А грязи эта служба при всей ее внешней небрезгливости все же не любит.Хотя как это все “улетит”? Тарелки же выведены из строя! Техники Ти-эн-эн сбиваются с ног, бегая по офисам коллег в поисках запасных блоков. А московским дайверовцам сейчас не до них, у самих забот полон рот. Потому-то и сидят друзья без дела.Валерий с Виктором пересказали Дэби все, что услышали от Копылова, даже нарисовали по памяти схемы.— У нас мэр уходит в отставку, если примет подарок стоимостью больше разрешенной, — возмущалась американка, — а ваш после гибели по его вине стольких человек даже не выступил с соболезнованиями! Даже не приехал к их родственникам, чтоб поддержать!— Их гибель еще нужно доказать, — отозвался Валерий. — Это же не самолет и не поезд, где есть списки пассажиров или именные билеты. Знаешь, что сейчас происходит в Северном УВД? Там стоят в очереди люди, возможно даже, по нашей русской традиции, пишут на руках номера шариковой ручкой. Думаешь — зачем? Чтоб объявить в розыск своих родных и близких, в надежде, что те загуляли, нахулига-”или, в больнице лежат или пусть даже похищены — лишь бы не задохнулись там, под землей. А менты им отказывают, чтоб не навешивать на себя лишние хлопоты. И окажется на земле, точнее под землей, еще двести без вести пропавших, за которых не дадут ни компенсации, ни пенсии, но будут брать за них плату за газ, квартиру и прочее, согласно нашему институту Прописки. А когда их выкопают, то их тела еще года три пролежат в каком-нибудь холодильнике до генетической экспертизы, которую все еще не могут произвести для погибших в Чечне, — это же не царская семья! Поэтому мэр и молчит в тряпочку. Тут должны работать специалисты.— Да, — согласилась Дэби. — Но пока единственными специалистами оказались вы, а вам не дают работать.— И тебе заодно, — подвел итог Никитин. — Стоп! У нас же есть возможность заняться делом. Нужно найти этого хоулера Мишу Вадимова и попытаться проникнуть в шахту. Только там можно добыть хоть какие-то факты. Пока мы имеем лишь догадки о том, что случилось. Так, где его телефончик? — Валера раскрыл органайзер.— Ты хочешь засветить его? — спросил Виктор. — Ясно, что Дэби и раньше вовсю прослушивали, а тут еще твой голос прозвучит. Понятно, что те типы появились в подъезде Копылова не случайно — нас просто вели!— Да, с Вадимовым связываться напрямую опасно… Я знаю, кто нам поможет. Галка. Надо вызвать ее сюда.— Замечательно, — обрадовалась Дэби. — Я давно ее не видела.— Но и ее тут же засекут, — гнул свое Носов. — И проводят досюда. До дверей, а дальше не пустят.— Пусть засекут. Перехватить-то не успеют. Семь бед — один ответ.Никитин набрал номер отдела координации телецентра.— Галчонок? Это я. Мы сегодня не увидимся. Моя дебилка сидит безвылазно, и меня никуда не пускает. Придумай что-нибудь срочно, — скороговоркой протараторил он в трубку и отключился.Он представил, как слухач списывает с дисплея номер телефона, заводит его в компьютер, узнает, куда звонили, потом связывается со старшим, тот — с отделом, курирующим телецентр, куратор разыскивает своего агента на Чапыгина (а где их нет?) и приказывает проследить, что предпримет Галя. Короче, за это время Галка на дежурной машине — все шоферы ее друзья — уже будет на полпути к “Астории”.Из задумчивости Никитина вывел строгий голос Дэби:— Позвольте узнать, молодой человек, что это за “дебилка” такая?Объяснение прерывалось несильными, но все-таки тумаками… Москва Люба заглянула в дверь, сделала страшные глаза и шепотом произнесла:— Яков Иванович, Екатеринбург. Гуровин метнулся к телефону.— Закройте дверь, — крикнул он секретарше. — Слушаю вас…За окном начал накрапывать дождь. Капли барабанили по молодой листве сначала редко, потом все сильнее, сильнее. Раздался мощный удар грома, и водяная пелена укрыла от глаз окна домов, стоящих на противоположной стороне улицы.— Гуровин? Это Пинчевский. Я тут подумал и решил, что прекращаю деятельность телеканала “Дайвер-ТВ”…Несмотря на то что все к тому и шло, услышав слова Тимура, Яков Иванович схватился за сердце и бессильно опустился на стул.— Позвольте высказать свое мнение, — сладким, как патока, голосом произнес он. — Если, конечно, оно вас интересует. Видите ли, наш телеканал, несмотря на короткий срок работы, достиг определенных успехов. Наши передачи имеют высокий рейтинг среди зрителей и критиков. К тому же мы, как и было договорено с вами лично, проводим агитационную кампанию за лидера партии трудового народа “Муравей” господина Булгакова. В эту кампанию вложены огромные деньги…— Можете об этом не рассказывать, — перебил его Тимур. — Сколько вложено в эту кампанию, мне известно… И Булгакова я прикрываю.