.. Но ударить эту женщину, дотронуться до нее хотя кончиком пальца!.. О! Людвиг, Людвиг, клянусь вам, что гораздо было бы человечнее убить женщину, которую разлюбил, чем терзать ее, как вы.
Пока она говорила, граф следил за всеми ее движениями. Вдруг он схватил ее правую руку, которую она все время держала за спиной.
– Посмотрите, – сказал он Маргарите, быстро схватив кинжал, выпавший из рук Зильды, – не прав ли я был, советуя вам быть осторожной? Уходите скорее с Марианной из этого проклятого болота, умоляю вас!
– Пойдемте с нами, – сказала Маргарита.
– Мне нужно остаться здесь, чтобы не допустить Зильду преследовать вас, и чтобы ее жизнь была мне залогом вашей. Когда вы будете вне опасности – я тотчас догоню вас… Идите, милый мой ангел, да сохранит вас Бог!
В ту минуту, как Маргарита переступила порог двери, Зильда, дрожавшая от злости и бессильного бешенства, сделала движение, чтоб броситься на свою соперницу. Граф с трудом удержал ее.
– Будьте прокляты вы оба! – с яростью воскликнула она. – Я бы отдала сатане душу и тело за жизнь этой женщины. Оскорбленной любовью, кровью, обагряющей мои руки, пламенем ада, уже пожирающим меня, клянусь отомстить вам! Горе вам, Людвиг, горе этой проклятой женщине, которая стала между нами и разрушила все мои надежды!
Бешеное исступление Зильды только погасило в сердце графа последнюю искру привязанности к ней.
Вместо сострадания Людвиг почувствовал негодование, которое не мог скрыть, и довершил этим отчаянье колдуньи.
Два или три слова, вырвавшиеся у нее, заставили Людвига подумать, что Маргарите грозит какая-нибудь ловушка. В эту минуту Сара вскрикнула торжествующим голосом. Граф бросился к ней, но несколько вооруженных людей окружили его. Он защищался, как лев, ранил и убил нескольких из своих противников. Остальные поколебались, но Иеклейн решительно бросался на графа, другие последовали его примеру.
Подавленный числом противников, Людвиг упал на землю и был связан. Стоя в нескольких шагах от графа, колдунья пожирала его сверкающими глазами.
– Кто это? – спросил Иеклейн, – и как он попал сюда?
Первым намерением Сары было выдать графа Иеклейну, объяснив ему, что Людвиг – счастливый любовник Маргариты Эдельсгейм; но у нее не хватило на это духа.
– Не знаю, – ответила она. – Увидав его перед моей хижиной, я думала, что он из ваших, и ввела его… Но он не говорит, зачем пришел.
– Шпион какой-нибудь, должно быть, – сказал Иеклейн. – Лучше всего избавиться от него поскорее!
– Нет, нет! – воскликнула Зильда, удерживая трактирщика. – Подождем. Мне пришла в голову мысль относительно этого человека.
– Какая?
– Я скажу тебе… Он может быть нам полезен, – прибавила она, отвечая на удивленный взгляд трактирщика.
Последний хотел сделать ей какое-то возражение, но Зильда с живостью спросила:
– Иеклейн, ты все еще любишь Маргариту Эдельсгейм?
Он вздохнул, пристально посмотрел на нее и ничего не ответил.
– Зачем притворяться со мной? – сказала она, пожимая плечами. – Ты знаешь, что нас ждут, и что мы не должны терять ни одной минуты, чтобы поспеть на большое собрание в эту ночь, отвечай же мне? Что ты дашь мне, если я передам тебе Маргариту?
– Скажи сама, Сара, что ты хочешь; я заранее обещаю тебе все, что у меня есть.
– Ты честолюбив, Иеклейн?
– О, да!
– Хорошо! С Маргаритой я могу еще доставить тебе великую власть, которая подчинит тебе, слышишь ли, подчинит самых знатных князей Германии.
– Ты не шутишь, Сара?.. Какая же эта власть?
– Ты это скоро узнаешь; но сначала ты должен поклясться мне, во имя всего для тебя святого, что в эту ночь, чтобы ни случилось, ты во всем будешь повиноваться мне.
– Клянусь.
– Не спрашивая причины моих приказаний, не оспаривая их, даже в таком случае, если они будут противоречить твоим личным желаниям?
Он, казалось, раздумывал.
– Ты не решаешься. Будь покоен, Иеклейн; я, со своей стороны, обещаю тебе, что мои требования не коснуться ни твоей страсти к Маргарите, ни твоего честолюбия. Теперь клянешься ли ты повиноваться мне?
– Клянусь.
– Хорошо. Слушай же. В настоящую минуту Маргарита Эдельсгейм переходит болото, чтобы выйти на гейльбронскую дорогу в Масбах.
– Маргарита!
– Не прерывай меня. Карлик, который приходил за тобой от моего имени, в то же время предупредил моих людей, и они должны были тотчас же пойти вдогонку за Маргаритой. Теперь она должна уже быть в их руках.
– Зачем она приходила сюда?
