозь боль.
Танто нагрузил шкуру и мясо медведя на своего коня и подошёл к нам.
– Ну, братья, едем! Пусть дух убитого воина спокойно перенесётся в Страну Умерших, а дух медведя – сопутствует ему в этой дороге.
Оба белых приблизились к холмику, под которым лежал кенай, опустились на колени и сделали руками какие-то знаки на лбу и на груди, а потом, спрятав лица в ладонях, тихонько что-то зашептали. Наконец они поднялись, взяли своё оружие и подошли к нам. Мы предложили им сесть верхом на наших мустангов – позади нас. Белый со сломанной рукой с помощью своего товарища взобрался на мустанга Неистовой Рыси, а другой белый сам вскочил на моего, и мы двинулись в путь.
Брат снова ехал первым.
Догнав Неистовую Рысь, я сказал ему на нашем языке:
– Знаешь ли, я не чувствую ненависти к этим двум бледнолицым. Сердце моё всё больше склоняется к ним.
– Я чувствую то же самое. Я был бы рад, если бы они захотели стать нашими друзьями, – ответил мой брат по крови. – Спроси их об этом.
Но мы ещё долго ехали, прежде чем я начал такой разговор.
Наконец я спросил своего седока:
– Разве белый брат чувствует к нам ненависть? Он закрыл свои уста так, что из них и слова не добыть.
– Нет! Я только думаю о словах наших людей про вас, краснокожих воинов. Оказывается, в словах этих были яд и ложь.
– Значит, мой брат думает сейчас иначе?
– Да! Прежние мысли улетели от меня и никогда больше не возвратятся. Я не могу забыть, как вы, не заботясь о собственной жизни, бросились на медведя. Хотя мы и принадлежали к расе, которая жестоко обидела индейцев, вы, не колеблясь, защитили нас.
Он помолчал немного, а я не смел нарушить его задумчивости, затем он продолжал:
– Ваши сердца чисты и благородны, наши же до сих пор были покрыты илом и грязью ненависти. Но вы своим поступком отмыли их в чистой воде дружбы. Будь моим другом, лесной брат, и дай мне свою руку в знак дружбы!
Долгое и сердечное рукопожатие скрепило начало нашей дружбы.
– Называй меня Анджей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12