Женщина обрела юридическое равноправие, а с годами — и фактическое, то есть стала в ряде случаев зарабатывать больше, чем ее поилец, кормилец и защитник, в ряде случаев она, экономически независимая, жестко могла сказать: «Вот тебе Бог, а вот — порог!» Подавляемая веками энергия, опирающаяся на жизнестойкость и упорство характера, привела к экспансии женщины в науку, медицину, культуру, инженерию, педагогику в такой мере, что во многих случаях процент женщин, работающих в такой-то и такой-то извечно, традиционно мужской сфере приложения труда значительно превысил процент мужской.
В сочетании с той аномальной системой оплаты труда, которая повсеместно утвердилась в СССР, мужчина, как правило, утратил способность единолично содержать семью и в качестве главы семьи в связи с этим упустил экономические вожжи поддержания своего незыблемого авторитета.
В эти драматические рассуждения о взаимосвязи экономики с отношениями в семье следует ввести еще и подлинно трагический акцент, определяемый страшным словом «война». Позволю себе привести абсолютно точные слова на этот счет из повести писательницы (!) Н. Катерли «Между весной и летом»: «Равные права — это конечно, но ведь тут уже не о равенстве дело идет, а что муж в своей семье больше не хозяин, а последний человек. Что случилось с мужиками и откуда бабы такие взялись, что всем заправляют хоть дома, хоть на работе? И вдруг Вася понял, что случилось. Случилась война, да не одна, а целых три. И все три, почитай, подряд. Теперь — что выходит? Мужиков поубивали, остались женщины с ребятишками. Кто главный в доме? Кто самый сильный? Кто самый умный? Кто защита? Кто все умеет? Мать. Вырастает, допустим, дочь и выходит замуж. Как она станет саму себя держать в собственной семье? Ясное дело, как мать, другого она не видела. И не то что обязательно начнет мужа гонять да покрикивать, просто относиться к нему будет, точно мамаша к ребенку — учить, свое навязывать, сопли утирать. А он и рад. Поначалу. Он же, бедняга, только того и ждал, привычный — отца убили, рос с матерью, а теперь вот и в жене в первую очередь ищет мамку, чтоб заботилась, угождала, нянчилась, а он нет-нет да и покуражится — как же! мамка-то ведь сироту жалела, обхаживала из последних сил… Нет, лично Васе и тут жаловаться грех, мать-покойница умная была женщина, хоть и старалась сунуть лучший кусок, а к работе приучила, вот он теперь и жене помогает без слова. И в доме мир. А только чего уж там — был послушным сыном, стал послушным мужем — все и дела. А другой мужик, который вконец избалованный? Мать-то, известно, простит, а жена еще подумает. И получается — скандалы, пьянка, драка, развал семьи. И шашни. Ведь, если вдуматься, отчего на сторону бегают? Не только ради… того-самого, а чтоб отдохнуть душой, человеком себя почувствовать. Как же! Дома-то он никто, а тут по первому слову закуска-выпивка, кровать разобрана и по хозяйству ничего делать не надо. Побегает он так, побегает, а потом, глядишь, бросает жену с ребенком, а то и с двумя. А что особенного! „Меня мать одна поднимала, ничего, вырос“. Разведутся — и пошло-поехало: опять безотцовщина, женское воспитание, на столбе мочала, начинай сначала… Вот она, война, — через сколько лет руки протянула! В ней все дело, а не в том, что девчонки стали штаны носить, а парни — длинные волоса, хотя смотреть на это и противно» («Нева», 1983, № 4, с. 79).
Но ведь кроме войн внешних была еще и непрекращавшаяся война внутренняя, и сколько миллионов невинно репрессированных мужчин ушло в небытие!..
Такая вот история с нашей историей получилась. Но в другой стороны: не все было так переворочено в глубине, в толще. Во-первых, период единоличного владения землей насчитывал у крестьян нашего отечества всего-то несколько лет: коллективизация, в большинстве случаев осуществленная торопливо, с применением насильственно-административных методов, в значительной степени вбила совсем недавно освободившихся от единого общинного обруча крестьян в новые жесткие рамки коллективного хозяйствования, опять-таки с тесной взаимосвязанностью всех от всех, семьям по хуторам и отрубам расползтись не дали. Да, подушное наделение только женатых мужиков исчезло, но подобие мира и мирских решений возродилось, следовательно, в немалой степени получили новую опору как старая мораль, так и ее семейное выражение. А подавляющее большинство новых рабочих, осуществлявших индустриализацию, вышло-то из деревни, совсем еще недавно патриархальной. И если город вносил свои черты в нравственные представления многочисленных новых поселенцев, то выходцы из деревни не в меньшей степени воздействовали на характер отношений в новой среде своего обитания. Родители нашей Анастасии — рабочие, но пришли-то они из деревни и семью свою, и отношения в ней создавали такими, какими знали их по уставу своих предков. И Анастасия взрастала в том представлении, что ей со временем нужно быть замужем, а не над-мужем.
