https://wodolei.ru/catalog/installation/bochki/
Человек общей с местным населением культуры.
— Из этого совсем не следует, что этот гипотетический человек должен быть тобой.
— А кому еще мог я довериться? — беспомощно развел руками Корда. — Ты подумай сам — ну кому еще мог я довериться?
Чиновник взглянул ему в глаза, помолчал несколько секунд, а затем подтолкнул коробку вперед.
Корда буквально сорвал крышку — и застыл с перекошенным от ужаса лицом.
— Что же ты стесняешься? — Чиновника захлестнула волна обжигающей ярости. — Ты же этого хотел, именно этого. Вот оно, твое окончательное, неопровержимое доказательство.
Он сунул руку в коробку и вытащил за волосы отрубленную голову. Два ближайшие двойника отставили свои воображаемые стаканы. Затем необычная сцена привлекла внимание тех, кто сидел подальше. Вскоре глаза всех присутствующих были прикованы к страшному предмету, в зале воцарилась гробовая тишина.
Чиновник швырнул голову на стойку.
Неестественно бледная кожа, у человека такой не бывает. И носа, чтобы такой длинный, не бывает. Безгубый рот, огромные, чересчур зеленые глаза. Чиновник провел рукой по щеке, мышцы рефлекторно дернулись, меняя форму лица. Глаза Корды расширились, его рот беззвучно открывался и закрывался.
Чиновник повернулся и ушел.
Сквозь открытую дверь виднелась полоска заката. Последние денечки, последние денечки, пройдут они, как дым, и не вернутся вновь, — горланили, обняв друг друга за плечи и раскачиваясь в такт, двойники.
— Извините, сэр, — вежливо пробормотал рассыльный, — но вас желает видеть некая дама, присутствующая здесь лично. Она утверждает, что имеет к вам очень важное дело.
«Эсме, Эсме, — с тоской подумал чиновник. — Ну когда же ты кончишь всю эту бодягу?» Его подмывало смыться безо всяких ненужных, ни к чему не ведущих разговоров.
— Хорошо. Проводите меня.
Робот доставил его на лифте к открытой двери номера, расположенного прямо под сферическим куполом башни, и удалился. Фантастически огромная комната, освещенная мягко фосфоресцирующими стенами, резная, ручной работы мебель, необъятных размеров кровать — чиновник никак не ожидал увидеть ничего подобного. Он шагнул через порог.
— Хелло?
Справа, очень далеко, открылась дверь. Эту женщину чиновник тоже никак не ожидал увидеть. Он не мог пошевелить языком.
— Ну как, тренировался? — улыбнулась Ундина. — Поддерживал форму?
Чиновника бросило в краску. Он попытался что-то сказать — и снова не смог. Тогда он взял ее за руку. Он вцепился в эту руку не как любовник, а как утопающий. Он знал, что стоит отпустить Ундину — и она тут же растворится в воздухе. Ее лицо — гордое, прекрасное и насмешливое — заполнило весь мир. Неожиданно чиновник понял, что совсем не знает эту женщину — и никогда не знал.
— Иди ко мне, — сказал он наконец. И она к нему пришла.
— Подожди, не кончай. Я хочу тебя кое-чему научить.
Чиновник снова находился в странном, знакомом уже по прошлому состоянии; голова его была кристально ясной, но говорить не хотелось. Он отстранился от Ундины и кивнул.
Ундина сложила ладони, показала чиновнику узкую щель, образовавшуюся между их краями, возле запястий.
— Это — мудра вагины. А вот это, — она поставила на левую ладонь правый кулак с вытянутым вверх большим пальцем, — мудра пениса. Теперь, — не убирая большого пальца, она опустила кулак, разогнула мизинец и ввела его в себя, — я превратила себя в гермафродита. Ты принимаешь меня как свою богиню?
