Их обдувал легкий ветерок. Огненный шор солнца, медленно опускаясь в воду, окрашивал ее в пурпурно-красный цвет. На землю опустились опасности, добывать пропитание, чтобы накормить женщин, детей, слуг.
Слуга короля Филиппа пообещал привести белых к лагерю вождя. И вот он выполнил обещание.
— Сэр? — Джон ждал приказаний. Эрнандес глубоко вздохнул.
— Соберите людей. Мы окружим лагерь, понаблюдаем за врагом и атакуем его на рассвете.
— Есть!
Был отдан приказ выступать.
Сумерки сменились темнотой. Отряд отправился в путь и к ночи занял позицию вокруг лагеря индейцев. Генерал разделил солдат, велев группам добровольцев окружить лагерь с трех сторон. Кавалерия регулярной армии осталась в засаде, готовая ворваться в лагерь, как только рассветет.
Они не услышали ни лая собак, ни окриков часовых. Забравшись в лесную глушь, индейцы почти никогда не выставляли охраны. Так было заведено давно. Военную тактику белых индейцы не понимали и не принимали, и это дорого обходилось им.
С первыми лучами рассвета Эрнандес отдал приказ о наступлении.
Ничто не насторожило солдат, и они быстро заняли лагерь.
Сражаться тоже не пришлось. Никого из индейцев не убили, лишь одному удалось бежать, остальные сдались без сопротивления, понимая, что шансов на победу у них нет. Едва одетые, индейцы не успели даже взяться за оружие.
— Король! — крикнул солдат, разразившись смехом. Негодующие восклицания индейцев смешались с презрительными замечаниями солдат.
Эрнандес прошел вперед, мимо доктора Мотте, армейского хирурга, тоже явно позабавленного видом человека, стоявшего перед ним.
Щуплый индеец был весь перепачкан: его протащили по земле, когда он убегал в одной набедренной повязке.
— До чего же он грязен, верно, генерал?
Обернувшись, Эрнандес недовольно взглянул на говорившего. Он не осуждал ни семинолов, ни своих людей. И тех и других косили болезни, а по пятам за ними шла смерть. Эрнандес снова посмотрел на индейца. Почти нагой, грязный, худой и невысокий, он держался гордо и независимо.
— Король Филипп? — спросил Эрнандес. Индеец кивнул.
— Вы мой пленник, сэр. Возможно, вы облегчите свою участь, если пошлете за вашими сторонниками. Пусть они придут и поговорят с нами.
Слова генерала перевели королю, и Эрнандесу показалось, что тот улыбнулся. Филипп заговорил с одним из своих людей.
— Король пошлет гонцов за своими союзниками.
— Пусть приведут сюда его сына, Коакоочи, известного белым под именем Дикий Кот.
И вновь Филипп улыбнулся, сказав что-то стоявшему рядом с ним мужчине.
— Что он говорит? — спросил Эрнандес у Джона. Генерал знал много индейских слов, но Джон освоил язык в совершенстве.
— Он сказал, сэр, что пошлет за Диким Котом. Король призывает нас к осторожности, ибо не знает, кто придет, когда позовут Дикого Кота.
Эрнандес кивнул, зная, что Филипп пользуется авторитетом. Генерал понимал: дело еще не закончилось. Их пленный Томока Джон согласился провести их к другому лагерю.
Эрнандесу следовало радоваться удаче, ибо впервые за время войны он захватил одного из вождей индейцев. Чем больше вождей попадет к ним в руки, тем быстрее они сломят сопротивление противника.
По требованию Филиппа придет Дикий Кот, а возможно, и другие лидеры — умные, смелые, решительные. Такие как Аллигатор или Бегущий Медведь.
Но генерал испытывал не удовлетворение, а только усталость.
Индейцы, судя по всему, гораздо мудрее, чем полагают многие белые.
