И тогда в тишине Этан услышал это. Звук, похожий на далекий шум моря. Только теперь он с ужасом начал сознавать, что это такое.
Из-за толстых, внушительных стен Бедлама доносилась несмолкаемая симфония безумства. Мужской рев, женские крики, бесконечный лязг металла о металл... В детстве Этан однажды побывал в Королевском зверинце, и этот визит навеки врезался в его память, поразив до глубины души. Некоторое время они бродили по дорожкам, разглядывая животных, как вдруг одна из обезьян истошно завизжала, и все звери в клетках присоединились к ее воплям. Гвалт усиливался, разрастаясь, как снежный ком, и Этану показалось, что его кости вот-вот разрушатся от этого рева.
С тех пор ничего более ужасного он не слышал.
Пожалуй, ему все же следует посмотреть...
Перескакивая через ступени, Этан взбежал по парадной лестнице и вошел в вестибюль.
По обе стороны массивных двойных дверей стояли, охраняя вход, служители со злобными взглядами, словно олицетворявшие охраняемое ими безумие. Не удостоив их вниманием, Этан двинулся дальше и распахнул большие дубовые двери, которые вели из вестибюля внутрь здания...
И тут его окатила жаркая волна гула. Шум его вторжения лишь подлил масла в огонь, еще больше взвинтив степень безумия. Нарастая, крики и визг взмыли к высокому, в два этажа, сводчатому потолку, отразились от него и вернулись обратно гулким эхом.
Стоя в начале галереи, вдоль которой тянулись клетки с лохматыми женщинами в бесформенных серых платьях, Этан смотрел на этот ад на Земле широко раскрытыми глазами, и ему все больше становилось не по себе. Некоторые из несчастных протягивали к нему грязные руки сквозь решетку, выкрикивая бессвязные жалобы, другие неподвижно лежали на полу; их остекленевшие глаза устремляли взгляд куда-то в пространство.
Из дальнего конца галереи доносились более громкие и устрашающие крики: там в клетках сидели мужчины.
В этот момент в нос Этану ударило мерзкое зловоние, заставившее его отшатнуться. Прикрывая нос рукой, он попятился, желая поскорее убежать от грязи двух сотен немытых тел.
Не в состоянии больше дышать, Этан дрожащими руками захлопнул тяжелые двери и, прислонившись к ним спинбй, сделал глоток относительно чистого воздуха. Даже сквозь массивный дуб сюда проникал гул человеческой массы, отзываясь вибрацией в ладонях, раздирая обнаженные нервы.
Неужели в самом деле он оставит Джейн здесь?
– Джейн! – Этан бросился в вестибюль, лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках хоть какой-то зацепки. Куда, черт побери, могли ее увести? – Джейн!
Через маленькую неприметную дверь в стене на крик вышел привратник больницы.
– Простите, сэр, но время посещений наступит завтра днем.
Не обращая внимания на его слова, Этан бездумно попытался отодвинуть здоровяка в сторону, чтобы снова проникнуть внутрь.
– Джейн!
И тут же охранник решительно оттолкнул его прочь.
– Завтра! Я сказал, приходите завтра!
– Но я хочу забрать ее отсюда!
– В бумагах сказано, что вы всего лишь сопровождающий, леди останется здесь до дальнейшего распоряжения его светлости. – Охранник упер руки в бока. – Вы никого не сможете забрать отсюда, если не представите соответствующих бумаг. А теперь убирайтесь. Можете навестить ее завтра, если угодно.
Заскрипев зубами от собственного бессилия, Этан отступил на несколько шагов.
– Я вернусь за тобой, Джейн! – крикнул он что было мочи. – Я вернусь!
В ответ он услышал усиливающийся звериный гвалт, и на него накатила волна тошноты.
Нетвердой походкой Этан вышел в прохладную ночь, не переставая спрашивать себя: что же он наделал и как теперь исправить содеянное?
Глава 18
Мужчина-смотритель грубо пихнул Джейн в одну из клеток верхней галереи, она, запутавшись в длинном подоле платья, выданного ей, услышала тихий треск: дешевая серая фланель порвалась Наталии. Выпрямиться в полный рост она не могла, так как клетки второго яруса были чрезвычайно низкими. Все же Джейн сохранила равновесие и, прикрыв рукой прореху,, прижала ткань к телу. За последний час она подвергалась таким непристойностям, что это проявление скромности представлялось полной нелепостью, и все же она сочла нужным спрятать оголившуюся кожу от взгляда охранника.
Пожав плечами, тот с лязгом захлопнул дверь клетки и с привычной легкостью повернул массивный ключ. Ключ был привязан к его поясу и, по-видимому, открывал двери всех клеток на этом этаже.
Джейн поморщилась. Она уже давно усвоила, что никакая мольба или посулы не действуют в подобном заведении.
Только когда тяжелые шаги затихли вдали, Джейн позволила себе немного расслабиться и села на пол. Все ее тело болело. Она обняла колени руками и прижалась к ним лбом, желая оглохнуть, лишь бы не слышать стоявшего вокруг гвалта.