— Если передо мной всего два варианта — либо принимаю, либо ты уходишь, — то, как мне кажется…
— Господи, как же ты любишь чесать языком! Скажи просто «да».
— Да.
— Вот и прекрасно. Цель сегодняшнего урока: ты узнаешь, что ощущаю я, когда мы занимаемся любовью. Урок совсем простой. И ты ведь хочешь понимать меня, правда? Тогда ты должен поставить себя на мое место. Я не буду делать ничего такого, чего ты не должен делать со мной. Это же.будет честно, правда?
Она потрепала чиновника по голове, нежно погладила по щеке.
— Господи, — сказала Ундина, — как же мой член истосковался по твоему рту.
Чиновник неуверенно нагнулся и сжал губами ее большой палец.
— Ну зачем же так сразу, резко? Разве я бросаюсь на тебя, как на кусок колбасы? Приближайся к нему медленно. Соблазняй его. Для начала полижи мои бедра, здесь, изнутри. Так. Теперь поцелуй яйца — правильно, это согнутые пальцы. Нежно, осторожно. Пробеги по ним кончиком языка, потом слегка пососи. Да, так, очень хорошо. — Ундина выгнула спину, высоко подняв груди. Ее глаза закрылись. Вторая, свободная, рука вцепилась чиновнику в волосы. — Да! Теперь пройди языком по стеблю, снизу вверх. Да. Можешь придерживать его рукой. Правильно, только помедленнее. О-о-о! И по бокам, по бокам тоже. Как же мне хорошо! А теперь приспусти покров, открой кончик. Оближи его, слегка, чуть дотрагиваясь. Дразни меня, да, дразни. Ох, Господи! Знаешь, зачем ты родилась на свет? Чтобы доставить блаженство моему члену, а если кто-нибудь скажет тебе другое — не верь. Теперь глубже. Возьми в рот больше и вверх-вниз, медленными, размеренными движениями. И языком, языком. М-м-м! — Ундина начала двигаться тоже. Она облизнула губы. — Бери его обеими руками. Да. Быстрее. Быстрее!
Ундина рванула чиновника за волосы, впилась в его губы своими:
— Господи, я больше не выдержу! Я хочу тебя! — Она отодвинулась от чиновника, повернула его спиной к себе. — Садись ко мне на колени, медленно. Я направлю его внутрь.
— Что?!
— Доверься мне. — Горячие губы Ундины метались по его спине, по бокам; она обняла чиновника, гладила его по животу, играла с сосками: — Моя маленькая, моя маленькая девочка. Мой член хочет войти в тебя, войти глубоко, до самого конца. — Она медленно опускала чиновника себе на колени. Большой палец коснулся ануса, скользнул внутрь. Груди Ундины крепко прижимались к спине чиновника. — Ну что, разве тебе плохо?
— Нет, — признал чиновник.
— Вот и прекрасно. Теперь, маленькая, двигайся вверх-вниз, вверх-вниз, вот так, правильно. Не торопись, не торопись — ночь еще очень длинная.
Когда они вышли на балкон проветриться, была уже ночь. Снизу доносились взрывы смеха — там, среди сотен бумажных фонариков, весело отплясывали двойники. Но чиновник смотрел в небо. Бледная призрачная арка колец, алмазная россыпь городов, а дальше — звезды.
— Научи меня, как называются черные созвездия, — попросил он.
Ундина стояла рядом. Ее тело блестело от пота, никак не желавшего испаряться в душном ночном воздухе. Чиновнику было абсолютно безразлично — видит их сейчас кто-нибудь или нет.
— Интересно, — поразилась Ундина, — где это ты узнал про черные созвездия?
— Да так, случайно.
Живот чиновника прижимался к холодным перилам, правое бедро — к теплому бедру Ундины. Чиновник погладил гладкую, скользкую спину.
— Вот это, там, чуть пониже Южной звезды, — оно еще похоже на какое-то животное. Как оно называется?