Дикого Кота и подобных ему обитателей леса невозможно держать в неволе. Их нельзя ни приручить, ни заковать в цепи.
Одному Богу известно, сколько прольется крови, если тронуть их.
Глава 20
Типе и Джеймсу казалось, что время в роще остановилось. Но это было не так. Неподалеку от их укрытия продолжалась война. Однако пока она не коснулась их.
Подавленный и задумчивый, Джеймс сначала убеждал девушку, что она не вынесет жизни в джунглях. Он говорил, что им нечего есть. Тила отвечала, что вовсе не голодна. Джеймс нашел коренья, из которых, размолов их, индейцы готовили кисель или кашу. Она научилась молоть коренья. Он сказал ей, что у семинолов принято всегда держать под рукой котелок с горячей пищей — для гостя или члена племени. Объяснил, что женщины семинолов прислуживают своим мужчинам.
Тила возразила на это, что она не семинолка.
Два утра подряд ее тошнило, но она и виду не подала. Джеймс, все же заметив это, принес дикие ягоды, кабачки и картошку с заброшенной плантации. Он убил кролика, и Тила, к его удивлению, приготовила жаркое на вертеле.
За несколько дней Джеймс явно стал мягче и реже впадал в мрачную задумчивость.
Только в этой глуши им удалось забыть о том, что их разделяет цвет кожи. Здесь они были друг для друга просто людьми.
Джеймс не говорил о своих намерениях по отношению к ней. Тила не спрашивала его об этом. Они купались, ловили рыбу, лежали под солнцем, спали, залитые лунным светом. Они занимались любовью в любой час суток. Они никого не видели и не хотели видеть.
Более всего девушка любила закаты, когда небо начинало бледнеть, а звери и птицы, покончив с дневными трудами, затихали. В эти часы Джеймс часто сидел прислонившись спиной к стволу упавшего дерева, и Тила лежала в его объятиях. Любуясь красками заката, они вели тихую беседу. Так они провели в своем раю почти неделю. И вот однажды на исходе дня пошел дождь. Тила рассказала Джеймсу о матери, о том, какие надежды возлагала та на брак с Майклом Уорреном. Лили до последнего вздоха считала, что Майкл — прекрасный отец для Тилы.
— Думаю, мать никогда не любила его. Мне кажется, она любила моего отца, хотя…
— Что?
Тила пожала плечами:
— В Чарлстоне, как правило, дети сочетаются, браком по выбору родителей. Лили чуть ли не с детства знала, что выйдет замуж за моего отца. Прежде я считала, что отец и мать были без памяти влюблены друг в друга. Детям это импонирует, верно?
— Иногда так бывает на самом деле. Вот мне повезло: мои родители обожали друг друга. Отец был готов бросить вес ради нее, хотя она и не просила его об этом.
— Она, наверное, очень тоскует о нем.
— Мать тоскует о нем давно. — Джеймс мягко коснулся руки девушки. — Он был редкий человек. Когда мать Джаррета умерла, отец глубоко скорбел, но потом его захватил интерес к индейской культуре. Ему повезло: он встретил мою мать, и она обожала его и Джаррета. — Джеймс грустно улыбнулся. — Иногда мне кажется, что она больше любит Джаррета, чем меня. Однажды я шутя упрекнул ее за это, и она сказала, что Джаррет у нее дольше, чем я.
Тила засмеялась:
— Маленький ревнивец! Джеймс покачал головой:
— У Мэри дар любить. Кто знает, может, она еще выйдет замуж. Она родила меня в шестнадцать лет и даже сейчас выглядит очень молодо. Смерть отца потрясла ее, но думаю…
— О чем?
— Возможно, она снова выйдет замуж. Если все это когда-нибудь кончится и кто-то из мужчин останется в живых. Тила слегка отстранилась от него:
— Я не хочу говорить об этом.
Джеймс внимательно посмотрел на нее:
— Однако нам придется поговорить о будущем.
— Почему бы нам не остаться здесь?