– Я уже сказала, что расскажу тебе это тотчас. Прежде всего тебе нужно поторопиться к ней; я же прямо пойду в назначенное место общего сборища; оставь мне несколько человек, чтобы нести моего пленника… Я тебя буду ждать у большого бука, сломанного молнией, подле Скалы Бедствий.
– Хорошо, – сказал Иеклейн. – И дорогой оттуда к месту сборища ты мне все объяснишь?
– Да. Возьми с собой Супербуса; он проведет тебя по болоту… Еще один совет… Как я уже тебе сказала, Маргарита любит одного прекрасного рыцаря.
– Как его имя? – спросил Иеклейн глухим голосом.
– Я не могу еще назвать его. Только помни, что если Маргарита ускользнет от тебя сегодня, ты ее потеряешь навеки. Меньше чем через месяц она выйдет за того, кого любит; они оставят страну и поселятся в каком-нибудь городе, где ты уже не найдешь их. Теперь ты предупрежден, поступай сообразно этому; не дай играть собой.
– Будь спокойна, – отвечал Иеклейн, – если Маргарита попадет сегодня в мои руки, клянусь тебе, – она никогда не будет принадлежать другому.
Карл, старый слуга, провожавший Маргариту Эдельсгейм, был отставной солдат, храбро сражавшийся подле своего господина, барона Гейерсберга, отца Флориана.
Несмотря на свою храбрость, о которой свидетельствовали его рубцы, мы должны признаться, что эта ночь длилась для него очень долго.
Внезапно он услышал по дороге явственный топот нескольких лошадей и звон военной сбруи.
Этот шум, возвещавший приближение живых людей, успокоил бедного Карла. В эту минуту присутствие врага казалось ему менее страшным уединения, которое предавало его зловещему влиянию дьявольских сил.
Вскоре три вооруженных всадника, в сопровождении крестьянина, сидевшего у одного из них за седлом, поравнялись со старым слугой.
– Вот лошади этих дам и старый Карл, слуга госпожи Гейерсберг, – прошептал крестьянин на ухо всаднику, сзади которого сидел.
Старый солдат готовился окликнуть всадников, но они сами начали разговор.
– Где дамы, которых ты провожал? – спросил один из них.
– Вам что за дело? – отрывисто ответил Карл, не отличавшийся любезностью и в обыкновенное время, а стоянка на часах в болоте и подавно не сделала его любезнее.
– Дурак! – воскликнул один из всадников, направляясь к старому слуге, который тотчас же взялся за оружие.
– Стой! – закричал человек, казавшийся предводителем. – Карл, – прибавил он, обращаясь к слуге, – мне непременно нужно поговорить с госпожой Эдельсгейм. Я знаю, что она уехала с тобой из Гейерсберга. Где же она теперь?
Едва он кончил эти слова, как в полусотне шагов от них послышался крик испуга и отчаяния.
– Тш! Слушайте, – сказал Карл, прислушиваясь. Крик или, вернее, крики, повторились; это было два женских голоса, призывавших на помощь.
Не говоря ни слова, Карл пришпорил лошадь и понесся по направлению, откуда слышались крики.
Вооруженные всадники последовали за ним.
Направляясь на крики двух женщин и звук голосов, они вскоре приехали на площадку, вроде прогалины, где нашли шестерых мужиков, окруживших Маргариту и Марианну. Увидев вооруженных людей, которые начали свое объяснение ударами мечей, мужики Сары со всех ног пустились в бегство, кроме одного бедняги, которого Карл с первого удара повалил замертво.
– Маргарита! Дитя мое! – воскликнул предводитель всадников, соскакивая с лошади и подбегая к госпоже Эдельсгейм, которая, утомленная только что происходившей борьбой, лежала на сырой земле почти без чувств.
– Отец! – прошептала молодая девушка, тотчас узнавшая голос и фигуру, о которой так часто думала с тех пор, как получила письмо от государя. – Государь! – прошептала она почтительно и умоляющим голосом.
– Не ранена ли ты?
– Нет, государь… один испуг…
– Слава Богу! Бедное дитя! Каким образом ты очутилась здесь, в такую позднюю пору, без ведома госпожи Гейерсберг?..
– Государь…
– Не называй меня так; здесь я отец твой – не более! Но ради самого неба, выведи меня из беспокойства и докажи, что мне не придется краснеть за тебя.
– Я вам все скажу, государь… отец мой, – прибавила она, понижая голос. – Благословляю небо, пославшее вас ко мне на помощь.
Смущенная и краснеющая, она готовилась начать признание, но в эту минуту подбежала Марианна, крича, что крестьяне возвращаются.
Она говорила правду.
Иеклейн встретил беглецов и повел их вперед вместе со своими людьми.

III

Лучше вооруженные и более смелые, чем крестьяне колдуньи, товарищи Иеклейна, не долго думая, бросились на защитников Маргариты.
Максимилиан пустил свою лошадь против зачинщиков. Двое или трое из них пали под его страшным мечом.
Двое вооруженных, сопровождавших его, и старый Карл храбро поддерживали его, но были подавлены многолюдством.
