https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya_rakoviny/visokie/
— спросила Диди. Это замечание оскорбило Элизу.— Нет, детектив Боуэн, — раздраженно сказала она. — Я боялась, что он мертв. Когда я проснулась сегодня утром, у меня в планах не было заканчивать день убийством.— Я этого и не имела в виду.— Итак, детективы, — резко сказал судья. — Достаточно вопросов. Она рассказала вам все, что нужно. Закон четко определяет понятие самозащиты. Грабитель был в доме, он недвусмысленно угрожал жизни Элизы. Если бы он выжил, вы бы предъявили ему целый список обвинений, включая нападение с применением смертельного оружия. Он заслуживал пули, и, я уверен, моя жена проявляет необычайное великодушие, сожалея о его смерти.Дункан смерил его тяжелым взглядом:— Судья, напоминаю вам еще раз — расследование веду я. Представьте его чем-то вроде вашего зала суда. Я любезно предоставил вам возможность присутствовать при допросе миссис Лэрд, но если вы еще раз попробуете вмешаться со своими показаниями, когда об этом не просят, вас выведут отсюда и я продолжу допрос миссис Лэрд без вас.У судьи напряглись желваки на скулах, глаза негодующе заблестели; однако он слегка махнул рукой. Жест не означал уступки. Судья давал Дункану понять, что разрешает продолжать.Дункан вновь обратился к Элизе:— Вы пощупали пульс?Она высвободила руку из ладоней мужа и обхватила себя за плечи.— Я не хотела прикасаться к нему. Но заставила себя. Вошла в комнату…— По-прежнему с пистолетом?— Я его уронила. На полу, у двери.— Ясно, — сказал Дункан.— Я вошла в кабинет и обогнула стол. Опустилась на колени, пощупала пальцами вот здесь.Она прикоснулась к своей шее рядом с тем местом, где находится сонная артерия. Дункан заметил, какие тонкие у нее пальцы. Бледные, холодные на вид. Зато кожа шеи…Он резко перевел взгляд на судью.— Я слышал, вы рассказывали офицеру Крофтону, что, когда пришли в кабинет, Элиза лежала в обмороке позади письменного стола.— Верно. Она лежала в рабочем кресле. Я решил… Хм, можете себе представить, как я испугался. Я решил, что она умерла. Подбежал к ней и увидел на полу человека. В тот момент я испытал облегчение, и мне за него ничуть не стыдно.— На вашем халате кровь. Он брезгливо пожал плечами:— К тому времени на ковер под ним натекло много крови. Когда я наклонился над телом, запачкал в ней край халата. Я пощупал пульс. Его не было.— Что в этот момент делали вы?Если бы Диди не задала Элизе этот вопрос, Дункан сделал бы это сам. Краем глаза он наблюдал за ней. Она внимательно слушала рассказ мужа. Если он и сказал что-то противоречащее правде, она никак это не выдала.— Я… я ничего не делала. Просто сидела в кресле. Я оцепенела.Оцепенела настолько, что даже не заплакала. Он помнил, что глаза у нее оставались сухими, без каких-либо следов слез. Плакать она не плакала, зато и не врала об этом.Судья сказал:— Элиза была в шоке. Возможно, я помню происходившее в этот момент более отчетливо, чем она. Можно мне добавить?Дункан понял, что им пытаются руководить, но не стал спорить.— Пожалуйста, судья, — преувеличенно вежливо сказал он.— Я поднял Элизу и вынес из комнаты. Перешагнул через пистолет, валявшийся на полу сразу возле входа в кабинет, там, где она сказала. Я не стал его поднимать и больше ни к телу, ни к чему-либо еще в комнате не прикасался. Положил Элизу, здесь, в гостиной, и по этому телефону вызвал 911. — Он указал на беспроводной телефон на столике возле дивана. — До приезда полиции в кабинет больше никто не входил.— Вы расспросили жену о случившемся, пока ждали их?— Конечно. Она рассказывала сбивчиво, но я понял суть. В любом случае и так ясно, что она сорвала запланированный грабеж. А мне, судья, не так уж все и ясно. Вслух Дункан этого не сказал, не стоило лишний раз задирать судью. Некоторые детали требовали прояснения, только после этого он сможет расценить произошедшее как самозащиту и покончить с делом. Сначала надо было установить личность убитого. Может быть, тогда станет понятно, что он делал в кабинете Лэрдов.Дункан улыбнулся супругам:— Думаю, на сегодня мы выяснили все, что нужно. Завтра могут всплыть новые факты, которые потребуют объяснений. — Он поднялся, давая понять, что допрос окончен. — Спасибо. Я знаю, вам это было непросто. Прошу прощения, что заставил вас снова все пережить.— Вы всего лишь выполняли свою работу, детектив. — Судья протянул Дункану руку. Тот ее пожал.— Да. — Отпустив руку судьи, он прибавил: — На данный момент кабинет является местом преступления. Мне жаль, если это доставит неудобство, но я очень прошу вас ничего оттуда не брать.— Разумеется.— Еще один вопрос, — сказала Диди. — Кто-нибудь из вас узнал мужчину?