Костюкович знал, что это гриль-бар за городом, в лесном массиве, в
зоне отдыха. Ему не очень-то хотелось быть в роли приглашенного. С какой
стати? Кто он им? Может, Туровский просто из вежливости сказал "составишь
компанию?" в надежде, что откажется. А услышав, куда они собираются, он
расстроился, понимая, что в этом загородном гриль-баре цены космические.
Поэтому, когда добрались до развилки - влево дорога в центр, а прямо - за
город, в сосновый бор, где и приютился "Голубой день", Костюкович сказал:
- Притормози, Сева. Я сойду, пожалуй. Мы там засидимся, а у меня еще
дома кое-какие дела.
- Да брось ты! Вот совковая психология! - махнул рукой Туровский. -
Когда-то же и расслабиться надо! Не щепетильничай! Пригласили - не
комплексуй. Мы знаем эту тревогу, и знаем свои возможности. Так, Петрович?
- Порядок! Кати, Сева, - скомандовал Гущин.
"А черт с вами! - подумал Костюкович. - Чего я в самом деле? Не
напрашивался же!" - успокаивал он себя, пытаясь избавиться от чувства
неловкости...
В гриль-баре народу было немного: время послеполуденное, да и будний
день. Сразу же подошла официантка, похоже, знавшая клиентов.
Туровский сказал ей:
- Привет, подруга. Значит, как обычно, остальное из загашника.
Первым делом она принесла минеральную воду в бутылках без этикеток,
на других столах на бутылках были этикетки местной воды "Криничанка".
Только потом, во время еды Костюкович понял, что им подали "Боржоми". Стол
быстро заполнялся: малиновые помидоры, маленькие огородные огурчики, филе
копченого карпа, обложенное каперсами, пучки свежего лука, армянская
бастурма, лобио с копченой грудинкой, в глубоком квадратном блюдечке
крабы, тарелка с пахучей кинзой и тархуном, бутылка коньяка "Славутич", а
вместо хлеба еще теплый лаваш.
- Откуда это у них все? - удивился Костюкович.
- Бар теперь частный, выкупили, трое из них: хозяин, жена и сестра
жены официанткой. Крутятся, в Армению ездят за бастурмой и травой, за
фасолью для лобио и "Боржоми" - в Грузию, за каперсами - в Азербайджан, за
этими помидорами - в Молдавию... Ну что, приступим? - Туровский налил
коньяк тренеру, Костюковичу, себе, а Севе Алтунину плеснул в фужер
"Боржоми". - Плохо, когда за рулем, а, Сева?
- Ничего, компенсирую едой, - засмеялся Сева.
Пили и закусывали быстро, все были голодны. После первых рюмок
пружина неловкости, давившая Костюковича, ослабла, он уже легко участвовал
в общем разговоре на какие-то незначительные темы. Потом принесли горячее
- бараньи ребрышки с жареным картофелем и зеленым горошком, появилась еще
одна бутылка коньяка. Разговор пошел о спорте, о будущем хоккея и футбола,
незаметно перескочил на медицину.
- Как твоя кандидатская движется? - спросил у Костюковича Туровский.
- Ни шатко, ни валко.
- Что так, Марк Григорьевич? - поинтересовался Сева Алтунин.
- Времени не хватает.
- А кто вам лабораторные работы делает? - спросил Сева.
- Кто придется! - Костюкович хмельно взмахнул руками. - Все дефицит,
реактивов нет, за все приходится переплачивать, лаборантки шкуру дерут,
как весь частный сектор. Правда, и зарплата у них символическая.
- Вам спонсор нужен, Марк Григорьевич, - подмигнул Сева.
- Для этого дела спонсоров не сыщешь, Сева, я кустарь-одиночка.
- Не скажите, - загудел тренер. - Наука не должна быть сиротой, - с
умным видом изрек он, одним духом опростав фужер с "Боржоми".
- Чем тебе так интересен случай с нашим Юрой Зиминым? - спросил
Туровский. - Банальная история, у тебя же таких много.
- Не совсем банальная.
- Нам бы не очень хотелось, чтоб ты возился вокруг этого, - понизив
голос, сказал Туровский.
- А мы могли бы выступить спонсорами Марка Григорьевича, как думаешь,
Олег? - снова заговорил Гущин, наполняя рюмку Костюковича коньяком, а свою
водой.
- Конечно! - подхватил Туровский.
- Что вас смущает в моем интересе к смерти Зимина? - спросил
Костюкович.
- Спортивный мир, Марк Григорьевич, это клановая система, свои тайны,
их обсуждают только в своем кругу. Как у вас, у врачей. Вы ведь тоже не
очень любите, когда со стороны кто-то проявляет интерес к вашим
неприятностям. Нам это внимание ваше не очень приятно, разговоры пойдут.
Вы должны нас понять, Марк Григорьевич, - сведя брови произнес Гущин. -
Что у нас на десерт, Олег?
- Мороженое с фундуком.
- Скомандуй подавать! Только пусть вареньем не поливают.
- Виктор Петрович прав, Марк, - закивал Туровский.
