Этого я не сделаю. Я никогда не пойду в церковь. Никогда!
Кристофер Уинн молча отошел от окна. Собрался ее бросить? У Джин перехватило дыхание, но тут заскрежетал ключ, и дверь распахнулась.
– Вы свободны! – торжественно объявил спаситель.
Она переступила порог и вдохнула свежий пряный воздух, залюбовавшись облаками, похожими в закатных лучах на розовые крепостные стены с зубцами.
– Почему вы думаете, что я стану силой принуждать вас ходить в церковь? – серьезно спросил Уинн. – Я этого не сделаю. Вы бы стали там отвлекающим внимание элементом.
– Отвлекающим внимание прихожан?
– Возможно, хотя я подумал не об этом. Темнеет. Пойдемте.
– Спасибо, мне не нужны спутники. Можете возвращаться той же дорогой, по которой пришли.
От его хохота по спине девушки побежали мурашки.
– О нет, я провожу вас через лес. Вы знаете, что от гнева у вас сверкают глаза? Как бриллианты. Вы рассердились потому, что я отослал Брука? Так у меня появилась возможность с вами поговорить. Ведь всякий раз, как мы с вами встречаемся, вы от меня ускользаете. Помните, я сказал вам, что мужчина может быть священнослужителем и одновременно хорошим любовником? А любовники с незапамятных времен обладают определенной широтой взглядов. Я… Слышите, собаки лают? Они что-то нашли.
Он сменил тему нарочно или на самом деле услышал собак? Джин прислушалась. Кажется, в кустах раздался шорох? Ее сердце замерло, а потом гулко заколотилось. Неужели сеттеры взяли след того человека, который ошивался возле хижины? Он выслеживал Кристофера Уинна. Зачем? Хоть Джин и испытывала неприязнь к мужчине, стоявшему рядом с ней, с ним не должно было случиться ничего плохого – ведь он пришел к ней на помощь. Нельзя оставлять его одного. Она схватила его за рукав и с мольбой прошептала:
– Пойдемте! Быстрее! Я услышала странный шум. Я… мне страшно.
Ну и пусть думает, что она трусиха. Как еще она могла поторопить его?
– Конечно, мы пойдем, но я не думаю, что слову «страх» есть место в вашем словарном запасе.
Джин нетерпеливо потянула его вперед, но, прежде чем он успел сделать, шаг, два сеттера бросились к ним и с громким лаем помчались обратно к деревьям.
– Что там такое? – крикнул Кристофер. – Опять погнались за белкой? Только не устраивайте из этого целое представление! Эй, ко мне!
Опустив головы, свесив хвосты, собаки уныло побрели за ним через поляну.
Джин, торопливо шагая следом, изо всех сил прислушивалась. Лес гудел симфонией звуков. Хрустнул сухой сук. С пугающей внезапностью пронзительно просвиристела древесная лягушка. Щебетали птицы. На мох опустился лист. Уж не знакомые ли зеленые глаза блеснули за кустом? Что там было? Она остановилась и прислушалась. Кристофер Уинн положил руки ей на плечи.
– Вы нервничаете? Салли-Мэй расстроила вас своей глупой выходкой? Вы в полной безопасности, Джин.
Он стоял так близко, что девушка усилием воли разрушила чары оцепенения. Она пошла дальше по тропе, бросив через плечо:
– Среди этих деревьев становится жутковато.
– Идти нам недалеко. Ваша машина на дороге. Мы окажемся перед камином в «Холлихок-Хаус» прежде, чем вы успеете позвать на помощь Робина Гуда.
– Не разговаривайте со мной так, будто я напуганный ребенок! Я не поеду в «Холлихок-Хаус».
– Поедете-поедете, на чай. Вас ждут Кон и мистер Рэндолф. Брук тоже там будет.
Охваченная возмущением, Джин задела ногой корень и споткнулась. Уинн поймал ее. Привлек к себе. Его голос прозвучал до странности нежно, когда он спросил:
– Подвернули ногу?