— Позвольте, — опешил Яков Иванович, — как?..На улице уже хлестал ливень. Прохожие прятались под карнизами домов, забегали в магазины, укрывались под стеклянными крышами остановок городского транспорта. По тротуарам текли ручьи. Громыхнул гром.Никогда еще Яков Иванович Гуровин не унижался так, как сегодня. Он приводил такие весомые доводы в защиту “Дайвер-ТВ”, что любой другой на месте Тимура если бы и не согласился с ними, то, во всяком случае, повременил бы с принятием решения о закрытии телеканала.Яков Иванович втайне ненавидел и презирал своего хозяина, недоучку и вора, инвестирующего в канал те самые деньги, которые в свое время украл. Это хорошо, что “Дайвер-холдинг” поприжали, но за что же канал-то прикрывать?Новые владельцы контрольного пакета, если Тимур соберется продать акции “Дайвера”, обязательно устроят чистку рядов и вышвырнут Якова Ивановича как котенка. Возраст его давно уже перевалил за пенсионный, и хотя он до сих пор в отличной форме, бодр и полон сил, в моде теперь молодые руководители. Прав, прав был Крахмальников: надо уходить. Даже если он больше не найдет работу, с голоду ни он сам, ни его дети, внуки и правнуки не пропадут. Хватит и на хлеб, и на масло. Но обидно — столько сил приложить, чтобы всю эту махину поднять и вдруг потерять.Трубка в его руке тихо издавала короткие гудки. Москва Крахмальников был в Кремле, разумеется, не в первый раз. Не тыкался слепым кутенком, не спрашивал, как пройти в приемную, не робел и не восхищался. Он бывал здесь так часто, что привык уже к дворцовому великолепию, аккуратной и изысканной позолоте, которая, впрочем, ему не нравилась. Этакий купеческий стиль почему-то считается русской традицией. А русская традиция — деревянные срубы, белые скромные церковки по Золотому кольцу. Правда, их стараниями попов с не очень развитым вкусом тоже покрывали самоварным золотом, и в обильном сальном блеске окладов из латуни терялись лики, может быть написанные великими иконописцами. Этих ликов одних хватило бы для тихой торжественности и парада души.Маленький худой человек со шкиперской бородкой, похожий на кардинала; встретил Крахмальникова в своем кабинете.— Здравствуйте, Леонид Александрович, — поднялся он навстречу, выставив руку для дружеского пожатия.Рука у Дюкова оказалась сильной и какой-то въедливой, что ли. Он облепил ею ладонь Крахмальникова и долго тряс, глядя Леониду в глаза. Леонид страшно не любил смотреть людям в глаза. Он понимал, что это некрасиво, что человек, прячущий глаза, не вызывает симпатии и доверия, но ничего с собой сделать не мог и жутко из-за этого комплексовал. Но однажды привели к нему на передачу мальчика-беспризорного. Крахмальников просто влюбился в этого пацана. Тот смотрел на всех широко открытыми голубыми глаза-, ми, взгляда не отводил, отвечал честно и искренне. Крахмальников поговорил с парнишкой, показал редакторше большой палец: дескать, классный пацан — и пошел побеседовать с другими участниками передачи. Через двадцать минут прибежала та же редакторша, вся в слезах. Мальчик из ее кабинета бесследно пропал, прихватив с собой все ее деньги, кожаный плащ и даже туфли, оставленные в шкафу. Потом оказалось, что ребенок, не отводящий честного взгляда, почистил основательно всю редакцию. И Леонид сделал вывод: глаза не отводит только тот, у которого совести нет вообще. Совестливый всегда считает себя в чем-то виноватым.— Мы сразу к президенту? — спросил Крахмальников.— Нет.Крахмальников намеревался уже сесть, но Дюков стремительно пошел к двери:— Прошу за мной, Леонид Александрович. Виктор Витальевич привел гостя в уютную затемненную комнату с мягкими креслами, перед которыми стоял телекинотеатр — плоскоэкранный “сони”.— Кино посмотрим, Леонид Александрович. Дюков сел в задний ряд, предоставив Крахмальникову самому выбрать место. Не успел Леонид опуститься в первый ряд, как свет погас и на экране возник Гуровин, разговаривающий в своем кабинете с каким-то человеком, по виду явным бандитом. Посетитель предлагал устроить из канала отмывочный цех. Гуровин долго слушал речь о прокачивании через “Дайвер” грязных денег и на прощание сказал, что подумает.— Подумай. Лучше думать, чем не думать вообще, — с явной угрозой произнес человек и удалился. Свет зажегся.— Вот такие дела, Леонид Александрович, — подал голос Дюков. — Совсем у вас на “Дайвере” плохи дела.