— Но ведь не навсегда?
— Почему не навсегда?
— Уоррен выследит нас, ты же знаешь. Признаться, я готов растерзать его в клочья, но, начав преследовать тебя, он убьет множество людей, и это будет на нашей совести.
— Что же ты собираешься делать?
— Пока не знаю.
— Снова начнешь сражаться?
— А у тебя есть другое предложение?
— Да! Перестань сражаться, живи в Симарроне с братом, дочерью и…
— Забыть о чести и долге перед матерью и ее народом ради спасения жизни?
— А долг перед отцом, братом, друзьями?
— Им не грозит уничтожение.
— Ты же сказал, что не будешь нападать на плантации…
— Не буду.
— Тогда забудь о войне.
— Думаешь, это так просто?
— Что ты имеешь в виду?
— Да так, ничего.
— Черт возьми, Джеймс…
— Ничего!
— Выслушай меня. Война в конце концов будет проиграна. Армию пополняют все новые силы.
— Нет, Тила, ты ошибаешься. Война не будет проиграна. Один индеец, твердо отстаивающий свои убеждения, способен одержать верх над десятком обессилевших солдат — голодных, усталых, измученных болезнями.
— Семинолы голодают, и многие умерли от лихорадки и кори.
— Тила…
— Джеймс, если только ты…
— Замолчи!
— Но я…
— Хватит!
«Хватит, хватит!» Джеймс высказал свое мнение и считает, что она примет его.
Неожиданно девушка вскочила и, похожая на пирата в его белой рубахе, подвязанной красной выцветшей повязкой, вперила в Джеймса испепеляющий взгляд:
— Хватит! Хватит! Это что, мистер Маккензи, ваше любимое слово? Приказ? Распоряжение? Что ж, ты прав. С меня хватит! Она повернулась так быстро, что волосы взметнулись у нее за спиной. Высоко подняв голову, Тила с гордостью истинной южной леди пошла прочь.
Провожая девушку раздраженным взглядом, Джеймс внезапно улыбнулся. Она держалась высокомерно, очевидно, напрочь забыв о своем внешнем виде. Между тем его рубашка прикрывала лишь ее плечи, спину и попку, зато стройные длинные ноги были видны во всей красе. Движения Тилы были невыносимо чувственными. Джеймс наблюдал, как она босиком идет по воде. Он не знал, куда направляется девушка, однако не сомневался, что ей никогда не добраться до цели.
Джеймс на мгновение закрыл глаза. Их время на исходе. Он понимал это, хотя они нашли затерянный рай. Но Дикий Кот знал об этом укрытии, Джаррет тоже: они прибегали сюда детьми. Здесь проводили советы и праздновали Пляску зеленой кукурузы с другими племенами, играли. Они считали это своим убежищем прежде и теперь. К счастью, это место было известно лишь тем белым и семинолам, кому Джеймс полностью доверял.
Дикий Кот, зная, что он здесь, приходил ночью сообщить:
Выдра уступил Бегущему Медведю права на женщину и больше не будет угрожать ей. Выдра удовлетворен тем, что так прекрасно спланировал нападение. Лишь несколько солдат избежали расправы. Дикий Кот очень спешил, однако предупредил Джеймса, что, по слухам, вокруг Сент-Августина собралось огромное войско. Джеймсу незачем опасаться Выдры, но следует проявить осторожность, не забывая о другой угрозе.
Дикий Кот был другом Джеймса. Ни один индеец, даже Оцеола, не проявил столь последовательно намерения стоять насмерть. Он воевал и убивал не моргнув глазом, прямо высказывал свои взгляды, не думая о последствиях. Дикий Кот вел себя порядочно, умел хранить молчание, и на него можно было полностью положиться.
Но к чему думать о Диком Коте? Джеймс и без него знал, что их время в этом странном раю уже на исходе.
Тила удалялась с таким достоинством — сердитая, холодная, гордая…
И желанная.
