"Вот он, тот переезд, где Омелян последний раз видел ее", - подумал Войцеховский, когда машина, притормозив, осторожно перевалила через рельсы, минуя будку и поднятый шлагбаум. Вскоре выскочили на автостраду, уходившую плавной дугой влево от реки. Не заметив, проскочили развилку со знаком "правый поворот запрещен", где, отделившись от шоссе, к берегу уходила грунтовка, там, внизу под высоким берегом текла река. Шофер прибавил газу, под колесами ровно и монотонно отозвался асфальт. Войцеховский клевал носом, иногда выплывал из липкой дремоты и на секунду тяжело подняв веки, снова погружался в сладкую пустоту.
Скорик, сняв туфли, положил ноги на противоположное сидение, бездумно смотрел в окно, за которым проносились поля с зелеными полосами еще маленьких капустных кочанчиков...
10
Дверь с цифрой "21" в отличие от других на этом этаже запиралась изнутри на электрический замок, открывался он так же изнутри нажатием кнопки. Вход посторонним был запрещен - за дверью располагался кабинет криминалистики: три комнаты с письменными столами, со специальной аппаратурой, стенды с фотографиями с мест происшествий, с предметами, бывшими некогда вещественными доказательствами, фотолаборатория и небольшой кинозал.
Очистив стол от бумаг - что в ящики, что в сейф, что стопочкой справа от себя, - Войцеховский позвонил Щербе:
- Михаил Михайлович, Скорик у вас?.. Тогда заходите, я освободился.
Кабинеты их находились на одном этаже, все двери в длинном коридоре были выкрашены белой эмалью. И только эта, с цифрой "21" темнела отделанным под дуб шпоном. Позвонив, Скорик и Щерба вошли. Щерба сразу же уселся на мягкую длинную скамеечку у стены, Скорик - напротив сидевшего за столом Войцеховского.
- Провел опознание? - спросил он Скорика. - Когда труп привезли?
- В восемь утра. В девять я уже повез их в морг - мать и брата, соседей.
- Ну и что?
- Ты что, никогда не проводил опознаний? Мать кричала! - Скорик притронулся пальцами к виску, словно тот крик ужаса сейчас вызвал головную боль. - Когда уходили, брат сказал: - "Ищите побыстрее! Иначе я сам найду и застрелю".
- Н-н-да, - произнес Щерба. - Пока вы оба отсутствовали, я встретился с директором НИИ Яловским. С Кубраковой работает очень давно, чуть ли с момента создания института. Талантлива, одержима в работе, подчиненных держит на коротком поводке, деспотична, ни с кем из сотрудников дружеских отношений не поддерживает, но и не дразнит по пустякам; требовательность ее не носит характера бабской придури; прагматична, не терпит прожектерства, словоблудия, резка, случается, срывается на грубость, может унизить, но, как ей кажется, только ради пользы дела. Любимчиков не имеет, все для нее вроде равны, однако с одним человеком перманентно конфликтует. Фамилия его Назаркевич, Сергей Матвеевич. Кубракова терпит его, потому что способный химик. Молод, кандидат наук, болезненно самолюбив, считает, что она ему завидует, а посему давит, не дает реализоваться. Яловский полагает, что это совсем не так. Просто Кубракова мыслит масштабней. Сейчас была увлечена каким-то проектом, совместным с немцами... Вот вам конспективно Кубракова, - Щерба, словно устав, оперся спиной о деревянную панель. - По словам Яловского Кубракову в Богдановск на своей машине отвозил Назаркевич. У него красные "Жигули". С чего бы совместная поездка при взаимной антипатии? Ну, а с чем вы прибыли?
Начал Скорик. Подробно пересказал все, что выудил в Богдановске. И добавил:
- Дежурная по гостинице заметила, что Кубракова выходила из машины красного цвета.
- В красных "Жигулях" Кубракову у шлагбаума видел директор завода Омелян, - сказал Войцеховский. - Для нас он пока последний, кто ее видел. Теперь посчитаем: в 10 утра, выходит, она еще была жива. Часы же остановились тоже в среду, в 10.22. Эта модель имеет запас хода более суток, но они остановились, потому что в них попала вода. Итак, через 22 минуты после того как ее видел Омелян, Кубракова была мертва. И явно в воде. Куда же она успела отъехать за эти 22 минуты. Где все произошло? У переезда машин скапливается много - в обе стороны. Когда шлагбаум поднимается, они ползут медленно, максимум 30 км в час, еще и притормаживают в движении. Я там ездил, знаю. За эти 22 минуты "Жигули" с Кубраковой могли удалиться не более, чем на 15-17 километров. А единственный съезд с шоссе к берегу как раз на 15-ом километре.
- На правом берегу, - уточнил Войцеховский.
- Я так ориентировал оперативников Богдановска, - сказал Скорик.
- На 19-ом километре вверх по реке есть один автодорожный мост. Я думал: не попала ли Кубракова в воду с него. Поехал, посмотрел. Движение машин там двустороннее и такое плотное - одна за другой, - что остановить "Жигули", выйти и столкнуть Кубракову с моста незаметно или дать ей возможность незаметно сигануть в реку практически невозможно. Даже если предположить невероятное - ее столкнули - она бы выплыла, расстояние между берегами там метров пятьдесят.
