– с тревогой спросил Джоди.
– Нисколько. Ежели медведь учует его, он не обратит на него внимания, разве что повернётся и дунет прямо к нему.
Несмотря на свирепый настрой Пенни, охота начала принимать свой прежний радостный колорит. Денёк выпал свежий и ясный. Пенни хлопнул Джоди по спине.
– Это будет получше всяких там рождественских кукол, правда?
– Ещё бы.
Холодный полдник был вкуснее иных горячих обедов. Они сидели, ели и отдыхали под славным горячим солнцем. Они расстегнули куртки. Когда они снова тронулись в путь, котомки за плечами поначалу казались им тяжёлыми, но они скоро опять привыкли к ним. На некоторое время у них создалось впечатление, что Топтыга намеревался, дав широкий круг, вернуться обратно к Острову Форрестеров или Острову Бэкстеров либо идти дальше прямо через заросли к новым местам кормёжки на реке Оклавохо.
– Ежели Форрестеров хряк и подранил его, – оказал Пенни, – похоже, ему на это наплевать.
Вопреки всякой логике, в середине дня огромные отпечатки медвежьих лап повернули назад, в болото на востоке. Идти стало тяжело.
– Это напоминает мне прошлую весну, как мы с тобой гнались за ним по болоту у Можжевелового Ключа, – сказал Пенни.
Под вечер они оказались неподалеку от низовий Солёных Ключей. Внезапно Джулия подала голос.
– Это на него похоже – залечь в таком месте!
Джулия кинулась вперёд. Пенни побежал за ней.
– Она подняла его!
Впереди послышался треск, словно буря прошлась по гущине зарослей.
– Возьми его, родимая! Держи его! Ату! Взять его! Ату!
Медведь двигался с невероятной быстротой. Он с треском ломился сквозь чащи, замедлявшие продвижение собак. Он был как пароход на реке, и густая непролазь колючих кустов, лиан и стволов упавших деревьев была под ним всё равно что текучая вода. Пенни и Джоди вспотели. Джулия вновь подала голос. На этот раз в нём звучали ноты отчаяния. Она не поспевала за медведем. Болото стало до того топким и сырым, что их башмаки целиком погружались в жидкую грязь, и им приходилось дюйм за дюймом выдираться из неё, не имея под ногами никакой опоры, кроме плетей смилакса. Тут росли кипарисы; их острые угловатые корни были скользки и коварны. Джоди увяз по бёдра. Пенни обернулся и подал ему руку. Флажок описал дугу влево, ища места повыше. Пенни остановился перевести дух. Его грудь тяжко вздымалась.
– Похоже, он уйдёт от нас, – задыхаясь, проговорил он.
Когда одышка немного прошла, он снова двинулся вперёд. Джоди отстал, но, выбравшись в хэммок, на островок низкой субтропической растительности, пошёл быстрее и догнал отца. Тут росли лавр, ясень и пальмы. Идти через хэммоки было всё равно что перебираться по камням через ручей. Вода между ними была прозрачно-коричневая. Джулия впереди лаяла на длинной высокой ноте.
– Держи его, родимая! Держи!
Чащоба впереди переходила в поросшее травой пространство. В просвете завиднелась грозная фигура Топтыги. Он мчался, точно чёрный вихрь. Вот в ярде позади него показалась Джулия. Перед ними мерцала быстрая вода реки Солёных Ключей. Медведь с плеском бултыхнулся в поток и поплыл к противоположному берегу. Пенни поднял ружьё и выстрелил два раза подряд. Джулия, проскользив на брюхе к самой воде, села на задние лапы, высоко задрала нос и завыла тоскливо с горя и разочарования. Топтыга уже карабкался на противоположный берег. Пенни и Джоди выломились из чащи на низкий сырой берег. Черный округлый крестец мелькнул перед их глазами. Пенни выхватил из рук Джоди ружьё и выстрелил. Медведь подпрыгнул.