И самое главное: это было построение семейных отношений не только у двоих семейных новых горожан, бывших крестьян, и их дочери, нет. Это была мораль общенародная, обусловленная гигантской инерцией предшествующего тысячелетия.
Осмелюсь в данном месте оного повествования осторожно высказать мысль, давно владеющую мной, но пока способную шокировать общественное мнение. Поскольку я достоверно знаю, что мысль моя истинна и через некоторое время люди будут, пожимая плечами, недоумевать «кто же этого не знает», постольку я все же обозначу ее, ибо она имеет непосредственное отношение к теме «М-Ж». Дело в том, что любое общественное событие совершается не только в материальном плане, но и в сознании, и в чувствах человеческих. И этот нематериальный окутывающий его ореол, и этот нематериальный след, сохраняющийся впоследствии не только в человеческой памяти, но в долговечной (вечной?) памяти ноосферы, окружающей нашу удивительную планету, на самом-то деле не менее значим, чем материальные последствия вышеозначенного события. Господи, до чего же поверхностно, верхоглядски, ложно, лживо судят те историки или современники- комментаторы, которые опираются лишь на сугубо физические, грубые, весомые, зримые черты того или иного явления! Так например, истинным ли будет вывод о счастье той или иной семьи, опирающийся исключительно на инвентарную опись их шкафов, хрусталя и электроники? Ясно, что вне учета душевного мира и согласия в той или другой семье грош ему будет цена. Семья может быть весьма зажиточной, а члены ее глядят друг на друга волками, семья может быть попросту бедная, а отношения в ней — самые счастливые. Разумеется, встречаются и материально обеспеченные и счастливые семьи, и семьи нищие, где супруги живут, как кошка с собакой, но это свидетельствует лишь о том, что обобщающий вывод о семейной жизни не может базироваться лишь на тех величинах, которые прямо интересны налоговому инспектору.
Да ведь то же самое, только в более сложных категориях следует отнести и к быту и бытию народному. Фининспекторы от обществоведения столкнутся с неразрешимыми для них парадоксами: почему, например, фронтовики, пережившие немыслимые ужасы войны, в том числе испытавшие такую последнюю и крайнюю степень материального измерения, как смерть сотоварищей, уничтожение сел и городов, собственные ранения и сплошь да рядом инвалидность, считают именно эти годы самыми счастливыми в своей жизни? Может быть, потому, что ясность великой цели, подъем всех душевных сил, раскованная инициатива, бескорыстное братство сподвижников — это такие ценности, перед которыми меркнут те материальные взносы, которыми был оплачен этот нематериальный взлет столь абстрактной субстанции, как человеческий дух?..
Мне пришлось как-то столкнуться с размышлениями критика М. Золотоносова на ту тему, что наш народ по морали своей недалеко ушел-де от обезьян, недавно спустившихся с деревьев на землю. Да почему же так? А потому, с его точки зрения, что у нас еще не возобладала абсолютная индивидуалистическая мораль, мы все еще живем и мыслим давно обветшавшими, по его мнению, категориями, вроде отечества, родины, коллектива. Ничего кроме насмешки не вызывают, по мнению вышеозначенного модерного фининспектора, статьи в российских газетах о том, что молодые парни, погибшие 21 августа 1991 года, защищая Белый дом, умерли не даром, ибо отдали жизнь за счастье своего Отечества, за будущее России. Какой позор, какое, обезьянье самосознание, так расценивает он и их гибель, и преклонение перед ними. Но вопрос: человек ли этот резонер, либо только внешне человекоподобное?
Разумеется, находясь на уровне человекоподобных, невозможно понять (отсутствует физический орган для этого), что не только отдельный человек (бывший фронтовик или блокадник, например) может оценивать свою жизнь вне материальных рамок, но и целый народ, для которого осознание своей значимости в истории, патриотическое восприятие героизма и могущества своей державы, память о преобладании духовных (человеческих) стимулов оказывается чрезвычайно существенными факторами мировосприятия. Настолько существенными, что они перекрывают, непостижимо для человекоподобных, все иные факторы, в том числе и истинно бесчеловечные. И те политики, что крутят руль на государственном российском корабле, ориентируясь лишь на такие вполне наглядные опознавательные знаки на изменчивом фарватере, как колбаса или колготки, рискуют и корабль посадить на мель, и сами от резкого толчка вылетят за борт. Без великой идеи Россия вперед двигаться успешно не будет!..