- Хотите, мы будем вашими спонсорами? Сколько надо? Если что, немного
"зеленых" наскребем, - Гущин откинулся на спинку стула, глядя выпученными
глазами в лицо Костюковичу. - Только оставьте Зимина в покое. Думаете,
матери приятно, когда после всего опять возникает имя ее сына?
"Это я уже почувствовал: жалобы главному, в прокуратуру - подумал
Костюкович, ловя быстрым взглядом их лица, но промолчал. - Что ж, Зимин их
воспитанник, человек клана, как определил этот бугай...". Ему надоели эти
разговоры, он поднялся, пошел в туалет. Когда вернулся, демонстративно
посмотрел на часы:
- Мне пора... Вы догуливайте, а я как-то сам доберусь, может идет
какой-нибудь автобус.
- Что ты, Марк! - воскликнул Туровский. Мы тебя отвезем, - он позвал
официантку, обнял ее за плечо и увел к стойке бара платить.
Все разом поднялись.
Ехали молча, разморило - кого от еды, кого от выпитого. Костюковича
от того и другого, его начала всасывать дремота, он встряхивался,
старался, чтоб не заметили и мысленно ругал себя, что принял приглашение
на этот обед, было ощущение, что унизился - подтолкнула к такому ощущению
возникшая внезапно мысль: "А ведь они пытались меня в сущности
подкупить!.. В чем же дело?.. Почему они так отгораживают от меня Зимина -
покойника, уже не принадлежащего им?.."

17
Левин не хотел садиться обедать один, ждал жену с работы, но ее все
не было. "Стоит за чем-нибудь в очереди", - решил он, отправился на кухню,
чистить картошку было лень, и он поставил на плиту кастрюлю с водой, чтоб
сварить макароны.
В дверь позвонили. У жены были свои ключи, поэтому спросил:
- Кто?
- Это Марк, Ефим Захарович.
- Входи, сосед, - Левин распахнул дверь. - Ты, кстати, будем обедать.
Мне одному неохота, скучно. Выпьем по пятьдесят граммов. Макароны любишь?
Откроем кильку в маринаде. Есть борщ и котлеты... Проходи, садись.
- Спасибо, Ефим Захарович, я только что отобедал.
- Экий ты торопливый. Ира тебя, смотрю, обихаживает, вон животик
наметился. Она хорошая девочка.
- Этой девочке уже под сорок, - засмеялся Костюкович.
- Но я-то помню ее школьницей... Ты ко мне или к Виталику?
- К вам. За советом. У меня неприятность.
- Какого рода?
- Умер больной. Мать написала жалобу в прокуратуру, мол, халатность,
ошибка в диагнозе, невнимание и прочее. Хотя и делал все, что мог,
поверьте. У него был тяжелейшие инсульт. Молодой парень, спортсмен. Даже
если бы он выжил, а шансов там почти не было, то это "почти" означало, что
он остался бы полным инвалидом: паралич, отсутствие речи, все это
необратимо... Меня вызывали в прокуратуру.
- В какую?
- Шевченковского района. Следователь Думич.
- Этого не знаю. Наверное, новенький, из молодых... Что ты ему
сказал?
- То, что и вам сейчас. Делал все, что нужно в этих случаях, все, что
мог: капельницы, инъекции. Он прожил двое суток с небольшим и умер не
приходя в сознание.
- История болезни есть?
- Конечно. Но следователю этого мало.
- Почему?
- В жалобе сказано, что я ошибся в диагнозе.
- А вскрытие?
- Подтвердило мой диагноз.
- Так в чем же дело? Надо снять копию с протокола вскрытия.
- Протокол потеряли, - Костюкович уклонился от подробностей на тему
исчезновения протокола.
- Это хуже, - Левин задумался. - Тебя, конечно, потаскают, нервы
потреплют. Тут еще многое будет зависеть от того, какую позицию займет
руководство больницы: главврач, начмед. У тебя как с ними?
- С начмедом нормально. С главным похуже, он вообще дерьмо. Едва ли
станет меня защищать, скорее отдаст на съедение.
- А зав патологоанатомическим отделением как?
- Она подтвердила мой диагноз. Вскрывала она.
- Это важно.
Костюкович хотел было сказать, что это ничего не меняет, поскольку
"они любовники", как сказано в жалобе на имя главврача, и подтвердить
диагноз теперь нечем - все похищено, но передумал.
- Я написал объяснение в прокуратуру, хотел вам показать, - он достал
из кармана сложенный вчетверо листок бумаги.
Пока Левин читал, Костюкович размышлял: "Сказать ему или нет, что обе
жалобы, конечно, инспирированы, что написаны, как он уверен, не матерью
Зимина? Но где у него доказательства? Он не имеет права назвать тех, кого
подозревает, они легко отопрутся: скажут, что у них нет и не было
оснований обвинять Костюковича, что они испытывают к нему только уважение
и дружеское расположение, недавно даже обедать его приглашали в
гриль-бар". "А разве не так?" - "Приглашали с расчетом". - "С какой стати,
зачем!" - "Да, нам не очень приятно, что после смерти нашего товарища Марк
Григорьевич все еще копается в этом. Это верно. Да и мать Зимина
недовольна этим. Вот и вся наша корысть. Тут любезнейший Марк Григорьевич
загнул..."