– Я попал в него! – крикнул Пенни.
Топтыга продолжал бежать всё вперёд и вперёд. С минуту было слышно, как он с треском ломился сквозь чащу, затем всё затихло. Пенни отчаянно толкал собак в воду. Они ни в какую не хотели плыть через широкий поток. Он всплеснул руками, опустился на корточки прямо в жидкую грязь и горестно замотал головой. Джулия поднялась, понюхала отпечатки медвежьих лап у кромки воды, затем села и возобновила свой плач, словно и не прерывала его. Джоди всего трясло. Он полагал, что охота окончена. И на этот раз Топтыга ушёл от них.
Он очень удивился, когда Пенни встал, отёр пот с лица, перезарядил оба ружья и двинулся на северо-запад по открытому берегу реки. Он решил, что отец знает менее запутанный путь, которым можно вернуться домой. Однако Пенни продолжал идти вдоль реки и после того, как по левую руку потянулись редкие сосновые леса. Джоди не осмеливался приставать к нему с вопросами. Флажок исчез, и он ужасно боялся за него. Но хныкать было нельзя, ни за себя, ни за оленёнка, – таков был уговор. Узкая спина Пенни сутулилась от усталости и разочарования, но вид у неё был непреклонный. Джоди оставалось только следовать за ним. Он намял себе ноги, они ныли. Старая шомполка тяжело давила плечо.
– Помнится, её дом был где-то здесь… – сказал Пенни, больше самому себе, чем сыну.
Берег потока начал повышаться. Сосны и дубы высились на фоне заката. Они подошли к высокой круче, вздымавшейся над потоком. На верху её стояла хижина, внизу было расчищенное поле. Пенни поднялся по извилистой тропинке и взошёл на крыльцо. Дверь была заперта, и не видно было дымка из печной трубы. Окон у хижины не было. Их заменяли квадратные проемы с деревянными ставнями. Ставни были плотно прикрыты. Пенни обогнул хижину. Один ставень сзади был приоткрыт. Пенни заглянул внутрь.
– Её нет, но мы всё равно войдем.
– Мы пойдём отсюда вечером домой? – с надеждой спросил Джоди.
Пенни повернулся и посмотрел на него:
– Домой? Я же сказал тебе, что намерен разделаться с этим медведем. Ты можешь идти домой…
Он никогда не видел отца таким холодным и неумолимым. Собаки, тяжело дыша, легли на песок возле хижины. Пенни подошёл к поленнице и наколол дров. Набрав охапку, он швырнул её внутрь хижины через открытый проем. Затем влез туда сам и открыл кухонную дверь изнутри. Джоди вернулся к поленнице, нащепал смолистых лучин и, войдя в хижину, положил их на пол. Возле открытого очага частью стояли, частью висели на вращающихся кронштейнах котелки и форма для выпечки хлеба.
Пенни развёл огонь и повесил над ним мелкий котелок. Затем развязал на полу котомку, достал кусок свиного сала и ломтиками нарезал его в котелок. Сало начало потихоньку скворчать. Пенни вышел наружу к колодцу и достал на вороте ведро воды. С полки на кухне он взял замызганный кофейник, заварил в нём кофе и поставил его поближе к жару. В заимствованной сковороде замешал кукурузный хлеб и положил прогреваться к огню две холодные картофелины. Когда сало растопилось, он вылил в него тесто, дождался, пока лепёшка затвердеет и подрумянится, и, отвернув кронштейн от самого жара, оставил хлеб доходить. Тем временем вскипел кофе. Он отодвинул его от огня, достал из расшатанного кухонного шкафа тарелки и чашки и поставил их на голый сосновый стол.
– Пристраивайся, – оказал он. – Всё готово.
