Буду голубые дороги осваивать под красным советским флагом". Пашка на него посмотрел, кивнул одобрительно: мол, по тебе работа, валяй. И у меня спрашивает: "Ну а ты, Вася? Выбрал бы ты, Вася, себе профессию по интересу". Я отвечаю как есть: "Мне - тьфу! У меня интерес капитальный. Были бы гроши да харчи хороши. От добра добра не ищут". - Дядя Вася задумался, наливаясь дымчатым цветом с синими разводами. Посмотрел на Гришку и обиду выразил: - Все крутишь? Тоже хорош гусь.
- Кручу, - кивнул Гришка.
- Крути, крути. Может, рука отвалится... А мне каково? Я, что ли, не человек? Говорят, в малолетстве я талантливый был, посильнее Пашки... Дядя Вася сморщился, сократился в размерах. Подобрал ноги по-турецки и заплакал, роняя зеленые слезы в сахарницу. - Ну что человеку нужно? Выучился. Сам живи - и мне дай весело пожить. Так нет. "Вася, учись, Вася, учись..." А я? Может, я запах школы терпеть не могу. У меня от него сыпь. Пашка - наговаривать не буду, не в моем это характере, но скажу: псих он законченный. Даже в партизанском отряде товарища Гуляева все считал что-то и в блокноте чертил. Твоего отца, Сережку, арифметикой мучил. Я говорю: "Чего ты парнишку долбишь? Какое у него счастливое детство? Может быть, завтра в бой - и аллилуйя. Пусть хоть на отдыхе поживет беззаботно".
- Эх, Васька, Васька, - вздохнул в комнате дядя Федя.
- А что Васька? - пробурчал дядя Вася. - Васька вам соли на хвост насыпал? - Дядя Вася уронил еще две слезинки в сахарницу. - Правду сказать, как воин в партизанском отряде товарища Гуляева Федька больше выигрывал и отличался. Федька умел возникать внезапно и так же мгновенно исчезать. Владел ударом без промаха и тишиной. Бывало, пройдет, веткой не хрустнет, траву не примнет. А я?.. "Их бин шпацирен нах трактирен..." запел дядя Вася и добавил, то ли засмеявшись, то ли кашляя: - Любил я весело пожить. Ничего не скажу, скажу одно - любил... А ты крути, крути... Ух, я бы вас! Жизнь вы мне искалечили.
- А я кручу, - сказал Гришка. Глянул в стакан, а гайки в стакане нет - растворилась. И дяди Васи нет, только зеленое пятно возле сахарницы.
Утро за окном - как вселенский петух. Глядит на землю сверкающим глазом. Раздувает шею для крика:
"Эй, поднимайтесь - пора! Люди и звери! Сони-лежебоки! Радуйтесь!"
В дверях стоят дядя Федя и его товарищ дядя Павел. Наверное, спать не ложились, наверное, все смеялись и песни пели, и горько вздыхали, вспоминая свою трудную жизнь и товарищей, которых война унесла раньше срока.
- Мы сейчас часочек вздремнем и пойдем карасей ловить, - сказал дядя Федя. - А ты сходи к соседке, бабке Наташе, принеси молока и позавтракай.
Гришка кивнул и заметил: академик дядя Павел пристально смотрит в его стакан, в котором гайка растаяла.
- Что у тебя в стакане? - спросил академик.
- Пустой чай, остывший, - ответил за Гришку дядя Федя.
- А ты приглядись.
Дядя Федя очки надел.
- Гайка, - сказал он. - С сахаром.
- Сахар в этом напитке не главное, - уточнил академик. - Пей, Гришка.
Дядя Федя забеспокоился.
- Не вредно ли для юного организма? Он, разумеется, парень толковый, но у него еще становая ось слабая - летать его, понимаешь, тянет.
- Ничего... Потихоньку пей. Потом за молоком сбегаешь. Молоко в твоем возрасте тоже не вредно, а также яйцо всмятку и овсяная каша.
КРЫЛЬЦО У ВАС ВКРИВЬ И ВКОСЬ
Гришка уже с молоком возвращался, глядь - перед ним девочка Лиза в розовом платье и Пестряков Валерий с рогаткой.
