https://wodolei.ru/catalog/dushevie_poddony/dlya-dushevyh-kabin/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Солнце не успело ещё спрятаться за лесом, как мы уже подошли к скале, где стоял на страже Храбрый Змей. Он заметил нас издали и неподвижно застыл на скале, опираясь на своё копьё. Увидев нашу добычу, он не сказал ни слова. Мы тоже молча прошли мимо и направились к лагерным кострам.
Едва только миновали мы первые шатры, как нам навстречу вышли колдун и несколько воинов. На Горькой Ягоде были только легины и пояс. Колдун подошёл с ножом в руке к лежащей рыси. За ним начали подходить охотники. Заблестели и окровавились ножи, и через несколько минут рыжая шкура была поднята на копьях. Загремел бубен, и в такт его ударам все двинулись в обрядовом танце на площадь перед большим костром. Вокруг всё замолкло. Горькая Ягода взял из рук охотников окровавленную шкуру, набросил её на себя и начал медленный танец.
Воины начали ритмично ударять копьями о цветные щиты и притопывать ногами. Всё быстрее становился танец, всё громче грохот бубнов и пение воинов. Из пасти рыси на грудь колдуна текла густая кровь. Внезапно колдун выскочил из круга танцующих воинов и встал перед нами.
Я отступил на пару шагов назад, оставляя Горькую Ягоду лицом к лицу с Совой. Колдун начал ходить вокруг Совы лёгкими мягкими шагами, подобно хищнику, чья рыжая шкура была у него на плечах. Неожиданно одним движением он стянул с себя шкуру и набросил её на моего друга, одновременно вовлекая его в круг танцующих. Удары в бубны гремели, орлиные и совиные перья в убыстряющемся темпе колыхались в чёрных, смазанных бобровым жиром волосах охотников.
Я потерял Сову в танцующей толпе, но вскоре увидел, как его под общие крики высоко подняли на щитах воинов. И вновь наступила тишина.
В этой тишине прозвучал крик колдуна, как свист брошенного лассо:
– Нихо-тиан-або! Нихо-тиан-або! Неистовая Рысь, Неистовая Рысь!
Все взгляды обратились к Сове, лежащему на щитах воинов. Он поднялся, сорвал с себя окровавленную шкуру, подбросил её вверх в густеющий мрак и повторил за колдуном своё имя:
– Нихо-тиан-або! Неистовая Рысь!

5

Много подвигов я совершил.
Много выпустил быстрых стрел,
Их осталось мне только четыре.
Вновь согнётся мой верный лук,
И опять зазвенит тетива,
И четырежды песню споёт –
Песню Смерти моим врагам.
Хвалебная песнь