К счастью, с уходом санитара больные быстро успокоились и теперь оглашали своды заведения лишь случайным бормотанием, благодаря чему Джейн получила наконец возможность подумать о случившемся.
Все испытанное ей теперь вспоминалось, как в тумане: полученные синяки, чувство беспомощности. По приказу старшей сестры ее доставили в комнату с камином и рядом грубых железных ванн, где раздели и насильно искупали, хотя она была куда чище той мыльной воды, в которую ее окунули. Джейн отчаянно сопротивлялась, пока ей не пригрозили, что поручат купание санитару.
В конце концов Джейн решила, что должна оставаться стойкой и не терять присутствия духа. Она не Августа, которая чуть что впадает в уныние. Даже зимой в Нортумбрии, когда не хватало еды и угля, несмотря на скудость существования, ей удавалось содержать мать в относительном комфорте.
Теперь ей предстояло поддерживать саму себя.
Пока карета Мейвелла несла его в Мейфэр, Этан, обхватив голову руками, старался прогнать воспоминания о безумном хоре Бедлама, однако от одной мысли, что Джейн уже провела там не один час, ему снова сделалось плохо.
Что, если обратиться к «лжецам»?
И тут же перед мысленным взором Этана возникло холодное лицо Этериджа. Он снова услышал его слова о принесении в жертву кого-то, кому они не доверяют. Для Этериджа племянница изменника, Джейн, скорее всего будет виновной.
Может, обратиться к Коллису? Коллис ему обязан...
«Я один из «лжецов», Этан, и стою на страже их интересов».
Все правильно. Только не Коллис. Но тогда кто? Представив, что Джейн держат, как зверя, в клетке, Этан снова ощутил приступ тошноты. К черту «лжецов» с их безумными планами!
К черту планы Мейвелла и государственную безопасность!
В первую очередь он должен исправить то, что натворил.
«Думай!» Попасть в Бедлам мог кто угодно, поскольку на входе висело объявление о взимании платы за посещение. Пенни с носа – и смотри на зверей в зоопарке. Проблема состояла не в том, как войти внутрь, а в том, как выйти оттуда средь бела дня с женщиной.
Если только...
Если только он не войдет туда с другой...
Этан постучал в потолок, и маленькое окошечко немедленно открылось.
– Да, сэр?
– У меня была трудная ночь, – сказал Этан бесстрастно, – и мне нужно немного отдохнуть. Отвези-ка меня к миссис Блайт.
Джейн сидела на полу клетки в самом дальнем от входа углу: так ей было легче представить, что она находится в камере, а не в клетке. Тюремная камера по крайней мере подразумевает наказание за совершенное преступление. Преступление, в свою очередь, ассоциируется с человеком, имеющим опасные наклонности. Преступник должен быть рильным и страшным, а не беспомощным и трусливым. Она преступница, и к тому же опасная, раз ее держат в клетке.
Джейн попыталась вообразить себя опасной. Ей нужна хоть какая-то опора, чтобы сохранить самообладание и придумать, как ей отсюда выбраться.
А еще она знала, что Этан придет за ней. Он не хотел оставлять ее здесь, она была в этом уверена. Он звал ее.
Джейн глубоко вздохнула. Возможно, она ошибается, а может, и нет. На всякий случай она уже исследовала каждый дюйм камеры. Дверные петли крепились снаружи, дверь запиралась на огромный замок. Впрочем, возможно, даже этот замок можно отпереть заколкой для волос, но заколок у нее не было: все ее имущество теперь состояло из дешевого фланелевого платья, мягких фетровых тапок, жестяного ночного горшка, к которому было страшно притронуться, и изношенного одеяла, в котором копошились блохи, из-за чего его пришлось зашвырнуть в другой угол камеры. Ничего, что можно было бы использовать в качестве отмычки.
Волосы Джейн были заплетены в простую косу, завязанную на конце куском шнура, и, распустив их, она внимательно осмотрела шнур, потом обернула его дважды вокруг запястья и поэкспериментировала со своими длинными волосами, закрывая ими лицо от посторонних взглядов.
Может, и не такой уж плохой способ спрятаться, но ей он был совсем не по душе. Даже находясь в Бедламе, она должна оставаться собой.
Джейн снова аккуратно заплела косу и заново закрепила ее шнурком.
Казалось, прошла целая вечность, прежде чем в проходе появилась женщина средних лет, катившая перед собой тележку. На тележке громоздились буханки темного хлеба и жестяные плошки с водянистым супом. Джейн случалось есть кое-что и похуже, и она знала, что такое голод. Осушив залпом плошку, она отдала ее женщине и с ломтем черствого хлеба вернулась в свой угол.
Раздача пищи, похоже, вернула к жизни узницу, находившуюся справа от Джейн, и она, злобно сверкая мутными глазами, зашевелилась.
– Отдай мне свой хлеб!
Сквозь прутья клетки просунулась грязная рука.
Испугавшись, Джейн съежилась, но тут же вспомнила – она опасная преступница, и с силой ударила женщину по руке. Та живо ретировалась. Восстановив нерушимость границ своей камеры, Джейн смерила наглое существо спокойным взглядом.