- Придумал сказку? - спросила девочка Лиза и, заглянув Гришке в глаза, воскликнула радостно: - Не придумал! Я ж говорила!
Гриша обиду почувствовал. Сказал:
- Некогда было. Я гайку проглатывал.
И девочка Лиза и Пестряков Валерий враз поперхнулись. Девочка Лиза от испуга. Пестряков Валерий - от технического интереса.
- Такой ты и есть, - сказала девочка Лиза. - Вы со своим дядей Федей газеты читаете, гайки проглатываете, а крыльцо у вас вкривь и вкось...
Гришка хотел вспылить: мол, Лизка, я тебя за такие слова сейчас по затылку тресну - не тронь моего дядю Федю! Даже замахнулся. Но вдруг внутри у него шевельнулось что-то. Гришка сообразил: "Гайка!"
Подтянул ее мысленно и ничего грубого Лизе не ответил, Лиза, естественно, удивилась. А Пестряков Валерий спросил с обостренным техническим интересом:
- Ты как гайку глотал, в сыром виде или как?
- Растворил с настоящим индийским чаем.
Девочка Лиза нос вздернула, фыркнула и заявила:
- Врет. Ясное дело. Где ты настоящий индийский чай взял? У нас в магазине только грузинский и краснодарский.
- А вот взял, - сказал Гришка. - У дяди Феди на огороде чайная пальма растет.
Девочка Лиза нос еще выше вздернула.
- Мы не на вранье договаривались - на сказку.
- "Легко на сердце от песни веселой..." - запел кто-то печальным голосом.
Гришка обернулся - сидит на бревне дядя Вася с гармонью. В чемодане у него, оказывается, гармонь была.
Весь дяди Васин понурый вид говорил о таком одиночестве, о такой отчаянной тоске, что ребята, позабыв свои споры, схватились за руки и тесно прижались друг к другу.
- Что, - сказал дядя Вася, - боитесь?
Ребята стали еще теснее. Гришка над ними - как тонкая камышина.
- Дядя Федя и дядя Павел ждут вас. Всю ночь прождали. А вы в отдалении на гармони играете.
Дядя Вася позеленел.
- Ясно. Проглотил проклятую гайку.
- Они собираются за карасями идти, - сказал Пестряков Валерий. - У нас караси вот такие, как поросята. Мы еще немножко поспорим и тоже за карасями пойдем, может быть...
Дядя Вася глаза закрыл, головой покачал, потом уложил гармонь в чемодан и пошел было к дому, чтобы, как в детстве, отправиться за карасями: пошел было, но вдруг свернул - помчался в другое место.
КРУТЕЖ-ВЕРТЕЖ
- Не придумал! - засмеялась Лиза. - Я говорила!
- Опять за свое, - сказал Пестряков Валерий.
А Гришка насупился, обвел окрестности долгим взглядом и уставился Лизе в глаза. Так уставился, что Лиза на шаг отступила.
- Есть четыре страны, - медленно начал Гришка и тут же сообразил: сказку сочинять все же удобнее не со слова "есть", а со слова "было". Было четыре страны. Грустная страна. Злая страна. Веселая страна. Добрая страна.
Грустная страна была потому грустная, что на нее веселые напали и разграбили с песнями. Веселая страна была потому веселая, что награбленную добычу делят, объедаются, пляшут и хохочут. Злая страна была потому злая, что куют мечи, чтобы выступить в бой против весельчаков-хохотунов. Добрая страна была потому добрая, что говорили такую мудрость: "Зачем вы, злые, себя утруждаете? Зачем оружие мастерите? Вас не затронули - и сидите спокойно. От добра добра не ищут".
Но злые добрых не послушались. Выступили в поход против веселой страны. А когда пришли к ним, их уже нет. Они уже на добрых напали и грабят. Объедаются, пляшут и хохочут. Любили они весело пожить. Побежали злые в добрую страну. Похватали весельчаков-хохотунов. Высекли их публично. А когда замахивались, то и добрым попадало.