В ту минуту, когда Иеклейн хотел овладеть Маргаритой, Карл бросился между ними. Более ловкий и сильный, чем старый солдат, трактирщик освободился из его объятий и смертельно поразил верного слугу.
Максимилиан повалил несколько человек, которые хотели сбить его с седла, бросился на помощь своей дочери, и обменялся с Иеклейном несколькими ударами.
Знаменитый между современниками своей ловкостью во всех телесных упражнениях, император нашел в Иеклейне страшного противника по силе и ловкости.
Атакованный разом со всех сторон, Максимилиан защищался, как лев. Один из крестьян ударом косы подрезал под коленки его лошадь. Лошадь повалилась и увлекла за собой императора.
Максимилиан, обремененный своим вооружением, не успел еще подняться, как товарищи Иеклейна бросились на императора и связали его.
Они хотели тотчас же убить его и тем отомстить за смерть своих товарищей, но Иеклейн, которого поразила храбрость неизвестного рыцаря, приказал пощадить его жизнь и только покрепче связать его.
– Иеклейн! – воскликнула Марианна, бросаясь к своему двоюродному брату, которого она узнала по голосу.
Он сделал нетерпеливое движение и тихим голосом сказал Францу:
– Отведи, волей или неволей, мою сестру к твоей матери.
– Сударыня, – начал Иеклейн, – простите мне мое…
– Негодяй! – прервала с негодованием Маргарита. – Запрещаю вам говорить со мной.
– Я буду говорить! – воскликнул он. – Да, Марианна сказала правду: я вас люблю!.. Эти слова, произносимые мной, не нравятся вам… Если бы были сказаны каким-нибудь придворным кавалером, вы бы их выслушали с улыбкой, не правда ли? О! Не делайте такой презрительной мины. Прошло время, когда один ваш взгляд заставлял меня дрожать и краснеть как ребенка. Я вас люблю, но я не боюсь более вашего гнева. Это вас конечно удивляет? Я просто деревенский житель, но настало наконец время… когда всякий из нас может считать себя ровней дворянину.
– Убивая стариков, – прервала Маргарита, и оскорбляя женщин?.. Ах! Оставьте меня, вы возбуждаете во мне отвращение!
Слишком гордый для того, чтобы долго умолять надменную молодую девушку, которая с таким презрением отвергала его любовь, Иеклейн скоро перешел от гнева к угрозам.
Он дал понять Маргарите, что она совершенно в его власти, и Бог весть до чего довело бы его оскорбленное самолюбие, если бы один из спутников его не прибежал с известием, что к ним приближаются неизвестные люди.
Иеклейн бросился навстречу приходящим.
– Кто вы? – спросил он.
– Друзья бедных и угнетенных, – ответил мужественный и твердый голос. – А вы?
– Брат, готовый идти по первому призыву, – отвечал Иеклейн.
Обменявшись этими условными лозунгами, начальники протянули друг другу руки.
Новоприбывший был Георг Мецлер, балленбергский трактирщик.
– А пленник? – спросил молодой бекингенец из шайки Иеклейна.
Иеклейн с минуту был в нерешимости. Он был готов приказать умертвить своего пленника, но его остановило желание разъяснить, кто такой этот человек, который, несмотря на простоту костюма, имел вид дворянина. Прежде, чем отправиться с Мецлером, Иеклейн подошел к Максимилиану и пристально посмотрел на него.
– Он слишком стар, чтобы быть любовником Маргариты, – прошептал он… – Однако, мне кажется, что я уже видел где-то эту личность.
Он приказал своим людям увести Максимилиана с Маргаритой. Затем, отозвав в сторону одного из своих доверенных, он приказал ему слушать, что будет говорить молодая девушка со стариком, и употребить все возможные средства, чтобы узнать их тайну.
Едва Иеклейн удалился с Георгом Мецлером, со своими и его товарищами, первым движением Максимилиана было бросить беглый взгляд вокруг себя, чтобы увидеть, нельзя ли как-нибудь освободиться от стражи. К несчастью, он был обезоружен, и к тому же так крепко связан, что не было никакой возможности освободиться.
– Делать нечего, – пробормотал он, – нужно ждать. Маргарита, – прибавил он на французском языке, на котором говорили тогда все знатные люди и, в особенности, придворные, – как вы себя чувствуете здесь, и кто это только что говорил с вами с таким воодушевлением?
– Государь… – прошептала молодая девушка.
– Тсс! – прервал он. – Повторяю – не называйте меня так. Говорите со мной откровенно, дитя мое. Я довольно пожил, чтобы быть снисходительным; я могу все простить, кроме лжи. Что бы ни сделали, память вашей бедной матери защитить вас. Во мне вы всегда найдете сердце отца и друга. Скажите мне всю правду.
Поощренная этим снисходительным и сочувственным тоном, Маргарита рассказала Максимилиану все, что произошло между ней и Гельфенштейном. Это имя заставило императора вздрогнуть.
– Бедное дитя! – воскликнул он. – Ты знаешь ли, что это за человек? Это негодяй, убивший мужа своей любовницы и продавший иностранцам государственные тайны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35