Он хотел — и не мог. Не мог оставить охоту незаконченной. Не мог забыть о долге.
— Не могу, — сказал чиновник. — Мне поручили дело, мне доверяют, я не. могу обмануть людей. Вот разберусь сперва с Грегорьяном и тогда уж…
— Да? Ну и прекрасно. — Ундина сунула ноги в сапожки. Великолепная иносистемная обувь сама собой плотно обтянула щиколотки и икры. — Извини, пожалуйста, но я тороплюсь.
— Не надо так, Ундина.
Ундина надела и застегнула ярко расшитую куртку.
— Мне нужен один день. В крайнем случае — два. Скажи мне, куда ты едешь, и я тебя найду. И тогда — делай со мной что хочешь.
Ундина отступила на шаг и смерила чиновника презрительным взглядом.
— Все мужики идиоты. — В голосе ее звенела ярость. — Да ты и сам, наверное, это заметил.
Не глядя, она подобрала с полу шаль, сброшенную несколько часов назад, накинула ее на плечи, завязала.
— Я не терплю всяких там отговорок и дополнительных условий. Да — нет, только так можно отвечать на мои предложения.
Ундина подошла к двери.
— И предложения эти не повторяются.
Она ушла.
Чиновник присел на край кровати. Ему показалось, что простыни сохранили запах ее духов. Было очень поздно, но снизу все еще доносились крики и смех — двойники, привыкшие жить по внепла-нетному времени, продолжали веселиться.
Чиновник немного посидел и заплакал.
12. СТАРОЕ ШОССЕ
Ты как пыльным мешком стукнутый. Негромкий рокот двигателей напоминал сытое кошачье мурлыканье, флаер летел на юг. Сиденья были глубокие и мягкие, как в ложе оперного театра. Через некоторое время Чу повторила попытку.
— Сколько я понимаю, ты провел эту ночь в приятной компании. Могу только позавидовать.
Чиновник героически смотрел вперед.
— Не хочешь говорить и не надо, как-нибудь перетопчемся. — Чу сложила руки на груди и откинулась на спинку. — Я проторчала в этой хреновине всю ночь без никого, не с кем было словом переброситься — проторчу еще и утро, что со мной сделается.
Тауэр-Хилл остался далеко позади, превратился в маленькое неразборчивое пятнышко. Серые облака соскальзывали с Пидмонта и неслись к Океану над лесами, багровыми, как кровоподтек. Лес кишел бегемотами. Чувствуя непонятный, непреодолимый зов, они суетливо вылезали из грязных нор и слонялись по лесу, чудовищно раздутые от детенышей, которые родятся только после их смерти, в щепки разносили деревья. Дикие твари, встревоженные и обреченные.
Роль пилота исполнял чемодан — чиновник подключил его прямо к органам управления в обход автономной системы. С чемоданом и надежнее, и проще — поправки к курсу можно вводить голосом, безо всяких там кнопок-ручек. Бегемоты валили лес абсолютно бесшумно — двойной, с вакуумной прослойкой фонарь задерживал все внешние звуки, в кабине слышались только убаюкивающее мурлыканье двигателей да негромкое гудение аппаратуры.
И вдруг Чу, пребывавшая все это время в сонном оцепенении, встряхнулась, ударила ладонью по приборной доске и рявкнула:
— А это еще что такое — там, внизу?
— Геданк, — сообщил флаер. — Прибрежный поселок, пристань, сто двадцать три жителя. Самый восточный из региональных эвакоцентров для…
— Да знаю я этот Геданк! А вот что мы здесь забыли? Мы же летим обратным курсом. — Чу крутила головой, пытаясь сориентироваться. — Мы же летим на север! Как это вышло? Почему мы снова над рекой?
С высоты плывущий по реке телятник казался игрушечным корабликом, эвакуаторы, суетившиеся на палубе, — маленькими черными жучками. К югу от поселка виднелись жалкие останки лагеря для переселенцев. Вяло хлопала по земле сорванная с кольев палатка, похожая сейчас на какое-то издыхающее чудовище. Рядом с пристанью — прямоугольные загоны, битком набитые переселенцами. По сходням на телятник течет тоненькая людская струйка — ну как же, ведь каждого несчастного нужно проверить и записать.
— Заходи на посадку, — скомандовал чиновник. — Ну, скажем, на то поле с дынями, к западу от поселка.
Флаер широко расправил крылья, выкинул тормозные парашютики и начал снижаться.
Как только его колеса коснулись земли, белесые дыни внезапно вытянулись, выпустили крохотные лапки и бросились врассыпную, не дав даже толком себя рассмотреть. На поле не осталось ничего, кроме пожухлой травы; скоро эту траву будут щипать рыбы. Вдали виднелись покосившиеся навесы и обшарпанный, с провалившейся крышей и черным проемом вместо двери сарай. Все готово к приему новых жильцов, подводных фермеров или водяных мышей, кого уж там пошлют боги прилива. Фонарь мягко ушел назад, спрятался в корпусе флаера.
И сразу в кабину ворвался ветер, налетавший, казалось, одновременно со всех сторон. Воздух резвился, как веселый лопоухий щенок.