- Если умела плавать, - вставил Щерба. - А если сама бросилась? - не унимался Щерба.
- Кто-нибудь непременно увидел бы, - покачал головой Войцеховский.
- Крепкую бабу не так просто столкнуть в надежде, что утонет. А вдруг выплывет, станет звать на помощь?! - поддержал Войцеховского Скорик.
- Опять же, если умеет плавать, - сказал Щерба.
- Разве что ее сперва хорошо оглушили, - усмехнулся Скорик. - Но никаких прижизненных повреждений или следов борьбы, сопротивления Ванчур не нашел. А он медик со стажем. Такое вряд ли упустил бы.
- Можно попробовать подогнать объяснение, - после паузы сказал Войцеховский. - Кубракова попала в реку в момент внезапной тяжелой асфиксии. А вода довершила дело.
- Но следов-то асфиксии Ванчур не установил, - напомнил Щерба.
- А если это не механическая асфиксия? - Войцеховский медленно раскатывал в пальцах сигарету, долго щелкал зажигалкой, прикуривал. Делал все неспеша, как бы давая собеседникам возможность оценить свое предположение. - Скажем, от острого токсикоза.
- Что же она такое съела? - пробурчал Щерба. - По дороге стало дурно, остановили машину, Кубракова доплелась до берега, потеряла сознание, упала в воду и утонула? А тот, кто вез ее, ничего не предпринял и, вернувшись без нее, никому ни слова?
- Токсикоз мог быть и не пищевым, а острым, мгновенным. А тот, кто ее вез, по какой-то причине об этом умолчал, - Войцеховский сделал долгую затяжку и, выпустив дым, загасил сигарету.
- На что же рассчитывал? - спросил Скорик.
- А вот этого мы не знаем, Виктор Борисович, - Щерба поднялся. - Вещи какие-нибудь у Кубраковой были?
- Небольшая хозяйственная сумка. С нею Кубракова ушла из гостиницы.
- Сумка могла утонуть вместе с хозяйкой, или ее унесло течением... Знать бы, что в ней было... Похороны завтра в три, - Щерба пошел к двери...
- К родственникам идти сейчас бессмысленно, - сказал Скорик, когда Щерба вышел. - Наведаюсь сперва в институт.
- На похороны завтра пойдешь? - спросил Войцеховский.
- Надо бы... Постою, послушаю. Да и Назаркевича следует повидать... И все-таки, откуда Кубракова начала "плыть"? От верхнего моста?
- По моим расчетам - нет. Откуда-нибудь поближе, вероятней 15-й 17-й километр. Этот участок следует хорошо обшарить.
- Ладно, если что, я буду у себя, - Скорик вышел.
Кабинет был на двоих. Стол у окна, где сейф и тумбочка с графином, занимал Скорик. За вторым - ближе к двери - сидел коллега, старший следователь.
- Мне никто не звонил? - входя, спросил Скорик.
- Из областного УВД Агрба.
- Давно?
- Как только ты ушел к Щербе.
Скорик снял трубку, завертел диск.
- Майор Агрба слушает! - отозвался гортанный голос.
- Привет, Джума. Это Скорик. Звонил?
- Проценко приказал, чтобы я с тобой связался по делу в Богдановске.
- Что это он так зашустрил? Подключает лучших сыскарей!
- Ладно тебе! Ему до пенсии осталось два года, папаху хочет. Что там стряслось, кто утонул?
- Подъезжай, познакомлю с делом.
- Сейчас не могу. К четырем годится?
- Давай, - Скорик опустил трубку...
Джума Агрба приехал сюда когда-то из Гудаут в школу милиции; окончив, женился на здешней, осел, наплодил детей. Начинал опером в райотделе, а сейчас семь лет уже в областном управлении, в угрозыске. Веселый, общительный, Агрба не сразу привык, что днем нельзя выпить домашнего "псоу", как бывало в Гудаутах, где на это не обращали внимания. А здесь, во-первых, не положено в рабочее время, а во-вторых, где его возьмешь, это вино? Возвращаясь из отпуска, он обычно привозил канистру вина, хватало ненадолго. К Агрбе любили ходить в гости - поесть мамалыги, от варил ее в казане, острого вяленого мяса, брынзы, попить, конечно, винца; всем этим снабжали родители. Скорика и Джуму Агрбу судьба не раз сводила в общих поисках. Скорик никогда не нарекал, работал Агрба цепко, был хитер, в мелочах, случалось, обманывал закон, когда видел, что в результате будет верняк. Единственное, что Скорику не нравилось - это шутливая манера Джумы разговаривать с преступником. Надевая наручники кому-нибудь, Агрба посмеивался: "Ты не волнуйся, дорогой, ключ у меня, а если потеряю, будем резать автогеном"...
В общем Скорик был доволен, что в этот раз будет Агрба, а не какой-нибудь медлительный, ждущий понуканий раздолбай.
11
В приемную беспрестанно входили, звонили. Света торопливо отвечала на звонки, быстро разговаривала с входившими и тут же исчезавшими сотрудниками.