- Ну что ж, бумага составлена нормально. Пусть этот Думич и возится:
доказательств, что ты невиновен, нет, кроме твоих слов, но и у жалобщика,
как я понимаю, тоже одни слова. Есть категория дел особенно ненавистных
следователям: заказные убийства, дела об изнасиловании и подобные твоему.
Работы сейчас в прокуратурах по горло: захлебываются, есть дела покруче,
которые надо разматывать немедленно, в срок, а с твоим можно и погодить,
не горит. Вот так оно и будет, увидишь. В данном случае время - твой
союзник. Так что относи следователю эту писульку, не нервничай, работай
спокойно, чтоб у тебя опять кто-нибудь не помер, - сказал Левин.
- Спасибо, Ефим Захарович.
- Пожалуйста, доктор. Кстати, у меня к тебе есть тоже
профессиональный вопрос, - Левин вышел в другую комнату и вернулся, держа
в руке небольшой зеленый туб, который Михальченко на пару дней взял в
информационном отделе "Фармации". - Какое-то лекарство, показывал жене, но
она с таким не сталкивалась. Посмотри и растолкуй мне, аннотация внутри.
Костюкович открыл туб, в котором оказались маленькие таблетки, там же
аннотация, он развернул листок.
- Это довольно мощный препарат. Сейчас такой только за валюту купишь,
- он вложил листок на место, закрыл туб. - Решили попринимать? Кто
порекомендовал? В связи с чем?
- Объясни мне подробней, с чем это едят?
- Мы в невропатологии редко этим пользуемся. Но вообще в клинической
практике он применяется довольно широко; оказывает стимулирующее влияние
на синтез белка в организме.
- А конкретней?
- Стимулирует вес, улучшает общее состояние, при заболеваниях, когда
организм истощен, назначают в предоперационном и послеоперационном
периодах. Пользуются им в гинекологии и в кардиологии. В общем, это
препарат широкого спектра.
- Значит, не наркотик?
- Нет, нет... Вы можете дать мне его на один день, хочу показать
коллегам в больнице? Похоже, это - новинка.
- Но только на один день, Марк. Мне срочно надо вернуть. Это приятель
достал себе, попросил, чтоб я показал жене, она все-таки опытный провизор.
- Чем он болен, ваш приятель?
- Перенес инфаркт.
- Пусть с лечащим врачом тоже посоветуется, - заметил Костюкович. -
Препарат сильный...

Вернувшись к себе, Костюкович еще раз прочитал черновую копию своей
объяснительной записки, исправил несколько фраз, сделав их пригодными для
прокуратуры, открыл пишущую машинку и начал печатать. Через какое-то время
вошла сестра.
- Я затеяла маленькую постирушку, дай мне твои грязные сорочки. Я
воротники постираю вручную, - сказала она.
- Брось ты мучить руки, сунь в машину, ничего с этими сорочками не
сделается... Возьми, они в правом шкафу, все на одной вешалке.
- Ты, конечно, крупный специалист прачечных наук, но не лезь в
бабские дела... Что это? Где ты взял? - она указала на зеленый туб,
стоявший на письменном столе.
- У Ефима Захаровича. Это западногерманский. Хочу показать ребятам в
больнице.
- Чем он интересен?
- Посмотри, по сколько он миллиграммов! Такого я еще не встречал!..
Умеют немцы делать!
- Я видела на днях такой же у Погоса.
- Тоже достал? Ну, ему сам Бог велел, это, кажется, его хобби?
В другой комнате зазвонил телефон. Ирина вышла, затем крикнула
оттуда:
- Марик, тебя! Нежный женский голосок, обрадуешься.
- Марк? Здравствуйте. Это Каширгова, - услышал он, взяв трубку.
- Вы же на курсах в Киеве, Сажи!
- Я приехала на субботу и воскресенье. Есть неотложные дела по
дому... Тут, говорят, кое-какие новости появились за время моего
отсутствия? Я позвонила коллеге из отделения, чтоб узнать, как там у них
дела, а он мне и выложил: кража из архива, главный вызывал его и
допрашивал о наших с вами отношениях. Что вообще произошло? Если вы
свободны, подъезжайте ко мне, поговорим.
- Кое-что произошло. Но лучше, если мы встретимся где-нибудь в
городе, - сказал он.
- Давайте тогда в сквере напротив агентства "Аэрофлота". Это мне
удобней всего, близко от дома. Когда вы сможете?
- Минут через двадцать.
- Договорились, - она положила трубку.
Он обрадовался этому звонку, тому, что увидит Сажи, что сможет ей все
рассказать и посоветоваться.

Сидя в сквере на скамье, он ждал ее появления из переулка,
всматривался в его глубину. Ему хотелось увидеть ее еще издали и
наблюдать, как она идет. Но Сажи появилась с другой стороны, неожиданно, и
когда она возникла перед ним, Костюкович даже растерялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19