— Ну и? — повернулась Чу.
Чиновник извлек из чемодана тонкую металлическую трубку. Подкинул ее в руке и направил на Чу.
— Мотай отсюда.
— Чего-о-о?
— Тебе, полагаю, приходилось видеть такую штуку. И ты хочешь, чтобы я ее применил. Вылезай.
Чу посмотрела на блестящий, совсем безобидный с виду предмет, на крохотное, словно от укола иголкой, отверстие, направленное прямо ей в сердце, затем перевела взгляд на непроницаемую маску чиновника. Короткий удар костяшками пальцев, и флаер распахнул боковую дверцу. Чу выбралась наружу.
— Сколько я понимаю, ты не намерен объяснить мне, в чем дело?
— Я полечу на Арарат без тебя. Ветер дул Чу прямо в лицо, немилосердно трепал жесткие, как иглы дикобраза, волосы.
— А я-то думала, мы с тобой подружились.
На лице лейтенанта внутренней безопасности, решительном и некрасивом, не было ни малейших следов обиды — только искреннее недоумение.
— Подружились, — передразнил чиновник. — Продаться Грегорьяну, делать по его заданию подлости, докладывать о каждом моем шаге, а потом… Нет, какую же надо иметь наглость, чтобы после всего этого говорить о дружбе.
Чу застыла, каменный островок среди бушующего океана травы.
— Давно ты это знаешь? — И ведь никакой в голосе вины, никакого раскаяния — только удивление и любопытство.
— С тех пор, как Минтучян украл мой чемодан. В черных, узко прищуренных от ветра глазах — полное непонимание.
— Я знал, что отраву эту накапал мне кто-то из вас двоих. Сперва я грешил на Минтучяна. Но он — просто мелкий жулик, член шайки, подделывавшей археологические находки. И даже там он был на третьих ролях — отвозил товар в Порт-Ричмонд.
Он украл чемодан, чтобы возобновить промысел. Но грегорьяновские громилы успели уже убедиться, что чемоданчик мой не так-то и прост, все норовит сбежать и вернуться к хозяину. Минтучян этого не знал. Следовательно, он не работает на Грегорьяна. Следовательно, искомый предатель не он, а ты.
— Вот же мать твою! — Чу раздраженно сплюнула, зашагала прочь, но тут же остановилась и обернулась.
— Послушай, ты ведь совершенно незнаком с местной обстановкой и…
— Придумай что-нибудь новенькое. I
— Да ты же не дослушал меня до конца! Я… Слушай, ну что мы с тобой так разговариваем. Растряси немного свою задницу, выбирайся из флаера, становись напротив, обсудим все в нормальной обстановке — глядя друг другу в глаза и без крика.
Чиновник слегка повел металлической трубкой.
— Не то у тебя положение, чтобы ставить какие-то условия.
— Ну так пристрели меня. Пристрели или поговорим — или одно, или другое.
Ишь как глазками-то сверкает, подбородок выпятила. Чиновник обреченно вздохнул и вылез на землю.
— Хорошо. Говори. Ну что ты можешь мне сказать?
— Что надо, то и скажу. Согласна, я и вправду брала у Грегорьяна деньги. А что тут удивительного, я же в самый первый день сказала тебе, что все планетные правоохранительные органы насквозь продажны. И опять же неудивительно — ведь моего жалованья не хватает даже на оперативные расходы! Молчаливо предполагается, что мы зарабатываем себе на хлеб, приторговывая служебными тайнами, выполняя поручения противника. А если кто шибко принципиальный, так ищи себе другое занятие или подыхай с голоду.
— Приготовься к взлету, — сказал чиновник флаеру. Его мутило от отвращения, хотелось поскорее закончить бессмысленный разговор и взмыть к облакам, подальше от человеческой грязи. Судя по всему, эти чувства отчетливо отразились на его лице.
— Ты полный идиот! — торопливо заговорила Чу. — Если бы не я, Грегорьян сто раз бы тебя убил. Ну, подкинула я тебе в постельку пару дохлых ворон — тоже мне большое дело. Я не делала ничего такого, чего не сделал бы на моем месте каждый оперативник. Да что там, чуть не каждый из наших согласился бы оказать Грегорьяну гораздо большие услуги. Знаешь, почему ты до сих пор не убит? Я убедила Грегорьяна, что в этом нет никакой необходимости, вот почему. Без меня ты не вернешься из Арарата.
— А с тобой вернусь?
— Не забывай, — гордо вскинулась Чу, — что я офицер. Я вытащила бы тебя оттуда живым. Слушай меня внимательно. Ты схватился за совершенно непосильную для себя задачу. Или возьми меня с собой, или вообще не лети в Арарат. С Грегорьяном ты не договоришься и не справишься. Это же псих, человеконенавистник. Так бы он думал, что я у него на подхвате, и мы бы с тобой его взяли. Но в одиночку? У тебя нет и одного шанса на миллион.
— Весьма благодарен вам за рекомендации и сердечную заботу.
— Да кончай ты эту… — Чу замолкла и прислушалась. — Что там у них происходит?