Сова получил имя, и я больше никогда не назову его юношей из рода Совы: в сумерках того вечера родился Неистовая Рысь, и ночь вычеркнет из памяти его прежнее прозвище. Никогда не зазвучит в моих устах его старое имя.
В тот же самый вечер, после танцев в честь друга, мать и сестра занялись нами, осмотрели наши раны от когтей рыси, обильно смазали их горячим медвежьим жиром. Затем ловкие3 руки сестры наложили повязки из лыка.
С этими повязками мы гордо ходили по всему селению, а в наших волосах колыхались новые совиные перья. Больше всего вертелись мы вблизи шатра Храброго Змея. Пусть посмотрит на нас и поймёт, что перед ним не какие-нибудь беспомощные малыши-ути!
Но, совершив значительный для нашего возраста подвиг, мы были вовсе не так горды, как показывали это внешне своим поведением. В глубине души мы чувствовали стыд, что этот подвиг был вызван нашим непослушанием.
Оставшись наконец одни с моим отцом, мы поклялись ему, что его глаза уже никогда больше не увидят наших недостойных поступков. Отец был доволен клятвой и, когда мы выходили из его шатра, на прощание сказал:
– Осень моей жизни приближается ко мне всё быстрее. Когда же придёт мой час и я должен буду уйти Дорогой Солнца на Северное Небо, душе моей будет легче при мысли, что я оставляю здесь, на земле, храбрых и справедливых юношей.
И мы, выйдя из шатра, ещё раз поклялись на клыках медведя никогда в жизни не нарушить доверие вождя племени.
Эти дни для нас были полны радости. Мы радовались нашим семьям и тёплым шатрам, прыжкам нашего пса Тауги, не отходившего от нас ни на шаг. Где бы мы только ни появлялись, нас немедленно окружали ровесники и расспрашивали о приключениях в чаще, о таинственных следах белых, о борьбе с рысью. Они рассматривали царапины на нашей коже, а затем мы вместе – не помню уже, в который раз! – ходили смотреть на шкуру рыси.
Но в конце концов нами стали интересоваться меньше, и жизнь в селении пошла обычным чередом. С каждым днём Прилетали всё более холодные ветры, от их морозного дыхания листья теряли свой цвет и скручивались, как берёзовая кора в пламени костра. В селении начались приготовления к охоте.
Собаки бегали, высунув языки и раздувая ноздри. Даже воздух стал пахнуть иначе. Он пропитался запахом опавшей и истлевающей листвы. Этот запах заставлял кровь быстрее струиться в жилах и ждать крика диких гусей: улетая большими стаями на юг, они громким гоготаньем сзывают охотников на большую охотничью тропу.
Однажды Неистовая Рысь и я сидели на вершине лысого холма, этот холм поднимался над чащей, как маленький остров на Большой Воде. Мы присматривались к летящим вереницам журавлей и диких уток, слушали, о чём ветер поёт среди ветвей, прислушивались, как шепчутся друг с другом опадающие листья последним языком живых.
Позади послышались лёгкие шаги. Оглянувшись, мы увидели возле себя Тинглит.
– Я пришла к вам, чтобы принести тебе, Сат-Ок, новый лук от Танто, а тебе, Неистовая Рысь, я сделала ожерелье из когтей и клыков убитого тобой хищника.
Хотя подарки нам очень понравились, мы взяли их из рук Тинглит с безразличным видом, не выказывая своей радости.
– Поблагодари моего брата за подарок и скажи, что первая дичь, убитая стрелой из этого лука, будет принадлежать ему.
– А я благодарю за ожерелье, и пусть пальцы твои никогда не знают усталости, – прибавил Неистовая Рысь.
Тинглит молча кивнула нам и ушла.
И только тогда я с удовольствием оглядел свой лук. Он был изготовлен из прутьев, сорванных с деревьев разной породы, и обшит мокрой волчьей кожей. Высохнув, она сжала прутья, как в железных ножнах. Сверху кожа была украшена Цветной бахромой и изображениями разных лесных животных. Я испытал тетиву, сделанную из кишок дикой козы: она была крепкая и при натяжении тонко звенела.
Мне хотелось немедленно испробовать силу своего нового лука; Случай не заставил себя ждать. Над нами пролетела стая диких уток. Я положил на тетиву оперённую стрелу, нацелился в последнюю утку и изо всех сил натянул лук. Неистовая Рысь внимательно присматривался к моим действиям.
Стрела с тихим свистом взлетела вверх, а тетива ещё некоторое время дрожала и звенела, словно крылья летящей мухи; звук этот с каждым мгновением становился всё тише и жалобнее, как будто тетива плакала об улетевшей подруге.
Когда я уже решил, что промахнулся, дикая утка в конце клина вдруг сложила крылья и ринулась вниз, подобно брошенному в пропасть камню. Она зацепилась за ветви дерева, посыпались пух и перья, точно большие хлопья снега. Мы подбежали к месту падения птицы. Около ствола лежала убитая утка, но моей стрелы в ней не было. Тщательно осмотрев утку, мы убедились, что стрела пронзила её навылет.
– Уф-ф, – произнёс Неистовая Рысь, – хороший лук!
Синие тучи клубились над вершинами гор, закрывая голубое небо. Иногда солнце тревожно выглядывало из-за разорванных ветром туч, бросало на землю бледные лучи и снова скрывалось за тёмной небесной пеленой. Под порывами сильного ветра деревья изгибались, словно в каком-то обрядовом танце, пели таинственные песни и разбрасывали вокруг многоцветные листья, расстилая на земле пёстрый ковёр.
– Деревья танцуют приветственный танец в честь Кей-вей-кеена, – говорили воины.
А листья летели в воздухе, как маленькие цветные птички. Мы становились лицом к ветру и вдыхали запах умирающего леса, ветер бросал в лицо листья, вплетал их в наши волосы.
Трава всё больше желтела и ложилась на землю, утомлённая за лето. Сквозь чащу прошло первое дыхание Кейвадина – Властелина Северного Ветра. Всё чаще слышался далёкий протяжный волчий вой. Он пронизывал нас насквозь – от головы до ног. Сперва вой начинался в одной стороне, затем к нему присоединялся другой, ещё другой – казалось, волки сзывали друг друга.
Вокруг селения раздавалось громкое карканье ворон, собиравшихся стаями на соседних деревьях. Пришёл наконец день, когда в лесу появились серебряные нити маленького паучка Зузи.
– Кей-вей-кеен приближается, – повторяли воины и начинали доставать из укромных мест лыжи и снегоступы.
Холодными ночами густой туман окутывал чащу тяжёлым серым мехом. Всё чаще слышался рёв лосей и оленей, вызывающих соперников на борьбу, в которой побеждает сильнейший и более опытный бык. И уходила рядом с победителем лосиха или лань, чтобы в лесных дебрях, вдали от врагов, отпраздновать свадьбу.
В нашем селении каждый был занят осмотром и починкой оружия, изготовлением стрел. Силки на пушного зверя кипятили в бобровом или медвежьем жире, чтобы уничтожить запах человека. Вечерами танцевали охотничьи танцы и просили Нана-бошо, покровителя животных, об удачной охоте.
Мы, молодёжь, отыскивали себе какое-нибудь укромное место и просили Великого Духа послать нам вещий сон, мы хотели увидеть во сне какое-нибудь животное. Позже, когда мы его добудем, оно станет нашим покровителем и будет охранять нас от злых духов и бедствий.
Неистовая Рысь и я тоже нашли себе укромный уголок в чаще, где намеревались под волчьей шкурой провести ночь в ожидании вещих сновидений. Перед сном выкурили по маленькой трубочке зелья – кененкина, и у нас так закружилась голова, что мы едва устояли на ногах, перед глазами кружились деревья и земля.
Мы поскорее улеглись под большим деревом, где от морозного ветра нас защищало переплетение корней, скреплённых затвердевшей землёй, накрылись шкурами и погрузились в полусон.
Я почувствовал, что ноги мои будто бы поднимаются вверх, а голова, наоборот, падает куда-то вниз, в чёрную пропасть.
Всю ночь я мучился и не мог заснуть. Каждую минуту комок подкатывался мне под горло и стеснял дыхание. В мучениях, без желанного сна я пролежал до утра, а когда рассвет разогнал ночную тьму, я узнал от Неистовой Рыси: с ним происходило то же самое, что и со мной. Он даже утром чувствовал головную боль и слабость.
– Великий Дух, очевидно, не услышал нас, – сказал я Рыси.
– На следующий год попробуем ещё раз, – ответил друг.
Наконец пришла пора Великой Тишины. Казалось, время потекло медленнее, будто бы желая продлить короткую жизнь листьев, которые падают и расцвечивают землю, а позже кормят собою деревья.
Сходящиеся верхушки деревьев местами образовали многоцветные своды. Сквозь них пробиваются солнечные лучи и бросают мягкие световые пятна на красивый лесной ковёр. В эти чудесные дни даже души давно умерших воинов и охотников собираются на охоту, а когда ветер закружит над землёй сухие листья, наши люди говорят: это давно умершие охотники танцуют с ветром охотничий танец.
В эту нору чаща полна движения. Мелкие животные готовят запасы пищи на зиму. Вон белки тащат в свои дупла орехи и шишки. На озёрах плещутся дикие утки и гуси, шумно готовясь к отлёту.
Иногда озеро пересекает вплавь то чуткий бобёр, то мускусная крыса. В лесу, бесстрашно галдя, бродят колючие дикобразы – они верят в своё оружие – иглы.
Высоко в горах готовятся ко сну медведи, они сносят в свои берлоги ветки и берёзовую кору.
Солнце опускается всё ниже, окрашивает пурпуром деревья, вершины гор покрывает золотом. Вода у берегов переливается всеми оттенками радуги. В неё смотрит алеющее небо, напоминая о приближении морозов.
Да, теперь: нужно быть осторожным: ночью может прийти Ка-пебоан-ка – властелин холодного ветра – и ледяной рукой задушить неосторожного охотника, заснувшего в чаще и забывшего развести костёр.
Всё вокруг стремительно изменилось. Взгорья и деревья утратили свои фантастические цвета. Следы осеннего багрянца и бронзы на голых ветвях лишь подчёркивают печальную наготу деревьев. Грустно свистит ветер. Последние листья кружатся в воздухе, иногда взлетая до вершин деревьев, чтобы затем, как мёртвые птицы, упасть на землю.
Прилетают первые снежные хлопья и покрывают пурпурно-бронзовую почву.
Ка-пебоан-ка зловеще хохочет: он победил последнее тёплое дыхание. Он радостно бегает по лесам, устилая всё вокруг своим белым пушистым мехом.
Утром восходит грустное солнце – уже нет у него сил, чтобы согреть мир, покрытый снегом.
Зима в полном разгаре. Ветер становится грозным противником. Он старается сковать мускулы, заморозить лёгкие и бросить человека в холодный пух, а затем покрыть его белой вихрящейся массой, чтобы и следа не осталось. И только весной солнце откопало бы горячими пальцами человеческие кости и показало бы миру: вот лежат останки человека, который не смог бороться с суровым северным ветром.

