В одной руке у меня бутылка, в другой – пробка. Уже третий год я гоняюсь за собственным двоюродным братом, силюсь уговорить его – свернись, уменьшись и влезь в бутылку. Ничего не выходит.
– Я знаю об этом. – Сандро был совершенно серьезен. –Может быть, вы и вправду Ной?
Больше о бутылке и пробке не говорили. Разговор пошел о пустяках. Наша трапеза завершилась, и мы поднялись, чтобы посмотреть сад, виноградники, марани, давильни нашего старосты. Когда мы вернулись к столу, Сандро Каридзе спросил:
– Вот вы, ваше сиятельство, начальник жандармского управления...
– Уже нет, господин Сандро... вернее, неделя-другая, и я больше не буду им!
Зарандиа и Каридзе ошеломленно уставились на меня.
– Полтора месяца назад я подал прошение об отставке. Третьего дня я получил согласие. Привезут приказ, назначат нового начальника, я передам ему дела, и... свобода, свобода! Довольно!
– Этого не может быть!—выдавил из себя Зарандиа. – Министр категорически возражал... Я сам тому свидетель...
– Возможно, я встретил поддержку в лице великого князя.
– А-а-а! – вырвалось у Зарандиа, и он надолго замкнулся в себе.
А Каридзе, придя наконец в себя, вернулся к нашему разговору:
– Вот вы, ваше сиятельство, русский патриот, утонченнейший интеллигент, вернейший ревнитель трона и существующего порядка вещей... человек мыслящий, чувствующий. Меня очень занимает... впрочем, может быть, я не вправе спрашивать...
– Говорите, пожалуйста, говорите.
Однако Каридзе долго думал, прежде чем задать свой во-
– Что может взойти на развалинах Российской империи... вернее, что бы вам хотелось увидеть? – Он спросил так, словно махнул на себя рукой.
Ну что ж, я все еще был начальником кавказской жандармерии.
– Я хочу объединения всей России... в рамках одного государства.
Трудная проблема, но я полагаю —так все и произойдет.
– Большинство политических течений предусматривает право народов на самоопределение, то есть расчленение империи.
– Победит та политическая сила, которая сохранит государство путем предоставления народам России права на самоопределение,– сказал Каридзе.
– Право на самоопределение,– возразил я,– означает национальную независимость, а национальная независимость народов Российской империи означает, в свою очередь, распад империи на составные части. О едином российском государстве остается тогда лишь мечтать.
– О, нет! – Каридзе, словно сердясь, помотал своей лохматой головой. – Любой нации независимость необходима, поскольку она обязательно должна удовлетворять свои национальные, гражданские и культурно-экономические интересы. Ну, а если появится политическая сила, которая под знаменем будущего всероссийского государства даст народам Российской империи гарантию полного удовлетворения всех их национальных, гражданских и культурно-экономических интересов? Кому тогда будет нужна независимость и зачем?
– Вы не хотите принять во внимание сепаратистских, центробежных настроений, которые укоренились в народах Российской империи,– сказал я. – Они существуют независимо от того, хотим мы этого или нет.
– Это настроения национальной буржуазии и обанкротившейся аристократии, но не масс, которые в нынешней исторической обстановке стали решающей силой, сам ход истории отвел им эту роль. Сможет ли политическая мысль России предложить такой модус существования, когда освобожденные народы предпочтут сохранить единое государство? От этого зависит все, в этом корень дела.
– Но существует ли в России такая политическая сила, которая способна сохранить единство государства? Вам она известна?
– Вы, граф, не пользуетесь литературой, внесенной в Index librorum prohibitorum? [Список запрещенных книг (лат .)]
– Пользуюсь. По долгу службы. Я читаю все... знаком со всем, конечно, не фундаментально...
– Тогда вы знакомы и с программой социал-демократов, точнее – с программой большевиков?
– Вы говорите о крыле Ульянова?
– Да.
– Политическая доктрина большевиков... нет, они не созрели для решения этой проблемы,– сказал я.
– Вы правы. Пока не созрели... Но они идут к этому. У них впереди еще. десятка два лет, не больше. Но они единственная партия, которая понимает: создать новое единое российское государство возможно лишь тогда, когда максимально будут удовлетворены национальные и культурно-экономические потребности народов Российской империи. На других путях осуществить эту цель невозможно.
– Политики никогда не скупились на обещания,– заговорил наконец Мушни Зарандиа.
– Это верно, но Ульянов искренний и честный человек. Всем своим разумом он действительно желает благоденствия народам Российской империи. Правда и честность заложены в самом его учении. Масса плотью чувствует правду и, когда приходит срок, идет за честными идеями.
– Да вы большевик,– рассмеялся я.
– Отнюдь... – И Каридзе снова тряхнул своей лохматой головой, словно сердясь.
– Вообще-то вы беспартийный или, вроде меня, член партии, состоящей из одного человека?– спросил Мушни.
Каридзе взглянул на Мушни, пытаясь понять, не шутит ли он над ним.
– Партия – это конкретность.
– Вы располагаете обобщающим учением? – Зарандиа явно был расположен шутить.
– У меня есть некоторая система взглядов! – Сандро Каридзе по-прежнему был серьезен.
– А девиз?
– Не понимаю. – Каридзе повернул голову ко мне.
– Девиз социал-демократов – «народ». Это несколько условно. А каков ваш девиз?
– «Нация». Но и это весьма условно.
– В чем же разница между народом и нацией?
– Я же готов к разговору на эту тему. Если разрешите, отложим его на будущее. Бог даст, встретимся.
Смеркалось и, возможно, поэтому Сандро Каридзе поспешил завершить пашу беседу, а может быть, он просто устал или же шутливый тон, взятый Зарандиа, показался ему баловством и он обиделся. Мы поболтали еще минут пятнадцать – так, ни о чем – и расстались. Мне хотелось договориться с ним о новом свидании, но что-то удержало меня – ведь наша беседа совсем не сблизила нас.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26