— Нет, — сказала Элиза.— Я тоже нет, — сказал судья.— Вы уверены? Ведь, по словам миссис Лэрд, она зажгла не тот выключатель. В комнате, наверное, был полумрак. Судья, вы включали верхний свет в кабинете?— Да. Я говорил об этом офицеру Крофтону. Я зажег его, когда входил в комнату.— Значит, вы хорошо рассмотрели мужчину при свете?— Очень хорошо. Как уже говорилось, нам он абсолютно незнаком, детектив Боуэн. — Предложив проводить их до дверей, судья смягчил тон. Он поднялся, но, прежде чем сделать шаг, наклонился к жене, все еще сидевшей на диване. — Я сразу же вернусь, милая, и провожу тебя наверх.Она кивнула и слабо улыбнулась в ответ. Вместе с судьей Дункан и Диди вышли из комнаты. В прихожей Диди сказала:— Судья, прежде чем мы уйдем, я бы хотела измерить, на какой высоте находится след от пули на стене. Это всего пара секунд.Просьба судье не понравилась, но он ответил «конечно» и вместе с ней направился в кабинет.Дункан с ними не пошел. Засунув руки в карманы и напустив на себя нарочито небрежный вид, он смотрел в спину судье и напарнице, пока они не скрылись.У входной двери разговаривали Бил и Крофтон. Из обрывков разговора, долетавших до Дункана, он понял, что обсуждались достоинства и недостатки разных способов приготовления барбекю; полицейские не обращали никакого внимания на репортеров и зевак, столпившихся на улице.Он заглянул в гостиную. Элиза по-прежнему сидела на Диване. В руках у нее была чашка с чаем, блюдце она оставила на столике. Она сжимала ее обеими руками. Ее пальцы казались такими же хрупкими, как и фарфор. Она не отрываясь смотрела в чай.— Я был пьян, — тихо сказал Дункан.Она не шевельнулась. Но Дункан знал, что она его слышит.— И я был зол на вашего мужа.Ее пальцы чуть крепче сжали чашку.— Хотя ни то, ни другое не извиняет того, что я вам наговорил. Но я, хм… — Он посмотрел налево и направо. Коридор все еще был пуст. Можно было спокойно говорить. — Я хочу, чтобы вы знали… что бы я там ни наговорил — это не про вас.Она подняла голову и посмотрела на него. В лице ее, в бледных губах, по-прежнему не было ни кровинки, и от этого глаза казались невероятно огромными. Такими огромными, что Дункан запросто мог утонуть в их зеленой глубине.— Разве? Глава 5 В Роберте Савиче прежде всего поражал необычный цвет кожи и волос.Кожа цвета кофе с молоком досталась ему от бабушки со стороны матери, уроженки Ямайки. Оттуда она приехала в США в поисках лучшей жизни. В тридцать четыре, отказавшись от дальнейших поисков, она вскрыла себе вены в борделе, где жила и работала. Истекающее кровью тело нашла другая проститутка, ее пятнадцатилетняя дочь, мать крошки Роберта.Голубые глаза были наследством многих поколений Савичей, рода, который пользовался дурной славой и подавал надежды под стать материнскому.На первый взгляд к Савичу относились соответственно его происхождению. Он же был уверен: те, у кого кожа стопроцентно темная или белая, никогда не примут его, полукровку, и не признают своим. Предубеждение всегда расцветает пышным цветом в любой расе и не знает никаких границ. Всякое общество, как бы громко оно от него ни открещивалось, пронизано предубеждением сверху донизу.Как только Савич подрос и стал разбираться, что к чему, он понял: он должен властвовать сам, единолично. Эгоистической цели такого масштаба невозможно достичь, будучи хорошим мальчиком, наоборот, для этого нужно быть жестче, умнее, жаднее своих сверстников. Достичь этой цели можно, только заставив каждого встретившегося на твоем пути тебя бояться.Мрачный опыт юности Савич усвоил хорошо и обернул его себе на пользу. Каждый год, проведенный в нищете, унижениях и отчуждении, становился новым защитным слоем, который все утолщался и твердел, пока не сделал Савича неуязвимым, как сейчас. В особенности это касалось его души.Весь свой ум и талант предпринимателя он направил в торговлю — особого рода. В двенадцать он перевозил кокаин. В двадцать пять сам назначил себя главой преступного мира, одним махом перерезав горло своему наставнику на глазах испуганных соперников. Вскоре о нем узнали те, кто никогда раньше не слышал его имени. Его противники стали умирать один за другим, и все ужасным образом. Слава о его жестокости, вполне заслуженная, быстро распространялась, подавляя любые тайные мысли о противоборстве.Десять лет продолжался его террор. Он сделал его состоятельнее, чем он предполагал. Робкие восстания, предпринятые безумцами или глупцами, немедленно подавлялись. Предать означало подписать себе смертный приговор.Спросите Фредди Морриса. Хотя он не сможет вам ответить.