6

Не пугай меня воем своим, серый брат.
Я при встрече сниму с тебя теплый мех.
Ты дрожи, серый волк, услышав мой клич.
Вслед за ним мои стрелы в сердце твое полетят.
Охотничья песня

Толстый слой снега покрыл чащу. Замёрзли озёра и реки. Наступил Месяц Снежных Мокасин.
Животные оделись в тёплые светлые меха. Мы тоже надели куртки из волчьих шкур мехом наружу. Ноги защищают от холода высокие мягкие мокасины из кожи карибу, вымоченной в жире, внутри мокасины подшиты шкурками из пушистых грудок лебедей.
Мяса у нас было достаточно; запасов, наверно, хватило бы до весны, но охотники ежедневно уходили из селения ставить силки на пушного зверя. Я же с Неистовой Рысью каждый день бродил лесными тропами в погоне за лисицами.
Однажды мы забрались с ним дальше, чем обычно, на север. День был прекрасный, безветренный. Среди лесной тишины слышались только шелест лыж и наше учащённое дыхание, и пар клубился изо рта.
Бледное солнце освещало заснеженное взгорье, зажигало миллионы блестящих разноцветных искр на деревьях. Приземистые сосны в снежных мантиях стояли как в сказке.
Мы мчались на лыжах по свежему следу и в своих меховых куртках были, наверное, похожи на косматых лесных духов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12


А-П

П-Я