Она вырвалась из его объятий.
– Как старомодно! Драматическая ситуация: прекрасная дева подворачивает ногу в диком лесу, и герой несет ее много миль на сильных нежных руках.
– Вы действительно прекрасны. Это предложение? У меня в самом деле сильные руки.
Джин покраснела до корней волос и сердито буркнула:
– У вас что, нет чувства юмора?.. А вот и дорога, и, слава богу, моя машина на месте! Мне показалось, что эта тропа была длиной в миллион миль. – Уж после этого он никак не подумает, что она присоединилась к сонму его обожательниц! Джин открыла дверцу родстера и села за руль. – Довезу вас до шоссе, – великодушно пообещала она.
– До шоссе я не поеду, – ответил Уинн. – Пойду по холму. Этой дорогой я хожу к Картерам по три раза в неделю. От хижины до его белого домика можно добросить камень.
Вызывающе задрав подбородок, Джин завела мотор. Неожиданно собаки прекратили обнюхивать кусты, замерли и внезапно метнулись на тропу, отчаянно лая. Неужели они учуяли зеленоглазого контрабандиста? Кристофера нельзя оставлять одного, когда над ним нависла угроза.
– Будь по вашему, – сдалась Джин. – Я отвезу вас в «Холлихок-Хаус».
– И останетесь на чай?
– Да. Для собак в машине достаточно места.
– Пусть лучше побегают.
Когда Кристофер Уинн сел и закрыл дверцу, девушка сердито буркнула:
– Тиран. Вы хотите, чтобы вам все подчинялись, не так ли?
Родстер плавно тронулся с места. Уинн, проигнорировав вопрос, неожиданно сказал:
– Если бы вы были влюблены в Брука, то вам бы хотелось, чтобы он вас поцеловал.
Задохнувшись от изумления и смущения, Джин, опомнившись наконец, с вызовом заявила:
– Я терпеть не могу поцелуи!
– Я заставлю вас изменить мнение на этот счет, если только… – В его голосе не было и тени насмешки, когда он поинтересовался: – Вы помолвлены с Бруком?
Джин, которую этот вопрос застал врасплох, не смогла соврать.
– Не совсем, я… я… – Разозлившись на себя за это признание, она возмущенно заявила: – Вы не имеете права задавать такие вопрос! Я не из вашей паствы.
– Вы не представляете, что теряете, оставаясь вне ее рядов, – серьезно сообщил Кристофер и чуть слышно добавил: – А еще вы не представляете, как приятно мне было услышать «не совсем»…
Глава 10
Кристофер переступил порог гостиной «Холлихок-Хаус» и остановился в испуге. Что случилось с Констанс? Ее лицо было белым, как обои на стенах, а глаза походили на мокрые фиалки, побитые ливнем. Где Хью Рэндолф? Ушел? Это из-за него у Констанс такие глаза? Или виноват Гарви Брук, облокотившийся на каминную полку и разглядывающий портрет женщины в желтом атласном платье? Цвет его лица был нормальным – очевидно, успел протрезветь.
Кристофер положил ладонь сестре на плечо:
– Кон…
Она похлопала его по руке и тихо засмеялась:
– Я в полном порядке. Поплакала немножко, и по мне это хорошо видно, хоть я и умылась ледяной водой. Это все из-за колоколов. Много лет я не плакала… а теперь разом выплакала все слезы. Добрый вечер, мисс Рэндолф, – приветствовала она девушку, вошедшую в гостиную. – Так прекрасно, что вы с нами.
«Прекрасно!» Это слишком бледное слово, чтобы описать то, что чувствовал он, Кристофер, впервые увидев Джин в своем доме. Она не помолвлена с Бруком… пока. Голос сестры вернул его к реальности:
– Мы не смогли удержать мистера Рэндолфа. Он вспомнил о каких-то срочных делах.