— Это созвездие Пантеры. — В голосе Ундины появились интонации учительницы младших классов. — Это женский знак, символ жажды духовных познаний, используемый во многих ритуалах.
— А вот это, вверху?
— Голем. Это мужской знак.
— А вон то, похожее на летящую птицу?
— Ворон. Это Ворон. Чиновник замолк.
— Тебя интересует, как Грегорьян меня купил. Хочешь, я расскажу, чем он со мной расплатился?
— Нет, — покачал головой чиновник, — я ничего не знаю и знать не хочу. И все-таки я должен спросить.
Ундина подняла правую руку, сделала еле уловимое движение.
Адамантиновый браслет упал.
Она ловко поймала его в воздухе, поднесла к запястью и снова защелкнула.
— У Грегорьяна есть плазменный резак. Подношение одного из этих жутких стариков, клиентов, в оплату за будущие услуги. Резаки находятся на строжайшем учете, но чего только не сделает человек за хоть вот такусенький шанс обеспечить себе вечную жизнь.
— И это все, что ты получила? Возможность избежать учета?
— Ты забываешь, что и я для него ничего особенного не сделала — только передала тебе послание. Грегорьян хотел, чтобы я посоветовала тебе с ним не связываться. Не слишком серьезное задание. И я, — улыбнулась Ундина, — выполнила это задание самым приятным для тебя способом.
— Он прислал мне руку. — На чиновника накатило воспоминание о пережитом ужасе. — Женскую руку. Он дал мне понять, что ты утонула.
— Знаю, — кивнула Ундина. — Точнее говоря — недавно узнала. — Огромные зеленые глаза смотрели с обезоруживающей искренностью и прямотой. — Ну что ж, самое время приносить извинения. Я пришла, чтобы извиниться за две вещи. За то, что Грегорьян убедил тебя в моей смерти, и за неприятности, причиненные тебе Минтучяном. Об этом я тоже только что узнала.
— Минтучян? — удивленно переспросил чиновник. — А он-то тут при чем?
— Это длинная история, но я постараюсь изложить ее покороче. У мадам Кампаспе, которая учила Грегорьяна и меня, было много способов зарабатывать деньги. Некоторые из них ты бы не одобрил — мадам имела свои моральные принципы, сильно отличающиеся от общепринятых, она сама решала, что хорошо, а что плохо. Когда-то, очень давно, к ней в руки попал чемодан, в точности такой же, как у тебя. Мадам подумала-подумала и занялась производством всякой археологической мелочи для продажи коллекционерам.
— Шайка из Клей-Бэнка!
— Совершенно верно. У нее была целая организация — человек, приставленный к чемодану, агенты, раскидывавшие подделки по бутикам Внутреннего крута, — и Минтучян, вывозивший продукцию из Приливных Земель. С такими организациями всегда возникает одна и та же проблема — рядовые члены привыкают жить чужим умом и проникаются уверенностью, что с ними вечно будут нянчиться. Поэтому, когда мадам Кампаспе уехала, а чемодан сгорел, они прибежали ко мне. Чтобы спросить — как же быть дальше.
А я-то тут при чем? Но они словно не слышали этого вопроса, они хотели, чтобы кто-нибудь сказал им, что делать и что думать, когда вдыхать и когда выдыхать. Они не понимали, что у меня нет ни малейшего желания вытирать им сопли. Отвязаться от них было невозможно, и я решила исчезнуть. Утонуть — по примеру мадам Кампаспе.
Мы с Грегорьяном разбирали вещи, доставшиеся мне по наследству от мадам. Когда я упомянула о своих планах, он вызвался организовать детали инсценировки, за очень скромную цену, но не совсем бесплатно — иначе я бы сразу заподозрила неладное. Он достал в северных биолабораториях клонированную руку, обработал ее под руку утопленницы и нанес татуировки. Правду говоря, я очень обрадовалась, что нашелся добрый человек, освободивший меня ото всей этой скучной возни. Ведьмы всегда крутятся как заведенные, такая уж суматошная профессия. Какое-то время я отсутствовала и очень нескоро узнала о твоих неприятностях. Все это чистая правда. Ну как, простишь?
