https://wodolei.ru/catalog/shtorky/skladnye/
Граф подумал.— Право, — сказал он наконец, — случай этот слишком странен! Дуэль в Мексике и с мексиканцем! Этого я никак не ожидал.— Это верно, кабальеро, но надо быть готовым ко всему, мало ли что может случиться.— Оставим пустые разговоры. Хорошо, я согласен драться и надеюсь доказать вам, что я человек решительный. Но прежде, чем окончательно принять ваш вызов, я желал бы знать, почему вы хотите непременно драться со мной?— Зачем это вам?— Как зачем? Мне это чрезвычайно интересно, pardieu! Не могу же я подставлять голову всякому шалопаю, который может встретиться мне в пути и которому взбредет в башку драться со мной.— Не достаточно ли вам будет знать, что я вас ненавижу!— Parbleu! Едва ли я могу удовлетвориться этим, тем более что вы предпочитаете держать свое лицо закрытым. Я желаю хотя бы видеть его.— Довольно разговоров, — надменно прервал его незнакомец, — время идет, мы и так разговариваем слишком долго.— Ну что ж, если так, то берегитесь! Предупреждаю, что я вызываю вас обоих. Француз нисколько не будет смущен, если увидит перед собой двух мексиканских бандитов.— Ну, как хотите.— Вперед!— Вперед!Три всадника пришпорили своих коней и рванулись с места. Съехавшись, они обменялись выстрелами из пистолетов и схватились за сабли.Борьба была непродолжительна, но жестока. Один из неизвестных, получив легкую рану, был унесен своим конем и исчез в облаке пыли. Граф был задет пулей. Гнев его перешел в ярость. Он всеми силами старался уложить своего противника или сделать его, по крайней мере, неспособным к бою. Оказалось, однако, что этот противник был чрезвычайно силен, обладал необычайной ловкостью и ни в чем не уступал графу.Этот человек с глазами, как уголья, горевшими сквозь прорези в маске, ездил вокруг него с необычайной быстротой, заставляя своего коня делать самые смелые вольты, колол противника, наносил удары и с невероятной ловкостью увертывался от ответных.Граф чувствовал, что ничего не может поделать с таким неутомимым врагом, движения его потеряли уверенность, глаза застилал туман, на лбу выступил крупный пот. А противник все усиливал быстроту и стремительность натиска. Он сохранял полное молчание, и графу начинало казаться, что в этом таинственном нападении есть что-то дьявольское. Исход битвы, печальный для графа, неумолимо приближался, но вдруг он почувствовал, что на плечи его упала петля, и не успев освободиться от нее, он сразу был выбит из седла и так сильно упал наземь, что лишился сознания и не мог сделать ни малейшего движения.Второй незнакомец, проехав некоторое расстояние бешеным галопом, сумел в конце концов справиться с лошадью. Во всю прыть вернулся он к месту битвы. Ни его товарищ, ни граф, увлеченные борьбой, не заметили его приближения. Решив, что настал момент положить конец битве, он достал реату и набросил ее на графа.Увидев своего противника на земле, незнакомец соскочил с коня и подбежал к нему.Первым делом он освободил графа от стягивавшей его петли, затем стал растирать ему грудь, стараясь восстановить дыхание. Это продолжалось недолго.— А-а! — проговорил граф, открыв глаза, и губы его сложились в горькую улыбку. Он поднялся и скрестил руки на груди. — Вот что вы называли честным боем?— Вы сами были причиной того, что случилось, — невозмутимо отвечал незнакомец, — так как вы не согласились принять моих условий.Француз не нашел нужным продолжать спор, он только пожал плечами с видом крайнего презрения.— Ваша жизнь в моих руках, — продолжал его противник.— Да, вы устроили мне гнусную засаду, но что делать! Убейте меня, и покончим с этим.— Я не хочу убивать вас.— Что же хотите вы?— Сообщить вам одну вещь.— Мне?— Вам.Граф расхохотался.— Вы, должно быть, сумасшедший, милейший.