"Венки заказывать поедет Трошкин"
"А оркестр?"
"Уже договорились".
"Я продиктую, Света, вы мой почерк не разберете. Делайте две закладки".
"Диктуйте".
"Коллектив научно-исследовательского и экспериментально-производственного института металловедения с глубоким прискорбием извещает о трагической смерти заместителя директора по научной части, заведующей лабораторией, доктора химических наук Кубраковой Елены Павловны и выражает соболезнование родным и близким покойной"...
"Я слушаю вас, Альберт Андреевич... Нет, уже договорились".
"Лагойда выбил на каком-то автопредприятии три автобуса".
"Кто поедет за портретом домой к Елене Павловне?"
"Пошлите Танечку. И увеличить надо будет".
"Это сделаем у нас в фотолаборатории".
"Света, нужно отпечатать доверенность для бухгалтерии. Деньги для оркестра и кладбищенских рвачей".
"Света, а нарукавные повязки для почетного караула?"
"Лагойда куда-то поехал доставать".
Скорик сидел в углу у окна, терпеливо вникая в предпохоронную суету. "Вы не вовремя, - сказала ему Света, когда он назвался. - Подождите, если хотите". Сейчас все было "горячим"; слова, эмоции, все на нервах, непосредственно, люди выбиты из обычной колеи, случившееся каждого так или иначе встряхнуло, погрузив в печальную озабоченность, несколько вышибло из рационального хода жизни. И Скорик молча ждал, наблюдал. На него никто не обращал внимания, никому не нужен, не интересен...
После полудня, когда все вроде были подключены к невеселым хлопотам, разбрелись, разбежались, разъехались кто куда, когда телефон поостыл, Света подняла глаза на Скорика:
- У вас это так срочно, что вы столько прождали?
- Срочно, - подтвердил он.
- Что вас интересует?
- Во-первых, я хотел повидать товарища Назаркевича.
- Его нет, он в пятницу лег в больницу, сильно разбил колено.
- Где он так?
- Точно не знаю, вроде накануне на машине побился... Позвоните его жене, - она продиктовала номер телефона, Скорик записал.
- С момент отъезда Кубраковой в ее кабинет кто-нибудь входил?
- Нет. Ключ у меня, я никому не давала.
- Я смогу осмотреть?
- Пожалуйста.
- Хорошо. Потом... Светлана Васильевна, постарайтесь вспомнить, кто накануне отъезда и в дни отсутствия Кубраковой настойчиво интересовался ею. По телефону или сюда заходил.
- Звонков у нас всегда много. Да и заходит немало людей. Одних она сама вызывала, другие сами. Обычное дело. И когда в Германии была, ее тоже спрашивали, и когда в Богдановск уехала.
- Кто именно?
- Дайте подумать... Звонили с нефтеперерабатывающего завода, с кафедры органической химии университета, с кафедры фармакологии мединститута, из библиотеки Академии наук, с завода пластмасс... А заходили в основном свои. Трошкин заходил...
- Это кто?
- Кадровик наш, отставной полковник.
- Так.
- Начальник снабжения Усманов. Лагойда - у него все энергетическое хозяйство института. Бобошко - инженер группы оформления документации. Назаркевич, младший научный сотрудник в лаборатории Елены Павловны, он и звонил и заходил. С ним-то она и уехала в Богдановск... Ну, кто еще? Вечтомова из сектора оперативного анализа и планирования... Дважды Дзюбан из пакетного отдела.
- А что говорит Назаркевич по поводу случившегося?
- Я его не видела, звонила перед тем, как он лег в больницу. Отвез, говорит, в тот же вечер вернулся и больше ничего не знает.
- Они сильно враждовали?
- С чего вы взяли? - насторожилась Света. - Случались стычки по работе, - она уловила ход мыслей Скорика, но и он разгадав ее осторожность, сказал:
- Боитесь навредить кому-нибудь из них? Я ведь человек сторонний, Светлана Васильевна. Ни с Кубраковой, ни с Назаркевичем никогда не встречался. Мое дело, простите за банальность, найти истину... Ну что, Светлана Васильевна, пройдем в кабинет Кубраковой?
- Обыск? - спросила она.
- Нет, пока просто погляжу.
Из ящичка под пишущей машинкой она достала связку ключей, отперла дверь, они вошли. Скорик окинул взглядом кабинет. Обыкновенный, ничего необычного: стол, телефон, два кресла по бокам и несколько стульев вдоль стены. На один из них уселась Света, и Скорик пытался понять, то ли это растерянность, не знает, как вести себя - уйти или остаться, - то ли откровенный намек, что она должна присутствовать, пока в кабинете посторонний. Но его устраивало именно второе. Склонившись над столом, он начал бегло перебирать папки, бумаги, справочники, методические разработки, уверенный, что никакого предсмертного письма, которые оставляют самоубийцы, не найдет. Все документы были сугубо служебного свойства, не позволяли какого-либо иного их истолкования. В отдельной папке с надписью от руки "По зарубежным связям" лежали копии переписки с инофирмами, попалась визитная карточка - "Тадеуш Бронич.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26