— Да уж, — пробормотал Крахмальников, пытаясь угадать дальнейший ход встречи. То, что Гуровин встречается с темными людьми, Крахмальников, конечно, знал. Но в каком контексте сейчас Дюков преподносит ему этот факт? Предлагает ли Крахмальникову поддержку в борьбе с Гуровиным или, наоборот, хочет и Леонида пришить к Гуровину намертво?. — У нас есть и более сочные кадрики, но… — Дюков как-то загадочно улыбнулся, — но не будем шокировать вашу мораль.Ага, значит, все-таки его от Гуровина отделяют. Что это сулит?— Интересные кадры, — заметил Крахмальников. — Только это, как говорят журналисты, вчерашние новости. Можно подумать, вы не знаете, кто является акционерами “Дайвера”. Они будут пострашнее этого карикатурного бандита.— Вы имеете в виду уральских инвесторов? — спросил Дюков. — Вот здесь не могу с вами согласиться.Крахмальников внутренне ахнул.— Конечно, это не ангелы, но вполне достойные люди, — веско сказал Дюков. — А разве вы встречали ангелов среди богатых людей?Крахмальников помотал головой. Он не встречал. Он среди богатых не встречал даже достойных, не говоря уж о порядочных. Леонид ничего не понимал. Все-таки Дюков на стороне Гуровина или нет?— Я не понимаю, — честно признался он.— Все вы понимаете, Леонид Александрович. Ваш канал должен стать действительным рупором демократии.— И кто атому мешает? Гуровин?— Вы, Леонид Александрович. У вас ложное понятие о свободе слова. Я не собираюсь сейчас вести с вами философские беседы. Но как вы можете считать себя независимым журналистом, если ваш канал мечется от одних крайностей к другим? То вы поддерживали Булгакова, то Казанцева. То вам не нравится война в Чечне, то вы требуете покончить с терроризмом, словно правительство этого не хочет. А теперь питерская история. Ну это вообще за гранью. Вы же, как мародеры, на беде славу делаете.— Мы даем людям информацию, — вовсе не обиделся Крахмальников. Эти обвинения он уже слышал и даже в тех же самых выражениях.— Это не информация, это пропаганда! Крахмальников пожал плечами. И это он слышал.— Ладно, Леонид Александрович, — махнул рукой Дюков. — Мы ваш талант ценим, но считаем, что он…— Направлен не туда? — язвительно спросил Крахмальников.— Не так резко. Он просто размыт, распылен. Вот, например…— Доренко, — снова перебил Крахмальников.— Хотя бы, — согласился Дюков. — Да, он несколько зашоренный журналист, но бьет-то в одну точку.— Если вы пригласили меня, чтобы организовать мой талант…— Нет, мы пригласили вас, чтобы предложить вам войти в команду президента.— Мне?— Вам. Мы бы хотели, чтобы вы возглавили “Дайвер”.— Два соображения, — поднял палец Крахмальников. — Во-первых, я, как вы выразились, ложно понимаю свободу слова, а вы, надо думать, понимаете ее верно. Второе — с этим не согласятся держатели контрольного пакета акций.— Кто конкретно?— Вся уральская братия, медиахолдинг.— Забудьте о них.— Почему?— Просто забудьте. Крахмальников пожал плечами:— Тогда Казанцев. Он не захочет, чтобы канал стал государственным.— И об этом забудьте.— Пожалуйста, не надо говорить загадками. Я ведь должен хоть что-то понимать. Тем более что вы предлагаете мне стать…— Держателем контрольного пакета акций является государство, — не дал ему закончить Дюков.— С каких это пор? — усмехнулся Крахмальников.— С сегодняшнего дня.— И сколько у вас процентов?— Девяносто восемь.— Этого не может быть…— Читайте. — Дюков вынул из внутреннего кармана и подал Крахмальникову две бумаги. Одна из них была договором с Казанцевым о передаче всего его пакета в управление государству. Другая — факсом из Екатеринбурга. Пинчевский предлагал государству выкупить у медиахолдинга акции “Дайвер-ТВ” за вполне приемлемую сумму.— Казанцев отдал вам акции? — спросил Крахмальников охрипшим голосом.— Да, — легко кивнул Дюков. — В управление.— Этого не может быть, — совсем тихо проговорил Крахмальников.— К сожалению, у него самого вы спросить сможете только через пару дней, — ответил Дюков. — Казанцев сейчас едет на юг.— На какой юг?— В Украину. На Черное море.— Зачем? — задал глупый вопрос Крахмальников.— Отдохнуть от трудов праведных. Я так его понимаю. Сам бы бросил все и…Крахмальников поднялся.Сомнамбулически пошел к двери.— Куда же вы, Леонид Александрович? — поднялся Дюков. — У вас еще встреча с президентом… Питер Галка расцеловалась со всеми присутствующими, подозрительно глянув при этом на Виктора, сидевшего при ее появлении в обнимку с хозяйкой, — то ли снова решила ревновать вроде бы уже нелюбимого Валерия и посчитала это инсценировкой для отвода глаз, то ли , приревновала теперь и Виктора. Кто их разберет, этих женщин.После короткого введения в курс дела она с радостью, хоть и не без опаски, согласилась помочь найти хоулера и организовать с ним встречу, если повезет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34