Чиновник обнял Ундину и не выпускал ее несколько минут, потом они вернулись в комнату.
В следующий раз они вышли на балкон одетыми — воздух стал прохладным.
— Ты знаешь черные созвездия, — сказала Ундина, — и яркие. А можешь ты соединить их в одно?
— Одно?
— Все звезды образуют одно-единственное созвездие. Давай я тебе покажу. Начнем откуда угодно — ну, скажем, с Овна. Проследи за ним, а потом перепрыгивай к следующему созвездию — они являются частями общей, более крупной структуры. Проследи за этим, и ты доберешься до…
— До Космонавта! Да, я вижу.
— Теперь, не забывая о них, рассмотри и черные созвездия — они тоже перетекают друг в друга, образуя вторую непрерывную структуру. Видишь? Следи за моим пальцем — петля вверх, потом вниз я сюда. Видишь? Не обращай внимания на кольца и луны, они эфемеричны. Вот, следи за пальцем. Теперь мы изучили половину неба.
Ты провел большую часть жизни вне планеты, а потому должен быть знаком с обоими полушариями неба, и с северным, и с южным. Соедини их мысленно — одно ты видишь, а другое можешь вспомнить. Они образуют…
И вдруг чиновник увидел. Две переплетенные змеи, одна — сотканная из света, другая — из тьмы. Их кольца заполняли всю сферу. В небе, прямо над головой, светлая змея пожирала хвост темной. Где-то там, под ногами, темная змея пожирала хвост светлой. Свет, поглощающий тьму, поглощающую свет. Вот она, структура. Так было и будет, ныне, и присно, и во веки веков.
Чиновник был потрясен. Всю свою жизнь он прожил внутри одного созвездия, тысячи раз пристально разглядывая его отдельные проявления, — и даже об этом не подозревал. И если от него укрылось нечто настолько очевидное и всеобъемлющее — что еще мог он проглядеть?
— Змеи! — прошептал чиновник. — Боже, в небе полно змей!
Ундина порывисто его обняла.
— Молодец! Жаль, не попался ты мне пораньше, молодым. Из тебя мог получиться настоящий волшебник!
— Ундина, — сказал чиновник. — Что ты будешь делать дальше?
Ундина вздрогнула, секунду помолчала.
— Утром я улетаю на Архипелаг. — Она говорила спокойно, без прежнего ликования, — Сейчас он как раз пробуждается, оживает. В продолжение всего Великого лета Архипелаг — сонное буколическое захолустье, где ничего и никогда не происходит, но сейчас на него словно брызнули живой водой. Люди поднимаются в горы, к самым дворцам, строят из чего попало хибары, размалевывают их такими красками, что глазам больно. Тебе бы понравилось. Музыка, танцы на улицах. Пей местное вино и дрыхни себе до полудня.
Чиновник попробовал себе представить такую картину и не смог, и пожалел, что не может.
— Да, интересно.
Он старался говорить равнодушно и тоже не смог — равнодушие получилось деланным, фальшивым .
— Поехали со мной, — сказала Ундина. — Брось ты свои летающие миры. Я научу тебя самым фантастическим вещам. Ты испытывал когда-нибудь оргазм, длящийся три дня подряд, без передышки? Я тебя научу. Ты беседовал когда-нибудь с Богом? Думаю, Он не откажет, Он же помнит, что за Ним остался небольшой должок.
— А Грегорьян?
— Плюнь на Грегорьяна. — Ундина крепко, до боли, обняла чиновника. — Я покажу тебе полночное солнце.
Чиновник болезненно ощутил в себе некий негнущийся, холодный и жесткий, стержень, не позволявший ему поддаться уговорам Ундины улететь вместе с ней на сказочные блаженные острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
— Из этого совсем не следует, что этот гипотетический человек должен быть тобой.
