Вероятно, чтобы разделить ваши силы, индейцы предпримут ложную атаку со стороны перешейка, но этот пункт укреплен так сильно, что едва ли с этой стороны они отважатся на приступ. Я уверен, таким образом, что главная атака будет со стороны реки.— Должен заметить, мсье, — вставил свое замечание лейтенант, — что в настоящее время река совершенно не пригодна для плавания на лодках, так как на ней повсюду образовались заторы из деревьев, выкорчеванных бурями в горах, откуда она принесла их во время разлива.— Не знаю, можно ли плавать по вашей реке на лодках или нет, — продолжал уверенным тоном дон Луи, — но я убежден, что апачи нападут на вас именно с реки.— Во всяком случае, чтобы нас не захватили врасплох, нужно взять две пушки с перешейка, где останется еще четыре. Этого вполне хватит. Необходимо поставить их над мысом, конечно, предварительно замаскировав. Затем, дорогой Леру, прикажите также поставить пушку на площадку бельведера, оттуда видно все течение Рио-Хилы. Ступайте же и немедленно исполните все.Старый солдат, не сказав ни слова, вышел исполнить приказание.— Вы видите, господа, — продолжал граф после ухода лейтенанта, — я уже воспользовался вашими советами. Мой опыт в войнах с индейцами сейчас обогатился, и, повторяю, я чувствую себя счастливым, имея таких наставников, как вы.— Кабальеро все предусмотрел, — заметил асиендадо, — я сам тоже думаю, что самая слабая часть асиенды та, которая обращена к реке…— Еще одно слово, — перебил его дон Луи.— Говорите, говорите.— Ведь вы, сеньор, сказали, что привели с собой до сорока человек пеонов, искушенных в войнах с индейцами, и что эти люди находятся здесь?— Совершенно верно.— Превосходно. Я полагаю (заметьте, кабальеро, что это только мое мнение), я полагаю, что врагу можно нанести решительный удар и вполне обеспечить себе победу, поставив его между двух огней.— Действительно, — воскликнул граф. — Но как же сделать это? Ведь вы сами говорите, что совершенно неразумно выпускать из-за стен асиенды людей даже на разведку.— Я и теперь это повторяю, так как из травы в прерии и из-за деревьев леса на асиенду сейчас устремлены сотни внимательнейших глаз, которые и мухи не пропустят.— Ну вот!— Но разве я не сказал вам, что война в этих местах — это война всякого рода уловок и хитростей?— Да, но я пока еще ничего не понимаю.— А между тем это очень просто, сейчас я все объясню.— Пожалуйста.— Сеньор, — обратился дон Луи к дону Сильве, — вы рассчитываете остаться здесь?— Да, по некоторым семейным обстоятельствам я рассчитываю пробыть здесь довольно долго.— Я не имею намерения вторгаться в ваши семейные дела, но вы здесь останетесь?— Да.— Превосходно! Есть ли у вас среди пеонов человек, на которого вы могли бы положиться, как на самого себя?— Слава тебе, Господи! Как не быть такому человеку? Вот, например, Блаз Васкес.— Простите за любопытство, скажите, пожалуйста, кто такой этот Блаз Васкес.— Блаз Васкес мой капатас. Он, кажется, так верхом на коне и родился, а положиться на него я и вправду могу, как на самого себя.— Ну и прекрасно, все идет как нельзя лучше.— Ну, я-то пока ничего еще не вижу, — возразил граф.— А вот сейчас увидите, — отвечал дон Луи.— Посмотрим.— Дайте, сеньор, вашему капатасу приказ стать во главе пеонов и немедленно выйти из асиенды по дороге в Гуаймас. Отойдя лье два-три, в месте, которое нам — ему и мне — покажется удобным, он должен остановиться, а остальное уже — мое дело, мое и моих друзей.— О! Теперь я понял ваш план. Пеоны, скрытые вами в засаде, должны будут ударить индейцам в тыл, когда битва будет в полном разгаре.— Вот именно.— А апачи?— Неужели вы думаете, что они не обратят внимания на выход отряда белых из асиенды?— Индейцы слишком хитры для этого. Ради чего они будут следить за отрядом, который не несет с собой ничего? Если бы они напали на него, то только без всякой для себя пользы открыли бы свое присутствие, а этого они никогда не сделают. Нет, нет, сеньор, будьте спокойны, они даже не пошевелятся. Они никак не могут знать, что вы предупреждены, и потому стремятся остаться невидимыми.— А вы сами что думаете делать?— Что касается меня, то индейцы, несомненно, видели, что я вошел сюда, они знают, что я здесь. Если я выеду вместе с вашими пеонами, то они сейчас же угадают весь наш план. Поэтому я немедленно же отправлюсь один, как пришел.— Ваш план настолько прост и ясен, что непременно должен удаться. Примите, дорогой земляк, нашу глубокую благодарность, и скажите ваше имя, чтобы мы знали, кому обязаны нашей жизнью.— К чему это, сеньор?— Кабальеро, я присоединяю и свою просьбу к просьбе дона Гаэтано, моего друга, откройте ваше имя, оно будет запечатлено в наших сердцах.