— Вовсе нет. Выслушайте внимательно, что я вам скажу.— Если при этом я могу надеяться, что, исполнив ваше требование, я избавлюсь от вашего присутствия, то говорите.— Хорошо. Сеньор граф де Лорайль, ваше прибытие в эту страну причинило горе двум лицам, — с мексиканским акцентом проговорил незнакомец.— Вы смеетесь надо мной, что ли?— Я говорю серьезно. Дон Сильва де Торрес предложил вам руку своей дочери?— Что за дело вам до этого?— Отвечайте на вопрос.— Да, это правда, скрывать не буду.— Донья Анита не любит вас.— Откуда вам это известно? — спросил граф с вызывающей насмешкой.— Я знаю это. Я знаю также, что она любит другого.— Вы это знаете?— Да, а также то, что и этот другой ее любит.— Тем хуже для него, так как, клянусь, я не уступлю ее никому.— Вы ошибаетесь, сеньор граф, — опять со своим акцентом возразил мексиканец, — вы или уступите ее, или умрете.— Ни то ни другое! — закричал в исступлении граф, оправившись от полученного им удара. — Повторяю вам, что я женюсь на донье Аните. Если она меня не любит — в чем я сомневаюсь, однако, — пусть так. Это очень грустно. Надеюсь, что со временем она изменит свое отношение ко мне. Этот брак мне кажется подходящим, ничто не может заставить меня отказаться от него.Незнакомец слушал его в состоянии крайнего возбуждения, его глаза метали молнии, он яростно ударял ногой в землю. Тем не менее он сделал над собой усилие и отвечал медленно и твердо:— Помните, кабальеро, что вы делаете. Я дал себе слово предупредить вас и предупреждаю открыто и честно! О, если бы Бог вразумил вас, если бы слова мои нашли отклик в вашем сердце и вы им последовали!.. Как только мы вновь еще раз сойдемся, один из нас двоих умрет.— Будьте спокойны, я буду впредь осторожен. Только предупреждаю вас, что вы напрасно упускаете случай убить меня, другого такого вам не представится.Оба всадника вскочили на лошадей.— Граф де Лорайль, — прибавил говоривший доселе незнакомец, наклоняясь к графу, — в последний раз говорю вам, берегитесь, я имею громадное преимущество перед вами: я знаю вас, а вы меня не знаете. Мне всегда, как только я захочу этого, легче найти вас! Мы потомки индейцев и испанцев; мы глубоко ненавидим и не забываем врагов наших! Берегитесь!Слова свои незнакомец закончил ироническим поклоном графу, захохотал, вонзил шпоры в коня и исчез с головокружительной быстротой, сопровождаемый своим молчаливым спутником.Граф следил за ними задумчивым взглядом. Когда они исчезли в предрассветных сумерках, он тряхнул несколько раз головой как бы для того, чтобы отогнать мрачные мысли, поднял свою саблю и пистолеты, которые лежали на земле, взял под уздцы лошадь и медленными шагами направился к пулькерии, вблизи которой происходила борьба.Свет, струившийся из щелей между досками двери, песни и смех, раздававшиеся внутри, дали ему повод думать, что он найдет в этом доме временное убежище.— Гм! — рассуждал он сам с собой. — Этот бандит говорил правду, он знает меня, а я не могу найти его. Слава Богу! Вот и настоящая, неподдельная ненависть ко мне! Ба-а! — прибавил он после некоторого раздумья. — Что за важность! я чувствую себя очень счастливым, мне как раз не хватало врага! Честное слово, этот молодец подоспел очень кстати. Но если бы даже сам ад ополчился на меня, клянусь, и это не заставило бы меня отказаться от руки доньи Аниты.В это время он подошел к дверям пулькерии и постучался.Нетерпеливый по своему характеру и к тому же опечаленный постигшей его неудачей и выдержанной им борьбой, граф готовился уже совсем привести в исполнение свою угрозу — сорвать дверь с петель, как вдруг она отворилась.— Чтоб вам всем провалиться к черту! — закричал он с крайним раздражением. — Вы позволяете убивать людей перед вашими дверьми и пальцем не шевельнете, чтобы прийти к ним на помощь!