— А кому еще мог я довериться? — беспомощно развел руками Корда. — Ты подумай сам — ну кому еще мог я довериться?
Чиновник взглянул ему в глаза, помолчал несколько секунд, а затем подтолкнул коробку вперед.
Корда буквально сорвал крышку — и застыл с перекошенным от ужаса лицом.
— Что же ты стесняешься? — Чиновника захлестнула волна обжигающей ярости. — Ты же этого хотел, именно этого. Вот оно, твое окончательное, неопровержимое доказательство.
Он сунул руку в коробку и вытащил за волосы отрубленную голову. Два ближайшие двойника отставили свои воображаемые стаканы. Затем необычная сцена привлекла внимание тех, кто сидел подальше. Вскоре глаза всех присутствующих были прикованы к страшному предмету, в зале воцарилась гробовая тишина.
Чиновник швырнул голову на стойку.
Неестественно бледная кожа, у человека такой не бывает. И носа, чтобы такой длинный, не бывает. Безгубый рот, огромные, чересчур зеленые глаза. Чиновник провел рукой по щеке, мышцы рефлекторно дернулись, меняя форму лица. Глаза Корды расширились, его рот беззвучно открывался и закрывался.
Чиновник повернулся и ушел.
Сквозь открытую дверь виднелась полоска заката. Последние денечки, последние денечки, пройдут они, как дым, и не вернутся вновь, — горланили, обняв друг друга за плечи и раскачиваясь в такт, двойники.
— Извините, сэр, — вежливо пробормотал рассыльный, — но вас желает видеть некая дама, присутствующая здесь лично. Она утверждает, что имеет к вам очень важное дело.
«Эсме, Эсме, — с тоской подумал чиновник. — Ну когда же ты кончишь всю эту бодягу?» Его подмывало смыться безо всяких ненужных, ни к чему не ведущих разговоров.
— Хорошо. Проводите меня.
Робот доставил его на лифте к открытой двери номера, расположенного прямо под сферическим куполом башни, и удалился. Фантастически огромная комната, освещенная мягко фосфоресцирующими стенами, резная, ручной работы мебель, необъятных размеров кровать — чиновник никак не ожидал увидеть ничего подобного. Он шагнул через порог.
— Хелло?
Справа, очень далеко, открылась дверь. Эту женщину чиновник тоже никак не ожидал увидеть. Он не мог пошевелить языком.
— Ну как, тренировался? — улыбнулась Ундина. — Поддерживал форму?
Чиновника бросило в краску. Он попытался что-то сказать — и снова не смог. Тогда он взял ее за руку. Он вцепился в эту руку не как любовник, а как утопающий. Он знал, что стоит отпустить Ундину — и она тут же растворится в воздухе. Ее лицо — гордое, прекрасное и насмешливое — заполнило весь мир. Неожиданно чиновник понял, что совсем не знает эту женщину — и никогда не знал.
— Иди ко мне, — сказал он наконец. И она к нему пришла.
— Подожди, не кончай. Я хочу тебя кое-чему научить.
Чиновник снова находился в странном, знакомом уже по прошлому состоянии; голова его была кристально ясной, но говорить не хотелось. Он отстранился от Ундины и кивнул.
Ундина сложила ладони, показала чиновнику узкую щель, образовавшуюся между их краями, возле запястий.
— Это — мудра вагины. А вот это, — она поставила на левую ладонь правый кулак с вытянутым вверх большим пальцем, — мудра пениса. Теперь, — не убирая большого пальца, она опустила кулак, разогнула мизинец и ввела его в себя, — я превратила себя в гермафродита. Ты принимаешь меня как свою богиню?
— Если передо мной всего два варианта — либо принимаю, либо ты уходишь, — то, как мне кажется…
— Господи, как же ты любишь чесать языком! Скажи просто «да».