Она зажгла спичкой огонь нагревателя под пузатым серебряным чайником, устроившимся на столике среди чашек и блюдец. Салли-Мэй вышла из библиотеки. Ее глаза за толстыми линзами очков покраснели от слез. Увидев гостей, девочка замялась, затем судорожно всхлипнула, пробежала через комнату и прильнула к Кристоферу.
– Ну что ты, Салли-Мэй, – пробормотал он, растроганный ее порывом.
– Дядя Крис, не смотри на меня так сердито, будто ты меня больше не любишь.
Он нежно обнял ее за худенькие плечи.
– Если бы я не любил тебя, ты бы не могла меня рассердить. Что ты должна сказать мисс Рэндолф?
– Пожалуйста, не надо… – запротестовала Джин.
Салли-Мэй, глотая слезы, принялась извиняться:
– Простите, что я вас заперла, но… вам самой не надо было…
– Никаких самооправданий, – напомнил ей Кристофер. – Либо ты просишь прощения, либо нет. Так что же?
– Я прошу прощения.
– Больше ничего не говори, – улыбнулась Джин. – На самом деле я прекрасно провела время в хижине. Вспомнила детство и хорошо выспалась. Так что я на тебя не в обиде.
Девочка капитулировала перед ее шармом. «Да и кто устоял бы?» – подумал Кристофер. Джин была невыразимо прелестна, когда уголки ее губ поднимались вверх в восхитительной улыбке.
– Значит, мир? – просияла Салли-Мэй. – Ой, а что там за звук на улице?
Кристофер узнал звон бубенцов упряжки. В Гарстоне только один человек устраивал себе конные выезды. Графиня ди Фанфани прибыла на чаепитие. Кристофер открыл дверь нарядному лакею в длинной синей ливрее, из-под которой выглядывали бриджи цвета сливок. Лакей прикоснулся к цилиндру, что-то пробормотал и поспешил назад к экипажу, у которого розовощекий кучер в такой же ливрее держал под уздцы двух резвых коней, изящно пританцовывавших и бивших копытами. Лакей угодливо помог женщине в бархате и соболях выйти из экипажа и сопроводил ее к двери.
Графиня искоса взглянула на Кристофера из-под полы нарядной шляпы и воскликнула:
– Dio mio! Неужто я наконец добралась до цели? В центре столько машин – не протолкнуться, но полицейские остановили движение, чтобы дать нам дорогу. Возьмите мою накидку, мистер Уинн. Ты здесь, Джин? Где вы нашли ее, Гарви?
Голос Брука заглушили слова приветствия. Констанс выдвинула вперед кресло. Джин поставила скамеечку под миниатюрные ножки графини, обутые в туфли-лодочки с пряжками и смешными каблуками-шпильками. Крышка серебряного чайника звонко запрыгала, а из носика вырвалась струйка пара. Кристофер улыбнулся, увидев, как Салли-Мэй, разинув рот, уставилась на графиню, словно та должна была вот-вот скомандовать: «Тыква и шесть белых крыс!» – как фея из сказки о Золушке.
Графиня подняла к глазам инкрустированный драгоценными камнями лорнет и принялась переводить взгляд с одного лица на другое.
– Dio mio! Как вы все серьезны! Может быть, я прервала погребальный обряд? Или меня здесь не ждали? Ведь вы приглашали меня на чай в воскресенье, не так ли, мисс Уинн?
– Приглашала? Да я неделями умоляла вас прийти, дорогая госпожа графиня! – с жаром сказала Констанс. – Вы не были в этом доме ни разу с тех пор, как мы в нем поселились.
Держа перед глазами лорнет, графиня ди Фанфани произвела осмотр интерьера. Ее взгляд на мгновение задержался на портрете, висевшем над камином; пробежался по барельефу на каминной полке, по желтым камчатым шторам, по секретеру красного дерева с маленькими ящичками, упал на турецкий ковер. Затем она снова посмотрела на Констанс:
– Вы сохранили атмосферу старины, милая, превратили дом в музей. Думаю, Джин будет не прочь поселиться здесь, когда выйдет замуж.