Свернув на автостоянку возле склада, где на совершенно законных основаниях располагался принадлежавший ему машинный цех, Савич представил себе реакцию Дункана Хэтчера, когда тот нашел в своем холодильнике подарочек, и вновь ухмыльнулся.Сначала Дункан Хэтчер был всего лишь камешком в его ботинке, мелкой неприятностью. На первых порах его крестовый поход против империи Савича казался просто забавным. Но в своем упорстве Хэтчер был неутомим. С каждым поражением оно только разгоралось. И Савичу стало Уже не смешно. Детектив стал представлять нешуточную угрозу, с которой ему еще предстояло разобраться. Скоро.Постепенное распространение метамфетамина в юго-восточных штатах открыло новый и многообещающий рынок. Торговые операции Савича сосредоточились на нем, принося стремительно растущую прибыль. Однако дело требовало непрестанного внимания и наблюдения. Савич полностью контролировал тех, кто производил и продавал для него наркотик. Кроме того, надо было следить за частниками, стремившимися поживиться на его территории.Любой кретин, заготовив жаропонижающее и канистру бензина, думал, что может начать работать на себя. К счастью, большинство подобных любителей взрывались в своих убогих лабораториях и без его помощи. Но если получить метамфетамин было относительно легко, продать было еще легче. Потому что употреблять его можно было по-всякому — нюхать, курить, колоться, просто глотать — каждый мог найти что-то свое.Это было золотое дно, и Савич не собирался им жертвовать в угоду Хэтчеру.На первом этаже склада, в цехе, было шумно, грязно и жарко, в противоположность прохладному оазису его офиса на втором. Хотя эти пространства отделяла друг от друга только короткая поездка на грохочущем грузовом лифте, с эстетической точки зрения они были как небо и земля.Он не жалел денег, окружая себя роскошью. Его кожаное рабочее кресло было мягче сливочного масла. Полировка стола — сверкающей и гладкой, как атлас. На полу лежал шелковый ковер самой тонкой работы, какой только можно было купить за деньги.В секретарях у него состоял Кении, гомосексуалист, чья семья пустила в Саванне глубокие корни, отличаясь, к его несчастью, завидным долголетием. Изнывая от нетерпения, Кении ждал, когда же его престарелые родители умрут и он, как единственный сын и наследник, получит долгожданный бесценный судебный архив.Пока же он работал на Савича, смуглого, таинственного и восхитительного. По вполне понятным причинам тот стал проклятием для его родителей, но навсегда завоевал слепую преданность Кении, когда неторопливо задушил рьяного гомофоба, подловившего Кении возле бара для геев и избившего его до полусмерти.Их сотрудничество было взаимовыгодным. Савич предпочитал Кении секретаршам женского пола. Женщины все до единой стремились вступить с ним в сексуальные отношения, глубина которых зависела от их индивидуальности. Он не смешивал флирт с бизнесом.Кроме того, женщины слишком легко поддавались на лесть или даже просто доброе отношение. Копы с федеральными агентами часто пользовались этой женской слабостью с целью получения информации. Однажды они попытались таким образом поймать его за руку. Ничего не вышло — секретарша исчезла бесследно. Он заменил ее Кении.Кении вскочил на ноги в ту же секунду, когда Савич перешагнул порог своего офиса. Он кивнул на закрытую дверь рабочего кабинета Савича, и хотя из его тщательно уложенной прически не выбилась ни одна прядь, было заметно, что он сильно взволнован.— Вас ждут, и с большим нетерпением, — преувеличенно-драматически прошептал он.Савич мгновенно насторожился, ожидая засады, — в голове сразу вспыхнуло «Хэтчер», — и взялся за пистолет на поясе.Брови секретаря испуганно дернулись вверх.— Это не то. Иначе я бы вам позвонил. Думаю, от такого свидания вы бы ни за что не отказались.Теперь, подгоняемый больше любопытством, чем тревогой, Савич подошел к двери и распахнул ее. Гостья стояла к нему спиной и смотрела в окно. Услышав его шаги, она обернулась и сняла темные очки, закрывавшие половину лица.— Элиза! Какой неожиданный и приятный сюрприз. Твое появление всегда подобно бальзаму на раны.Она не улыбнулась в ответ на его широкую улыбку и лесть.— Рада слышать, потому что у меня к тебе дело.Звание сержанта много привилегий не давало, но одной из них был отдельный кабинет в дальнем конце узкого помещения, в котором располагался отдел насильственных преступлений.Проходя мимо стола Диди, Дункан ей кивнул. В зубах он держал пончик, в одной руке — пластиковый стаканчик с кофе, другой подцепил пальцем за вешалку спортивную куртку, а под мышкой торчала газета. Он вошел в свой кабинет размером не больше чулана и даже присесть не успел, как Диди, следовавшая за ним по пятам, решительно шмякнула ему на стол папку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48