— Да.
— Вот и прекрасно. Цель сегодняшнего урока: ты узнаешь, что ощущаю я, когда мы занимаемся любовью. Урок совсем простой. И ты ведь хочешь понимать меня, правда? Тогда ты должен поставить себя на мое место. Я не буду делать ничего такого, чего ты не должен делать со мной. Это же.будет честно, правда?
Она потрепала чиновника по голове, нежно погладила по щеке.
— Господи, — сказала Ундина, — как же мой член истосковался по твоему рту.
Чиновник неуверенно нагнулся и сжал губами ее большой палец.
— Ну зачем же так сразу, резко? Разве я бросаюсь на тебя, как на кусок колбасы? Приближайся к нему медленно. Соблазняй его. Для начала полижи мои бедра, здесь, изнутри. Так. Теперь поцелуй яйца — правильно, это согнутые пальцы. Нежно, осторожно. Пробеги по ним кончиком языка, потом слегка пососи. Да, так, очень хорошо. — Ундина выгнула спину, высоко подняв груди. Ее глаза закрылись. Вторая, свободная, рука вцепилась чиновнику в волосы. — Да! Теперь пройди языком по стеблю, снизу вверх. Да. Можешь придерживать его рукой. Правильно, только помедленнее. О-о-о! И по бокам, по бокам тоже. Как же мне хорошо! А теперь приспусти покров, открой кончик. Оближи его, слегка, чуть дотрагиваясь. Дразни меня, да, дразни. Ох, Господи! Знаешь, зачем ты родилась на свет? Чтобы доставить блаженство моему члену, а если кто-нибудь скажет тебе другое — не верь. Теперь глубже. Возьми в рот больше и вверх-вниз, медленными, размеренными движениями. И языком, языком. М-м-м! — Ундина начала двигаться тоже. Она облизнула губы. — Бери его обеими руками. Да. Быстрее. Быстрее!
Ундина рванула чиновника за волосы, впилась в его губы своими:
— Господи, я больше не выдержу! Я хочу тебя! — Она отодвинулась от чиновника, повернула его спиной к себе. — Садись ко мне на колени, медленно. Я направлю его внутрь.
— Что?!
— Доверься мне. — Горячие губы Ундины метались по его спине, по бокам; она обняла чиновника, гладила его по животу, играла с сосками: — Моя маленькая, моя маленькая девочка. Мой член хочет войти в тебя, войти глубоко, до самого конца. — Она медленно опускала чиновника себе на колени. Большой палец коснулся ануса, скользнул внутрь. Груди Ундины крепко прижимались к спине чиновника. — Ну что, разве тебе плохо?
— Нет, — признал чиновник.
— Вот и прекрасно. Теперь, маленькая, двигайся вверх-вниз, вверх-вниз, вот так, правильно. Не торопись, не торопись — ночь еще очень длинная.
Когда они вышли на балкон проветриться, была уже ночь. Снизу доносились взрывы смеха — там, среди сотен бумажных фонариков, весело отплясывали двойники. Но чиновник смотрел в небо. Бледная призрачная арка колец, алмазная россыпь городов, а дальше — звезды.
— Научи меня, как называются черные созвездия, — попросил он.
Ундина стояла рядом. Ее тело блестело от пота, никак не желавшего испаряться в душном ночном воздухе. Чиновнику было абсолютно безразлично — видит их сейчас кто-нибудь или нет.
— Интересно, — поразилась Ундина, — где это ты узнал про черные созвездия?
— Да так, случайно.
Живот чиновника прижимался к холодным перилам, правое бедро — к теплому бедру Ундины. Чиновник погладил гладкую, скользкую спину.
— Вот это, там, чуть пониже Южной звезды, — оно еще похоже на какое-то животное. Как оно называется?
— Это созвездие Пантеры. — В голосе Ундины появились интонации учительницы младших классов. — Это женский знак, символ жажды духовных познаний, используемый во многих ритуалах.