– Если я сделала вам больно, прошу прощения. Когда у меня останутся излишки, я буду счастлива поделиться с вами. Но если вы еще раз просунете руку без приглашения, я не гарантирую, что рука сохранится в целости и сохранности.
Вытаращив глаза, женщина хрипло усмехнулась:
– А ты хитрая крошка. Значит, сможешь какое-то время продержаться. Зато этой точно каюк. – Она указала на безжизненную фигурку обитательницы другой клетки и пожала плечами. – По крайней мере глупая корова заставила ее заткнуться, а то своим пением она чуть не свела меня с ума.
Продолжая бурчать что-то под нос, женщина вернулась к своему хлебу, а Джейн бросила взгляд на другую клетку. Раздатчица еды забрала у ее обитательницы плошку с супом, но хлеб остался лежать на полу. Джейн видела, как сквозь прутья решетки просунулась костлявая рука следующей в ряду соседки. Она вмешалась бы, но у нее не было никаких шансов помочь.
Растянув, насколько можно, удовольствие от поглощения хлеба и не оставив ни крошки, Джейн поняла, что больше не в состоянии не замечать стоявший вокруг гвалт. Голоса то усиливались, то затихали, но ни на миг не смолкали. Непрестанный лязг решеток действовал на нервы, исчерпывая запас их прочности.
Прижав локти к коленям, Джейн зажала уши ладонями и зажмурила глаза, готовясь терпеть столько, сколько потребуется.
* * *
В то утро Этан явился к лорду Мейвеллу в назначенное время, свежий после ванны и в хорошем настроении.
Когда он вошел в кабинет, Мейвелл смерил его пристальным взглядом.
– Доброе утро, ваша светлость.
Мейвелл кивнул и жестом пригласил гостя сесть.
– Я слышал, вы провели веселый вечер, после того как...
Если бы не холодная ярость, снедавшая Этана, он бы рассмеялся. Лорд Мейвелл, этот лицемерный подонок, даже не смог заставить себя назвать то, что сам же сотворил.
– Верно, я благополучно устроил вашу племянницу в больницу и потом решил, что мне не хватает компании. Возможно, я дурно поступил, воспользовавшись вашей коляской...
– Ну, с этим все в порядке. Главное, вы вовремя отослали ее назад. – Мейвелл явно пытался понять, насколько он недооценил своего собеседника, но Этан не собирался облегчать его задачу. Пусть-ка старый интриган поломает голову.
Мейвелл сдвинул брови.
– Деймонт, я считаю, что ваша преданность достойна награды. Вам было очень нелегко отвезти мою племянницу в больницу, поскольку вы к ней неравнодушны, так ведь?
Этан медленно кивнул, невольно вспоминая, как леди Джейн Пеннингтон уселась прошлым вечером к нему на колени. Ему вдруг показалось, что галстук чересчур сильно сдавил его шею. «Неравнодушен» – это было несколько неточно.
Неотрывно наблюдая за Этаном, лорд Мейвелл откинулся на спинку кресла.
– У меня есть к тебе предложение, сынок. – Он слегка улыбнулся. – Ты не против, что я называю тебя так, мой мальчик?
«Сынок»? Этан забыл, когда в последний раз слышал это слово, но даже теперь что-то в нем отозвалось, что-то, давно похороненное вместе с надеждой. Мейвелл точно знал, куда целить.
Он молча покачал головой. Хитрый старый ублюдок.
– У меня целый выводок дочерей, но судьбе было неугодно подарить мне сына, – продолжал размышлять вслух лорд Мейвелл. – Отсутствие сына мужчина всегда ощущает очень остро.
Этан кашлянул.
– Не могу знать, милорд.
– Ладно, буду с тобой откровенен, Деймонт. Мне нужен свой человек в «Клубе лжецов». Я знаю, это они подослали тебя ко мне в надежде, что я тебя завербую. Они рассчитывали, что из тебя выйдет классный двойной агент. – У Этана дернулся кадык. Этот человек не зря внушал ему настоящий страх.
– Я уже говорил вам, милорд. Я не посещаю...
– «Клуб лжецов». Да, я помню. А теперь просто послушай, что я собираюсь тебе предложить. – Мейвелл наклонился вперед, белые бакенбарды важно ощетинились. – Я хочу, чтобы ты вернулся к «лжецам» и передал подготовленную мной достоверную информацию. Она будет правдивой, по крайней мере большая ее часть. Этого хватит, чтобы убедить их, что ты добился успеха. В ответ, уверен, они снабдят тебя ложными сведениями. Так, во всяком случае, поступил бы я. Тем не менее ты передашь их мне. Порой бывает одинаково важно знать, что противник старается не скрывать и что стремится скрыть.
Этан нахмурился:
– Не слишком ли это... хитроумно? Если бы я и согласился – на что не могу пойти, так как не посещаю «Клуб лжецов», – но все же, если бы согласился, откуда вам знать, что я буду блюсти ваши интересы, а не их?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30