Он ел быстро и жадно. Остатки кукурузного хлеба он вынес во двор собакам и бросил им ещё по две полоски мяса аллигатора. Джоди было холодно, и не от одной только резкости вечера. Невыносимо было, что отец так молчалив. Он ел с ним всё равно как с чужим. Пенни согрел воды в котелке, в котором готовил, перемыл тарелки и чашки, убрал их в шкаф и подмёл пол. Затем вышел наружу, набрал с дуба несколько охапок мха и сделал собакам ложе под укрытым от ветра углом дома. Спускалась ночь, тихая и очень холодная. Он натаскал из лесу целых древесных стволов и два из них положил концами в очаг; их надо было время от времени проталкивать вперёд. Он набил трубку, раскурил её и лёг на пол возле огня, подложив себе под голову скатанную котомку.
– Лучше всего и тебе сделать то же самое, мальчуган, – добрым голосом сказал он. – Рано утром нам выступать.
Теперь он был больше похож на себя, и Джоди осмелился задать несколько вопросов:
– Па, ты думаешь, Топтыга пройдёт здесь обратно?
– Кто угодно, только не он. Или, во всяком разе, не так скоро, чтобы я стал его дожидаться. Я почти уверен, что ранил его. Я пройду к Солёным Ключам и, обогнувши верховья, перейду на ту сторону реки. А там – вниз по берегу вплоть до того места, где он бросился сегодня в чащу.
– Ведь это здорово далеко…
– Изрядно.
– Па…
– Ну?
– Как по-твоему, с Флажком ничего не стряслось?
– Ты не забыл, что я тебе сказал, когда позволил взять его с собой?
– Не забыл. Я только…
Пенни смягчился:
– Он не заблудился, ежели об этом твоя печаль. Оленя нельзя потерять в лесу. Он объявится сам, ежели только не вздумает одичать.
– Он не одичает, па. Никогда.
– В таком раннем возрасте – пожалуй. Скорее всего, в эту минуту он изводит нашу мать. Спи.
– А чей это дом, па?
– До сих пор принадлежал одной вдовой женщине. Я тут давно не бывал.
– А она не заругается, что мы пришли сюда?
– Ежели это та самая женщина – не заругается. Было время, я ухаживал за ней, до того как женился на твоей матери. Спи.
– Па…
– Это твой последний вопрос, дальше я просто угощаю тебя метлой. А если вопрос будет неразумный, то и за него угощу.
Он колебался. Он хотел спросить, не думает ли отец, что они смогут поспеть завтра вечером на рождественские праздники. Он рассудил, что вопрос неразумен. Преследование Топтыги может стать делом всей жизни. Он вернулся мыслями к Флажку. Ему воображалось, что Флажок заблудился, голоден, что его преследует пантера. Без Флажка было так одиноко. Он спросил себя, тревожилась ли о нём когда-нибудь так его мать, и решил, что, наверное, нет. Он заснул с какой-то печалью.
Утром его разбудил стук колёс во дворе. Собаки залаяли, им ответила чужая собака. Он сел на полу. Пенни, уже вскочив на ноги, тряс головой впросонках. Они проспали. Вокруг хижины, розовый, разгорался рассвет. Огонь распался на пепел и угольки, и только обугленные концы двух древесных стволов торчали над очагом. Воздух был ледяной. Пар от дыхания повисал в нём морозными облачками. Они промёрзли до мозга костей. Пенни подошёл к кухонной двери и открыл её. Послышались шаги, и в хижину вошла женщина средних лет, а следом за нею юноша.
– Господи боже!.. – проговорила она.
– Ну что же, Нелли, – сказал Пенни. – Похоже, тебе просто не суждено от меня отделаться.
– Эзра Бэкстер!.. Ты мог бы и подождать, пока тебя пригласят.
Он широко улыбнулся ей:
– Знакомься, вот мой сын Джоди.
Она мельком взглянула на него. Это была миловидная женщина, пухленькая и розовощекая.
– Он чуточку похож на тебя. А это мой племянник, Аза Ревелс.
– Уж не сын ли Мэтта Ревелса? Ей-богу! Ну, мальчуган, я знал тебя ещё тогда, когда ты был не больше осы-землеройки.