— А вот это, вверху?
— Голем. Это мужской знак.
— А вон то, похожее на летящую птицу?
— Ворон. Это Ворон. Чиновник замолк.
— Тебя интересует, как Грегорьян меня купил. Хочешь, я расскажу, чем он со мной расплатился?
— Нет, — покачал головой чиновник, — я ничего не знаю и знать не хочу. И все-таки я должен спросить.
Ундина подняла правую руку, сделала еле уловимое движение.
Адамантиновый браслет упал.
Она ловко поймала его в воздухе, поднесла к запястью и снова защелкнула.
— У Грегорьяна есть плазменный резак. Подношение одного из этих жутких стариков, клиентов, в оплату за будущие услуги. Резаки находятся на строжайшем учете, но чего только не сделает человек за хоть вот такусенький шанс обеспечить себе вечную жизнь.
— И это все, что ты получила? Возможность избежать учета?
— Ты забываешь, что и я для него ничего особенного не сделала — только передала тебе послание. Грегорьян хотел, чтобы я посоветовала тебе с ним не связываться. Не слишком серьезное задание. И я, — улыбнулась Ундина, — выполнила это задание самым приятным для тебя способом.
— Он прислал мне руку. — На чиновника накатило воспоминание о пережитом ужасе. — Женскую руку. Он дал мне понять, что ты утонула.
— Знаю, — кивнула Ундина. — Точнее говоря — недавно узнала. — Огромные зеленые глаза смотрели с обезоруживающей искренностью и прямотой. — Ну что ж, самое время приносить извинения. Я пришла, чтобы извиниться за две вещи. За то, что Грегорьян убедил тебя в моей смерти, и за неприятности, причиненные тебе Минтучяном. Об этом я тоже только что узнала.
— Минтучян? — удивленно переспросил чиновник. — А он-то тут при чем?
— Это длинная история, но я постараюсь изложить ее покороче. У мадам Кампаспе, которая учила Грегорьяна и меня, было много способов зарабатывать деньги. Некоторые из них ты бы не одобрил — мадам имела свои моральные принципы, сильно отличающиеся от общепринятых, она сама решала, что хорошо, а что плохо. Когда-то, очень давно, к ней в руки попал чемодан, в точности такой же, как у тебя. Мадам подумала-подумала и занялась производством всякой археологической мелочи для продажи коллекционерам.
— Шайка из Клей-Бэнка!
— Совершенно верно. У нее была целая организация — человек, приставленный к чемодану, агенты, раскидывавшие подделки по бутикам Внутреннего крута, — и Минтучян, вывозивший продукцию из Приливных Земель. С такими организациями всегда возникает одна и та же проблема — рядовые члены привыкают жить чужим умом и проникаются уверенностью, что с ними вечно будут нянчиться. Поэтому, когда мадам Кампаспе уехала, а чемодан сгорел, они прибежали ко мне. Чтобы спросить — как же быть дальше.
А я-то тут при чем? Но они словно не слышали этого вопроса, они хотели, чтобы кто-нибудь сказал им, что делать и что думать, когда вдыхать и когда выдыхать. Они не понимали, что у меня нет ни малейшего желания вытирать им сопли. Отвязаться от них было невозможно, и я решила исчезнуть. Утонуть — по примеру мадам Кампаспе.
Мы с Грегорьяном разбирали вещи, доставшиеся мне по наследству от мадам. Когда я упомянула о своих планах, он вызвался организовать детали инсценировки, за очень скромную цену, но не совсем бесплатно — иначе я бы сразу заподозрила неладное. Он достал в северных биолабораториях клонированную руку, обработал ее под руку утопленницы и нанес татуировки. Правду говоря, я очень обрадовалась, что нашелся добрый человек, освободивший меня ото всей этой скучной возни. Ведьмы всегда крутятся как заведенные, такая уж суматошная профессия. Какое-то время я отсутствовала и очень нескоро узнала о твоих неприятностях. Все это чистая правда. Ну как, простишь?