Дон Луи колебался, сам не понимая, что заставляет его поступать так. Ему почему-то не хотелось открывать перед де Лорайлем свое инкогнито.Оба собеседника его, однако, продолжали настаивать, так деликатно и мягко, что дон Луи решился, наконец, побороть в себе инстинктивное чувство и, не видя никаких основательных причин скрываться и уступая их просьбам, назвал свое имя.— Сеньоры кабальеро, я — граф Луи-Эдуард-Максим де Пребуа-Крансе.— Итак, мы друзья, не правда ли, граф? — проговорил граф де Лорайль, протягивая ему руку.— То, что я сделал, я думаю, есть доказательство моего к вам расположения, граф, — отвечал дон Луи с изысканно вежливым поклоном, но в то же время не пожал протянутой руки.— Я благодарю вас, — вновь начал граф, делая вид, что не замечает своего неловкого положения. — Когда вы думаете ехать?— Мне больше не следует отвлекать вас от предстоящих дел, позвольте поэтому проститься с вами сейчас же.— Даже не позавтракав?— Извините, но время не ждет ни вас, ни меня. Мои друзья, которых я оставил несколько часов тому назад, ждут меня и, вероятно, уже беспокоятся.— Но они ведь знают, что вы у меня, — сказал граф, слегка задетый.— Они не знают, прибыл ли я к вам или нет.— Тогда не буду вас задерживать. Еще раз благодарю, дорогой граф.— Я действовал, как велит мне совесть, вы нисколько не должны считать себя мне обязанным.Все трое вышли после этого из дома и направились к батарее на перешейке. Разговор между ними перешел на совершенно посторонние предметы. На полпути они встретили Блаза Васкеса. Дон Сильва подозвал его, в двух словах объяснил ему положение дел и ту роль, которую он должен был сыграть.— Клянусь Небом! — радостно воскликнул капатас. — Я вам благодарен, дон Сильва, это для меня отличная новость! Наконец-то можно будет показать этим собакам апачам, что мы не бабы. О! Честное слово, мы всыплем им так, что небу будет жарко, клянусь честью!— Я полагаюсь на тебя, Блаз.— Но где мне следует ожидать этого кабальеро?— И правда. Господа! Мы не договорились, где кабальеро должен встретиться с Блазом.— Это верно. Так пусть он поджидает в трех лье отсюда по дороге в Гуаймас, там, где дорога делает поворот. Там есть холм, называемый, кажется, Пан-де-Асукар. Вы можете засесть около этого места, и вас никто не увидит. Там я со своими друзьями и найду вас.— Пусть так. В котором часу?— Этого я не могу сказать, все будет зависеть от обстоятельств.Несколько минут спустя дон Луи уже удалялся от асиенды, тогда как граф де Лорайль и оба мексиканца спешили окончить приготовления к достойному отпору.— Странно, — говорил про себя дон Луи, плавно опускаясь и поднимаясь на быстром галопе своего коня, — как мало внушает мне симпатии этот человек, хотя он и мой соотечественник, а сейчас я даже рискую для него жизнью.Вдруг конь его шарахнулся в сторону. Дон Луи поднял голову, поток его мыслей сразу прервался.Из-за кустов на дорогу вышел Орлиная Голова. ГЛАВА XI. Мексиканская луна После таинственного посещения становища наших охотников Черный Медведь во главе своих воинов направился к острову на Рио-Хиле, называемому Чоль-Гекель, лежащему выше асиенды. Здесь был один из апачских аванпостов на границе с Мексикой.Черный Медведь прибыл туда на рассвете.В этом месте Рио-Хила очень широка. Каждый из рукавов, на которые она разделяется островом, имеет в ширину около двух миль.Остров лежит почти посередине реки, как исполинская цветочная корзина. В длину он имеет около двух миль, а расстояние в самом широком месте составляет около полумили. Он и в самом деле кажется громадным чудным букетом, полным благоухания, населенным бесчисленными пернатыми, целый день оживляющими лесную чащу, покрывающую его, чириканьем, свистом, щелканьем, переливами и Бог весть еще какими удивительными звуками.В описываемый день солнце, словно лаская островок, заливало его целыми потоками горячих лучей. Между тем обстановка на нем далеко не соответствовала тому мирному виду, который ему так хотела придать природа.Насколько хватал глаз, в чаще острова и по обоим берегам реки видны были палатки из бизоньих шкур и шалаши из листьев, теснившиеся друг к другу.Многочисленные пироги, сшитые из лошадиных шкур, натянутых на круглые шпангоуты, или прямо выдолбленные из дерева, бороздили реку по всем направлениям.Множество окрашенных в самые яркие цвета бизоньих шкур, плащей и каких-то тряпок, освещаемых ярким солнцем, утомляли и невыносимо резали глаза.Всадники, прибывшие с Черным Медведем, спешились, расседлали лошадей и пустили их пастись. Усталые животные охотно смешались с громадным табуном, который ходил по прерии.