– Салли-Мэй, – поспешно сказала Констанс, – принеси чай и булочки. Слуги у нас по воскресеньям отдыхают, госпожа графиня, так что мы обслуживаем себя сами.
Джин, не подав и виду, что ее задела бестактность бабушки, взяла Салли-Мэй за руку и весело попросила:
– Позволь мне помочь. Я опытная официантка.
Гарви Брук взял девочку за другую руку:
– А я – первоклассный дворецкий. Возьмите и меня в помощь, мисс Салли-Мэй.
Все трое вышли, а Кристофер отправился в холл, услышав звонок в дверь.
Холодные агатовые глаза Лютера Калвина были совершенно безжизненны, когда он перешагнул порог прихожей и процедил сквозь зубы:
– Я явился выразить протест против вашего заявления о том, что невозможно принять на веру историю о сотворении мира в том виде, как она описана в Книге Бытия. И это прозвучало с церковной кафедры!
К щекам Кристофера прилила кровь – общение с Лютером Калвином всегда производило эффект, подобный крапивным ожогам. Стараясь говорить вежливо, несмотря на раздражение, он поправил:
– Я сказал, что невозможно согласиться с традиционным толкованием, если под словом «день» подразумевать сутки из двадцати четырех часов. День человеческий и день божественный имеют разную протяженность. Вы, конечно, признаете…
Из кухни донесся смех.
– У вас вечеринка? – С этими словами Калвин аккуратно пристроил свою шляпу на полке в холле.
– Это вовсе не вечеринка. Салли-Мэй и… и ее друзья устроили чаепитие.
Лютер Калвин посмотрел в сторону кухни, словно раздумывая, не заслуживают ли костра грешники, веселящиеся в воскресный день.
– Моя сестра в гостиной, – сказал Кристофер.
Побагровевший от ярости и смущения Калвин то ли с фырканьем, то ли с рычанием устремился в комнату, где его сердечно приветствовала Констанс:
– Какая честь! Вначале графиня ди Фанфани, а теперь и вы, мистер Калвин.
– Dio mio! Синьор Кальвино, как идет ваша финансовая кампания?
Кристофер заметил, как злобно сверкнули глаза графини из-под густо накрашенных ресниц. Старуха знала, что Калвин не любит обращение «синьор» и совершенно не переносит, когда его фамилию коверкают на итальянский лад. Прежде чем он успел ответить, вошел Гарви Брук с заварочным чайником в одной руке и нагруженным подносом в другой. За ним последовала Джин с тарелкой пирожных. Ее лицо сияло. Никогда прежде Кристоферу не приходилось видеть ее без маски презрения и безразличия, которую она надевала для него.
– Посмотри-ка, дядя Крис! Я их сама приготовила. – Рискуя разбросать свой кулинарный шедевр по всей комнате, Салли-Мэй взмахнула блюдом с булочками, на каждой из которых была крошечная ямка с рубиново-красным клубничным джемом. – Правда, замечательные? А джемом их украсила Джин.
Графиня навела на внучку лорнет:
– Украсила джемом?! Джин занимается домоводством! Dio mio! Ты что, готовишься стать женой бедняка, дитя мое?
Констанс попыталась обратить все в шутку:
– Мисс Рэндолф, нам как раз нужна домоправительница. Как вы отнесетесь к перспективе работы с выходными по воскресеньям и весьма высоким жалованьем?
Пунцовый румянец на скулах Джин сменился нежно-розовым цветом, когда она весело отозвалась:
– Спасибо, но я никогда не соглашусь на такую должность без моего дворецкого. Вам пришлось бы взять на работу и Гарви.
Брук с восторгом согласился:
– Да, мэм! Я и… и моя жена хорошо сработаемся.
– Dio mio! Почему ты не пригласила меня на свадьбу, детка?
Джин вспыхнула:
– Ну что вы такое говорите, графиня! Вы же знаете, что я не замужем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23