Тем временем я уже перешел к такой совершенно не материальной, но могущественнейшей силе, как воздействие на мнения и поступки человека (и народа) духовных ценностей и воззрений, возникающих на основе прежних материальных состояний и притягивающихся к нам, и окутывающих нас аурой, в которой мы продолжаем жить. Да, материальные условия заключения браков и взаимоотношений «М-Ж» существенно видоизменились, но их традиционная брачная структура: мужа-отца, кормильца и защитника, и жены-матери, заботницы и Хранительницы очага, — в глубокой общенародной памяти продолжала сохраняться, невзирая ни жестокость новозаводского быта, ни на трубные манифесты Университета им. Свердлова.
Она сохранялась тем прочнее, что утверждалась и утверждается православием (хоть эта христианская религия и была длительное время придавлена государством).
Она сохранялась тем прочнее, что была лишь одной из составляющих частей гораздо более широкой общей ауры, охватывающей и другие великие народы на других великих континентах. Структура, модель изначального союза, состоящего как из мужчины и женщины, сочетавшихся браком для воссоздания потомства, так и из этого потомства — структура подобной в сути своей семьи являлась основной и незыблемой в соседнем огромном Китае. Конечно, контуры жизни китайской семьи и бытовой антураж ее, и идеология, если можно так сказать, отличалась от соответствующих категорий семьи русской, и прежде всего в незыблемой традиции почитания предков, чья бесчисленная вереница поколений уходила во тьму времен. Однако китайская поговорка «Мужчина — хозяин вне дома, а женщина — в доме» свидетельствует, что опорные принципы семьи были общими и в России, и в Китае. Да, русская женщина была гораздо более раскована, чем китайская, чьей добродетелью являлась покорность и абсолютное послушание мужа, но и там, и там основной функцией жены являлось рождение наследника (наследников).
То же и в традиционной японской семье: роль жены — рожать наследников для семьи мужа, куда ее приняли, вникать во все подробности домашнего хозяйства. Муж же обязан обеспечивать благосостояние семьи. Не стану тратить времени на анализ отличий японской семьи от китайской или русской — их много, но суть, ядро семейной концепции одна и та же, и, подвергаясь размывающим воздействиям европейской или северо-американской модели, сохраняет, однако, свою устойчивость: как материальную, так и духовнотрадиционную.
И более того, семейные устои, основанные на четком разделении роли отца и матери в семье, близкие тем, о которых шла речь раньше, прочно сохраняются в огромном регионе, протянувшемся от Мавритании до Пакистана и охватывающем ареалы арабской, иранской и турецкой культуры. Там по- прежнему, можно сказать монолитно, превалирует модель авторитарной, иерархически четкой семьи. Да, исподволь она размывается, обретает большую гибкость и некоторые новые формы, но это все та же устойчивая в основе своей структура.
Вот такая-то существует в мире, можно сказать, мощная аура, которую нельзя просчитать на арифмометрах фининспекторов от социологии, но которая вбирает в орбиту своего воздействия огромные массы людей. Большинство женщин — осознанно или неосознанно — хочет быть за мужем, защитником, кормильцем и поильцем, а большинство мужчин хотело бы иметь здоровую мать своих детей, умелую хозяйку, верную опору во всех превратностях судьбы. О, сколь глубокого смысла полна старая русская поговорка: «Для щей люди женятся, для мяса замуж выходят». Вдумаемся в нее… Что и говорить, Егор во всех своих предшествующих семейных бытованиях и Анастасия также, исходили из подобной модели как исходной, фундаментальной, наилучшей.
Итак, мощное, воистину планетарное течение традиционных представлений о роли мужчины и женщины в семейной жизни направляло жизнь мужчин и женщин в нашей стране, невзирая ни на грандиозную ломку укладов хозяйственно-экономического уклада, ни на войны и репрессии, выкосившие ряды наиболее активных и самодостаточных мужчин, ни на резкое снижение возможностей у мужчины быть как прежде, на протяжении тысячелетий, основным добытчиком и кормильцем своей жены, детей и престарелых родителей.
Все однако значительно, а кое-где даже в корне изменилось, когда в это величественное, широкое и мощное течение и соответствующий ему эмоциональный ореол стремительно ворвалось не менее могучее течение, истоки которого зарождаются у других континентов, берут начало в иных регионах, чем те, что были названы чуть выше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53