Вождь пошел между шалашами. Всюду развевались значки из кусков окрашенной материи и перьев, висели скальпы знаменитых воинов. Женщины готовили завтрак.Черного Медведя все узнавали, при его появлении все вставали и почтительно наклоняли головы. Индейцы окружают своих вождей величайшим почетом. Те племена, которые и до сих пор отказываются подчиняться влиянию общеевропейской цивилизации и свободные бродят еще по остаткам некогда безграничных прерий, этот почет доводят до фанатизма и почти обоготворения, непонятного для европейцев.Золотой обруч с двумя бизоньими рогами, украшавший голову Черного Медведя, заставлял узнавать его еще издали.Он подошел к берегу реки и сделал знак человеку, который ловил неподалеку рыбу. Нужно было видеть, с какой радостью индеец бросил свое занятие, чтобы только услужить вождю. В его пироге Черный Медведь и переехал на остров. Там для него был приготовлен шалаш из сучьев.Словно невидимые часовые предупредили население индейского лагеря о его прибытии. Как только он высадился на берег, немедленно явился другой вождь по имени Малая Пантера.— Привет вождю, появляющемуся среди детей своих, — приветствовал его Малая Пантера, почтительно кланяясь, — счастлива ли была поездка вождя?— Вождь благодарит брата. Да, Черный Медведь совершил счастливую поездку.— Если отец народа согласен, то Малая Пантера проводит его в шалаш, построенный для него.— Идем! — согласился Черный Медведь.Малая Пантера опять наклонил голову и повел вождя по тропинке, извивающейся между кустами, и скоро они достигли шалаша, который по своему простору, яркости цветов, украшавших его шкуры, и по чистоте должен был представлять для индейцев идеал комфорта и изящества.— Отец народа в своем доме, — проговорил Малая Пантера, поднимая фрессаду Фрессада — шерстяная занавеска, закрывающая вход в жилище.

и почтительно сторонясь, чтобы пропустить Черного Медведя.Черный Медведь вошел.— Пусть брат мой следует за мной!Малая Пантера вошел за ним и опустил фрессаду.Шалаш, куда они вошли, ничем не отличался от жилищ других индейцев. Посередине горел огонь. Черный Медведь знаком велел Малой Пантере сесть на бизоний череп у огня, а сам сел на другой.После минутного молчания, в течение которого оба вождя курили, выпуская густые, совсем окутавшие их клубы дыма, Черный Медведь обратился к своему товарищу:— Все ли вожди племен нашего народа явились на остров Чоль-Гекель, как приказал Черный Медведь?— Явились все.— Когда вожди придут в шалаш Черного Медведя?— Это зависит от моего отца. Вожди ждут, когда будет угодно Черному Медведю видеть их.Черный Медведь снова погрузился в курение и умолк. Прошло довольно много времени.— Что нового произошло за время отсутствия вождя? — спросил Черный Медведь, вытрясая пепел из трубки на ноготь пальца правой руки.— Три вождя команчей пришли от своего народа, чтобы заключить договор с апачами.— О-о-а! — отвечал Черный Медведь. — А это знаменитые вожди?— У них много волчьих хвостов у мокасин, должно быть, они очень храбры.Черный Медведь в знак согласия наклонил голову.— Один из них, говорят, Насмешник, — продолжал Малая Пантера.— Уверен ли брат мой в том, что он сообщил мне? — живо переспросил его старший товарищ.— Воины команчей отказались сказать, кто они, когда им объявили, что отца моего нет здесь. Команчи отвечали, что пусть будет так, они подождут его возвращения.— Хорошо! Это — вожди. Где они находятся?— Они развели костер и расположились вокруг него.— Отлично. Время дорого. Пусть брат мой передаст вождям апачей, что Черный Медведь ждет их у огня совета.Малая Пантера поднялся, не сказав ни слова, и вышел из шалаша.Около часа индейский вождь оставался один, погруженный в свои думы. Наконец снаружи послышались шаги большого числа приближающихся людей, занавес шатра поднялся, и перед вождем предстал Малая Пантера.— Ну что? — спросил его Черный Медведь.— Вожди ждут.— Пусть они войдут.Появились апачи.Их было человек десять. Каждый был одет в самые лучшие свои одежды, украшенные золотом и серебром; они были раскрашены и вооружены, как на войну.Они вошли молча, кланялись поочередно вождю, целовали край его платья и так же молча садились у огня.Как только все вожди уселись, явился отряд воинов и окружил шатер, чтобы не подпускать близко любопытных и охранять тайну совещания вождей.Несмотря на все умение владеть собой, Черный Медведь не мог сдержать выражения удовольствия на своем лице при виде стольких преданных ему людей, с помощью которых, он был уверен, ему удастся привести в исполнение свои планы.— Привет братьям моим! — обратился он к ним, жестом приглашая придвинутся ближе к огню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39