Они обменялись рукопожатием. Юноша был застенчив.
– Ну, а теперь, мистер Бэкстер, вспомнивши про вежливость и всё такое, расскажите же мне, как сталось, что вы так свободно распоряжаетесь в моём доме?
Она сказала это весёлым тоном. Джоди она понравилась. Женщины делятся на породы, как собаки, подумал он. Она была одной породы с бабушкой Хутто, из тех, с которыми мужчинам легко. И ещё, две женщины могут произносить одни и те же слова, но смысл этих слов будет не один и тот же, подобно тому как лай одной собаки может быть угрожающим, а лай другой – дружелюбным.
– Сейчас, вот только разворошу огонь, – сказал Пенни. – Тут не то что говорить, а самый дух в груди замораживает.
Он склонился над очагом. Аза вышел во двор за дровами. Джоди пошёл помочь ему. Джулия и Рвун с поднятыми хвостами ходили вокруг чужой собаки.
– Ваши собаки до смерти испугали нас с тетушкой Нелли, – сказал Аза.
Джоди не смог придумать ничего подходящего в ответ и поспешил с дровами в дом.
– Ежели ты ещё никогда не была ангелом, посланным мне с неба, Нелли, то этой ночью ты стала им, – говорил Пенни. – Мы с Джоди два дня подряд гоняем большого разлапого медведя. Он всё драл у меня скотину, и вот моё терпение лопнуло…
– Медведя без пальца на передней лапе? – прервала она. – Прошлый год он оставил меня без свиней.
– Ну да, мы идём по его следам от самого дома, и в болоте южнее низовий реки мы подняли его. Будь я к нему ярдов на десять поближе, я бы достал его. Я выстрелил по нему три раза, но он был слишком далеко. Последним выстрелом я ранил его. Он переплыл через реку, а мои собаки не захотели лезть в воду. Ах, Нелли, никогда я не был так близок к отчаянью с тех самых пор, как ты сказала мне, что Фред хочет составить тебе компанию на всю жизнь.
Она засмеялась:
– А ну тебя! Ты сам-то никогда не собирался.
– Теперь поздно объясняться… Так вот, я подумал, что ежели ты не вышла снова замуж и не уехала, твой дом должен быть где-то здесь. И я знал, что ты не откажешься приютить меня под своим кровом. Когда сегодня ночью я укладывался спать, я сказал: «Господи, благослови маленькую Нелли Джинрайт».
Она звонко рассмеялась:
– Для меня нет гостя желаннее. Только в следующий раз не мешает знать заранее, а то я так напугалась. Вдовая женщина не привыкла видеть чужих собак во дворе и мужчину у очага. Что же ты собираешься делать теперь?
– Да вот как только заморю червячка, переберусь повыше истока реки на ту сторону и вновь пойду по следу с того места, где мы в последний раз видели его.
Она собрала морщины на лбу.
– В этом нет нужды, Эзра. У меня тут есть лодка-долблёнка, она, правда, очень неважная и вся растрескалась от непогоды, но всё же сможет доставить вас на тот берег. Бери её, ради бога, и сократи себе путь.
– Ой-ля-ля! Ты слыхал, Джоди? Я должен повторить: «Господи, благослови маленькую Нелли Джинрайт».
– Не такая уж я маленькая, какой была в ту пору, когда ты со мной познакомился.
– Верно, только сейчас ты выглядишь куда лучше. Ты всегда была хорошенькая, только слишком тоненькая. У тебя были такие тонкие ножки, словно молоденькие деревца, о которые тёрся олений бык.
Они снова рассмеялись. Она сняла чепец и захлопотала на кухне. Пенни теперь не особенно торопился. Переправляясь через реку на долблёнке, они намного сокращали свой путь, и это давало им возможность позавтракать не торопясь. Он отдал хозяйке остатки свинины. Она приготовила кукурузную кашу, заварила свежий кофе и напекла преснушек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49