— Ого! — воскликнул вдруг заволновавшийся содержатель пулькерии. — Разве кого-нибудь убили?— Слава Богу, никого, но я был сейчас на волосок от смерти.— О! — небрежно ответил пулькеро. — Если на всякий крик о помощи выскакивать ночью на улицу, то это надо совсем ночей не спать, а кроме того, это и опасно — еще ввяжешься в какое-нибудь подсудное дело.Граф надменно пожал плечами и вошел в дом, ведя за собой лошадь. Дверь тотчас же затворилась.Граф де Лорайль не знал мексиканского обычая, что тот, кто находил труп или возбуждал дело против убийцы в качестве частного обвинителя, нес на себе и все судебные издержки, которые были довольно велики, иск же ни в коем случае не мог, разумеется, принести ни малейшей пользы убитому.Во всех мексиканских провинциях все были так глубоко убеждены в истине того, что мы сейчас сказали, что все свидетели убийства обыкновенно разбегались, не думая об оказании какой-либо помощи жертве. В случае, если смерть медлила прийти, чтобы прекратить страдания раненого и изувеченного, он испытывал самые жестокие муки, не надеясь, что кто-либо решится облегчить их. Горе сострадательному прохожему, который помог бы ему, а раненый на его руках умер!В Соноре поступают еще бесчеловечнее: как только начинается драка с оружием и человек падает, все двери наглухо запираются. ГЛАВА VIII. Отъезд Как объявил дон Сильва де Торрес, что они поедут с рассветом солнца, так оно и вышло.В Мексике, а особенно в Соноре, где дорог нет совершенно, способ путешествовать не похож на тот, к которому мы привыкли в Европе.В Мексике нет ни почтовых экипажей, ни станций. Единственный способ передвижения — путешествие верхом.Путешествие, которое может продлиться всего несколько дней, вызывает массу сборов и хлопот. Необходимо все везти с собой, так как в дороге раздобыть ничего нельзя. Постели, палатки, провизия и даже вода, особенно вода, должны быть запасены для путешествия и размещены во вьюках на мулах. Если отнестись легкомысленно к подобному путешествию, то надо быть готовым спать на голой земле, рискуя в то же время умереть от голода и жажды.Кроме того, следует иметь при себе достаточно сильный конвой, хорошо вооруженный, для защиты от диких зверей, индейцев и в особенности от грабителей, которыми кишат все мексиканские дороги из-за господствующей в этой несчастной стране анархии.Поэтому вполне понятно желание дона Сильвы пораньше выбраться из города, чтобы засветло отъехать подальше.Патио его дома уподобился в это раннее утро постоялому двору. Пятнадцать навьюченных мулов стояли, ожидая отправления. Готовили паланкин, в котором должна была ехать донья Анита.Сорок оседланных лошадей были привязаны к кольцам в стене дома. Пеон держал под уздцы великолепного жеребца, предназначенного для дона Сильвы. Он ржал, бил копытом, раздувал ноздри и нетерпеливо грыз серебряную уздечку.Во дворе стоял гул от криков, смеха, ржания.На улице собралась толпа, в гуще которой стояли и Кукарес с доном Марсиалем, вернувшиеся из своей поездки в Ранчо. Люди с недоумением смотрели, не понимая, какая причина заставила дона Сильву предпринять путешествие в такое раннее время года, когда жить в сельской местности так неудобно.Отовсюду доносились замечания и предположения относительно цели такого странного путешествия.Среди собравшихся, привлеченных любопытством, находился один, очевидно, индеец, который, небрежно прислонившись к стене противоположного дома, не спускал глаз с дверей дома дона Сильвы и внимательно следил за всеми действиями его многочисленной прислуги.