Со стороны реки доносились голоса. Расстояние приглушало выкрики, команды и проклятия, смешивало Их в ровное, однородное гудение. Чиновник обернулся.
Внизу на пристани разгоралось настоящее сражение. Толпа переселенцев смела загородки и теперь теснила отступающих солдат. Мелькали дубинки, во все нарастающий ропот врывались жесткие звуки ударов, треск ломающегося дерева.
— Вот же придурки, — вздохнула Чу.
— Так в чем там дело?
— Они вывели людей слишком рано, упаковали их в загоны слишком плотно, обращались с ними слишком грубо, ничего им не объясняли. Хрестоматийный пример непреднамеренной провокации беспорядков. При таких условиях вспышка почти неизбежна, ее может вызвать любая мелочь — расшибленная голова, дурацкий слух, да хоть просто кто-то нечаянно пихнет соседа локтем. — Чу задумчиво постучала себя пальцем по подбородку. — Да, зуб даю, так у них и вышло.
Телятник спешно отваливал от пристани, команда явно хотела избежать беспорядков на борту. Отчаявшиеся люди прыгали следом; по большей части они падали в воду, тех же, кому удавалось вскочить на отплывающий корабль, сталкивали в воду матросы. Отступившие эвакуаторы перегруппировались под укрытием каких-то сараев. Сверху все было видно как на ладони, движения людей казались медленными, даже ленивыми. Понаблюдав за происходящим с минуту, Чу решительно расправила плечи.
— Долг зовет. Придется тебе гробить себя в одиночку, без моей помощи. Нужно сбегать вниз, выручить этих раздолбаев. Ну так что? — Она протянула чиновнику руку. — Без обид?
Чиновник мялся в нерешительности. Вся его злость, все недавнее напряжение куда-то исчезли. Он переложил трубку в левую руку и пожал узкую твердую ладонь.
Перед продолжавшей наступать толпой вспыхнули плотные шарики грязно-оранжевого дыма — эвакуаторы применили смирительные гранаты; ровный, почти мирный гул голосов резко взмыл, превратился в угрожающий рев. Мысль о том, чтобы спуститься туда, по своей доброй воле, приводила чиновника в ужас.
— А тебе не понадобится помощь? У меня не очень много времени, но если…
— Тебя учили подавлять беспорядки?
— Нет.
— Ну и гуляй.
Чу вытащила из кармана сигару, направилась было вниз, но тут же обернулась:
— Не забыть бы поставить свечку. За упокой твоей души.
Она смотрела на чиновника и не двигалась, словно не желая порвать последнюю ниточку.
Чиновник понимал, что нужно что-то сделать, что необходим какой-то жест. Что другой на его месте догнал бы Чу, облапил бы ее на прощание…
— Передай привет этому самому твоему супругу. Скажи ему, что я сказал, что ты очень хорошая и послушная девочка — пока спишь зубами к стенке.
— Сучий ты кот.
Чу коротко улыбнулась, сплюнула и ушла.
Флаер снова летел на юг.
— Так что, нужен тебе еще этот карандашик? — поинтересовался чемодан.
Чиновник недоуменно взглянул на металлическую трубку, пожал плечами и закинул ее в чемодан. Он немного поворочался, устраиваясь в кресле поудобнее. Болели плечи, дико гудела голова.
— Как будет город, скажешь.
Они летели над заброшенными полями, безжизненными поселками, дорогами, по которым никто не ходил и не ездил. Эвакослужба прочесала эту землю под гребенку, оставив после себя только блокпосты, брошенные грузовики и огромные, абсолютно невразумительные знаки, ярко намалеванные на дорожном полотне и крышах. Потом пошли болота, следы человеческой деятельности стали попадаться все реже и в конце концов совсем исчезли.
— Начальник? Тут с тобой хотят поговорить.
Чиновник пребывал в том неопределенном состоянии, когда сны пытаются выплыть на поверхность, но никак не могут. И слава Богу, что не могут. Голос чемодана вытащил его из дремотного болота:
— Это еще что?
— В мозгу флаера висит какая-то посторонняя программа — нечто вроде квазиавтономного конструкта. Не то чтобы совсем агент, но независимости побольше, чем у обычных интерактивников. Проявилась и возжелала с тобой побеседовать.
— Выпускай.
— Привет, ублюдок. — Вместо обычной деловой скороговорки флаера — злобный, преувеличенно жизнерадостный голос. — Надеюсь, я ни от чего тебя не оторвал.
У чиновника перехватило дыхание, волосы на затылке зашевелились.
— Вейлер! Ты же умер.
— Да. И самое паскудное, что я умер из-за такого, как ты, ничтожества. Из-за тебя, который и представить себе не может всего богатства утраченной мной жизни. Из-за полного идиота, осмелившегося путаться у волшебника под ногами.
Над головой проплывали тучи, темные и четко очерченные.
— Можешь переадресовать все свои претензии Грегорьяну, ведь это он…
Чиновник оборвал себя на полуслове. Какой смысл вступать в дискуссии с записанным в машинной памяти огрызком личности умершего человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35