Джеймс вскочил — ловкий, быстрый. Он умел передвигаться бесшумно и стремительно. И все же девушка услышала его за мгновение до того, как он нагнал ее, схватил и упал вместе с ней на землю.
— Хватит! — крикнула она, прерывисто дыша и яростно вырываясь. — Хватит, хватит, хватит!..
— Хватит! — согласился Джеймс, переплетя свои пальцы с ее пальцами, прижимая Тилу к сырой земле.
И все же, закрыв ей рот поцелуем, он с мучительной ясностью осознал, что никогда не насытится этой девушкой.
Им придется вести еще одни переговоры с белыми. Этого требуют обстоятельства. Так с болью думал Оцеола, уставившись в пламя костра.
Да! Ему придется говорить. Дети голодают. От женщин остались кожа да кости. Да и сами воины превратились почти в скелеты. Временное перемирие необходимо. Оцеола сознавал, что, отправившись на переговоры, может уже не вернуться. Многое из того, что он совершил, белые не поймут и никогда не простят. Оцеола вел против них такую же упорную войну, как и белые против его народа.
Печальные размышления вождя были прерваны внезапным появлением Выдры. Одержимый неистовой яростью, он стоял по другую сторону костра.
Оцеола не приветствовал его. Выдра опустился на землю.
— Нам нужен Бегущий Медведь. Немедленно, — сказал он Оцеоле. — Я смирился с тем, что он дрался со мной, поскольку сам бросил ему вызов. Я смирился с тем, что он забрал белую женщину, чей скальп мог бы сейчас висеть на моем ружье. Бегущий Медведь сражался за эту женщину, и я уступил ему право на нее, поклялся не причинять ей вреда. Но он ушел в джунгли с белой женщиной, забыв о нас теперь, когда так нужен нам. Ты знаешь, где он. Скажи мне. Я пойду за ним.
Да, Оцеола знал, где скрылся Бегущий Медведь. Недавно, еще до рассвета, Дикий Кот ходил к нему, недолго говорил с ним. У Бегущего Медведя теперь возникла проблема — белая женщина, но Джеймс доверял Оцеоле, и он оправдает его доверие.
Дикий Кот уже не отправится к Бегущему Медведю, ибо счел необходимым подчиниться воле отца. От Филиппа прибыл посланец с сообщением, что белые требуют сына короля. Если бы он не выполнил требования, отцу угрожала бы виселица. И вот теперь Дикий Кот, храбрый воин, так нужный им сейчас, пленник белых.
Однако есть и другие, кто может позвать Бегущего Медведя. Выдра дал слово чести, но Оцеола не рассказал ему о тайном укрытии.
Вождь ощутил вдруг страшную усталость.
Порой, пробуждаясь, он чувствовал себя как прежде. Солнце словно возвращало ему силы, а потом казалось, что это ему лишь приснилось. В плохие дни смерть подступала совсем близко к Оцеоле. Как это часто теперь случалось, он предался воспоминаниям.
…Дикая Орхидея была тогда так прекрасна! Она взяла все самое лучшее от трех рас: кожа темнее меди, глаза чернее черного, курчавые негритянские волосы. Кровь белых смягчила се черты. В молодости Оцеола не раз просил ее держаться подальше от солдат, но Дикая Орхидея любила разнообразие жизни, в том числе и танцы. Поэтому задолго до стычки с Оцеолой Уайли Томпсон стал его врагом. Дикая Орхидея слишком приблизилась к белым, и ее схватили, приняв за беглую рабыню. Оцеола говорил, что прекрасная мулатка — его жена, но это ничего не изменило, а Оцеола в ту пору не обладал ни силой, ни властью, чтобы вернуть ее. Он лишь тайно последовал за солдатами, которые доставили Дикую Орхидею в цепях в Сент-Августин. Всю дорогу он искал возможности напасть на белых и освободить жену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46