Чиновник обнял Ундину и не выпускал ее несколько минут, потом они вернулись в комнату.
В следующий раз они вышли на балкон одетыми — воздух стал прохладным.
— Ты знаешь черные созвездия, — сказала Ундина, — и яркие. А можешь ты соединить их в одно?
— Одно?
— Все звезды образуют одно-единственное созвездие. Давай я тебе покажу. Начнем откуда угодно — ну, скажем, с Овна. Проследи за ним, а потом перепрыгивай к следующему созвездию — они являются частями общей, более крупной структуры. Проследи за этим, и ты доберешься до…
— До Космонавта! Да, я вижу.
— Теперь, не забывая о них, рассмотри и черные созвездия — они тоже перетекают друг в друга, образуя вторую непрерывную структуру. Видишь? Следи за моим пальцем — петля вверх, потом вниз я сюда. Видишь? Не обращай внимания на кольца и луны, они эфемеричны. Вот, следи за пальцем. Теперь мы изучили половину неба.
Ты провел большую часть жизни вне планеты, а потому должен быть знаком с обоими полушариями неба, и с северным, и с южным. Соедини их мысленно — одно ты видишь, а другое можешь вспомнить. Они образуют…
И вдруг чиновник увидел. Две переплетенные змеи, одна — сотканная из света, другая — из тьмы. Их кольца заполняли всю сферу. В небе, прямо над головой, светлая змея пожирала хвост темной. Где-то там, под ногами, темная змея пожирала хвост светлой. Свет, поглощающий тьму, поглощающую свет. Вот она, структура. Так было и будет, ныне, и присно, и во веки веков.
Чиновник был потрясен. Всю свою жизнь он прожил внутри одного созвездия, тысячи раз пристально разглядывая его отдельные проявления, — и даже об этом не подозревал. И если от него укрылось нечто настолько очевидное и всеобъемлющее — что еще мог он проглядеть?
— Змеи! — прошептал чиновник. — Боже, в небе полно змей!
Ундина порывисто его обняла.
— Молодец! Жаль, не попался ты мне пораньше, молодым. Из тебя мог получиться настоящий волшебник!
— Ундина, — сказал чиновник. — Что ты будешь делать дальше?
Ундина вздрогнула, секунду помолчала.
— Утром я улетаю на Архипелаг. — Она говорила спокойно, без прежнего ликования, — Сейчас он как раз пробуждается, оживает. В продолжение всего Великого лета Архипелаг — сонное буколическое захолустье, где ничего и никогда не происходит, но сейчас на него словно брызнули живой водой. Люди поднимаются в горы, к самым дворцам, строят из чего попало хибары, размалевывают их такими красками, что глазам больно. Тебе бы понравилось. Музыка, танцы на улицах. Пей местное вино и дрыхни себе до полудня.
Чиновник попробовал себе представить такую картину и не смог, и пожалел, что не может.
— Да, интересно.
Он старался говорить равнодушно и тоже не смог — равнодушие получилось деланным, фальшивым .
— Поехали со мной, — сказала Ундина. — Брось ты свои летающие миры. Я научу тебя самым фантастическим вещам. Ты испытывал когда-нибудь оргазм, длящийся три дня подряд, без передышки? Я тебя научу. Ты беседовал когда-нибудь с Богом? Думаю, Он не откажет, Он же помнит, что за Ним остался небольшой должок.
— А Грегорьян?
— Плюнь на Грегорьяна. — Ундина крепко, до боли, обняла чиновника. — Я покажу тебе полночное солнце.
Чиновник болезненно ощутил в себе некий негнущийся, холодный и жесткий, стержень, не позволявший ему поддаться уговорам Ундины улететь вместе с ней на сказочные блаженные острова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35