Этот человек, еще очень молодой, был похож на индейца племени яки, но внимательный наблюдатель мог заметить иное. Широкий лоб, блестящие глаза, которые он, очевидно, нарочно сейчас щурил, надменный рот, какое-то изящество сильных, мускулистых, словно из бронзы изваянных членов, что-то смелое, решительное, независимое во всей фигуре заинтересовавшего нас человека говорили, что он скорее принадлежит к гордым команчам или свирепым апачам, чем к глупым яки. Но в настоящую минуту в толпе никто и не думал заниматься индейцем, да и сам он старался не привлекать к себе внимания.Яки обыкновенно приходили в Гуаймас наниматься в качестве пеонов и прислуги, так что присутствие индейца не заключало в себе ничего необычного.Наконец в восемь часов дон Сильва де Торрес появился в дверях своего жилища, ведя под руку свою дочь, одетую в изящный дорожный костюм.Донья Анита была бледна, как лилия. Она казалась сильно уставшей; красные глаза говорили о душевных муках, которые она пережила за ночь. Она делала страшные усилия, чтобы не разрыдаться здесь, на глазах у всех.При виде ее дон Марсиаль и Кукарес обменялись быстрым взглядом, в то время как по губам индейца, о котором мы говорили выше, скользнула чуть заметная неопределенная улыбка.При появлении асиендадо воцарилась полная тишина. Погонщики кинулись по своим местам к порученным им мулам, конные, вооруженные с головы до ног, вскочили в седла, и дон Сильва, окинув все внимательным взглядом и убедившись, что все исполнено согласно его приказаниям, усадил дочь в паланкин, где она тотчас же закуталась в широкий ребосо, словно птичка свернулась в гнездышке.По знаку дона Сильвы мулы, привязанные задний к хвосту переднего, начали выступать из ворот за первым, который вел их, побрякивая бубенчиками. По бокам шли погонщики.Прежде чем сесть на лошадь, дон Сильва обратился к старому слуге, который почтительно стоял перед ним, держа в руках соломенную шляпу:— Прощай, ньо Ньо — дон, сеньор.
Пелучо, — сказал он, — я доверяю тебе дом. Смотри за ним, береги все, что есть там. Я оставляю тебе в помощь Педрито и Флоренсио, они в твоем распоряжении. Смотри, чтобы все было без меня в порядке.— Будь спокоен, дорогой мой, — отвечал старый слуга своему господину, выросшему на его руках, — слава Богу, не в первый раз оставляешь ты меня здесь одного, я уверен, что и на этот раз справлюсь.— Правда, правда, ты предан мне, ньо Пелучо, — улыбаясь ответил дон Сильва, — тебя можно только похвалить. Я совершенно спокойно оставляю все на тебя.— Да хранит тебя Бог, дорогой мой, а также и Аниту, — добавил старик, перекрестившись.— До свидания, ньо Пелучо, — ответила на пожелание старого слуги и донья Анита, высунувшись из паланкина, — я знаю, ты сбережешь все, что я люблю.Старик, радостно бормоча что-то, наклонил голову.Дон Сильва дал знак к отправлению, и весь караван зашевелился и тронулся по направлению к пуэбло Сан-Хосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Пелучо, — сказал он, — я доверяю тебе дом. Смотри за ним, береги все, что есть там. Я оставляю тебе в помощь Педрито и Флоренсио, они в твоем распоряжении. Смотри, чтобы все было без меня в порядке.— Будь спокоен, дорогой мой, — отвечал старый слуга своему господину, выросшему на его руках, — слава Богу, не в первый раз оставляешь ты меня здесь одного, я уверен, что и на этот раз справлюсь.— Правда, правда, ты предан мне, ньо Пелучо, — улыбаясь ответил дон Сильва, — тебя можно только похвалить. Я совершенно спокойно оставляю все на тебя.— Да хранит тебя Бог, дорогой мой, а также и Аниту, — добавил старик, перекрестившись.— До свидания, ньо Пелучо, — ответила на пожелание старого слуги и донья Анита, высунувшись из паланкина, — я знаю, ты сбережешь все, что я люблю.Старик, радостно бормоча что-то, наклонил голову.Дон Сильва дал знак к отправлению, и весь караван зашевелился и тронулся по направлению к пуэбло Сан-Хосе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39