- Глупая сказка, - сказала Лиза, не помедлив ни секунды. - Зачем же добрым попало? Нужно было веселых наказать, награбленное добро отобрать и на эти деньги построить балетную школу. А у тебя что? Крутеж-вертеж. Добрые - злые. Злые - добрые. Почему у тебя злые - добрые? - Лизин нос остренько клюнул небо, губы тугим шнурочком сплелись.
Пестряков Валерий стоял, вдаль глядел, рогатку растягивал тренировался в прицеле.
- Моя сказка, конечно, самая лучшая, но и Гришкина не хуже, - наконец сказал он. - Ты, Лизка, нос не задирай и не обижайся. Твоя сказка только для переживания, Гришкина - для думания. Сейчас я на стадион пойду, дачников в футбол обыграю, потом стану думать о твоем вредоносном характере. Пришла пора, как я погляжу. - Пестряков Валерий пошел на стадион обыгрывать дачников, а также думать над сложными вопросами жизни. Девочка Лиза направилась к своему дому обижаться и презирать мальчишек, сидя на скамейке в палисаднике среди цветов. А Гришка так загордился, что грудь раздул, подпрыгнул и полетел.
ОН ПОПАЛ В ХВОСТ
Гришка летел повыше вчерашнего. Но с большим трудом. Устал быстро. Пролетая над канавой, молоко расплескал. И все же, когда опустился на крыльцо, крикнул:
- Очень прекрасно!
- С чего это вы такой гордый? - спросил Аполлон Мухолов. Именно он сидел на калине и выглядел плохо.
- Как с чего? Я сказку сочинил. Хотите, вам расскажу?
- Не желаю слушать. А если всерьез, то мне с вами и разговаривать нет охоты.
- Почему? - удивился Гришка.
- Кто меня бросил в беде?
Гришка стал вспоминать, когда же такое случилось.
- Вы имеете в виду нашу встречу с Пестряковым Валерием? - спросил он. - Но вы же сами слышали - меня позвал дядя Федя.
- У него своя голова. У вас своя... - нервно чирикнул Аполлон Мухолов. - Вы оставили меня под прицелом.
У Гришки похолодело сердце.
- Он в вас попал?
- К счастью, он попал в хвост. Я на минутку потерял бдительность, показал хвост из-за ветки.
Гришка пригляделся и увидел, что Аполлон Мухолов трясет не всем хвостом, а только его половиной - второй половины хвоста у него не было.
- Я поговорю с Пестряковым Валерием! - воскликнул Гришка. - Я его пристыжу.
- Он вас побьет. Он коварный и хладнокровный.
- Ничего. Я не струшу.
На крыльцо вышел академик дядя Павел.
- Дядя Вася не прибегал? - спросил Гришка.
- Куда там... Мыкается где-нибудь. - Академик провел по Гришкиной щеке жесткими пальцами. - Думается, ты озабочен чем-то.
- Озабочен, - признался Гришка. - Аполлон Мухолов потерял половину хвоста. Как быть? - Гришка рассказал весь конфликт по порядку.
- Не сможешь ли ты позвать Пестрякова? - попросил дядя Павел. - Я ему в глаза загляну.
ПРОПУСТИТЕ МЕНЯ К ВОРОТАМ
За деревней, на коровьем лужке, ворота футбольные. Школьники и взрослые деревенские парни играют в футбол, когда время есть. Летом у местных мальчишек и взрослых парней времени на футбол не бывает. Играют малыши и дачники всех возрастов. И мужчины и женщины - для развлечения.
Пестряков Валерий в воротах стоял. На руках - перчатки кожаные, взрослые. На голове - лохматая кепка с разорванным козырьком, взрослая. Колени бинтом перевязаны широким.
Пожилой, мягкотелый от сидячей работы дачник и молодая девушка Таня пытались забить Пестрякову Валерию гол. Танин транзистор стоял в сторонке.
- Забьем! - горячась, заявляли они.
- Никак нет, - говорил Пестряков Валерий. Он звучно хватал мячи. Головой отбивал, грудью, коленями и локтями.
- Феномен! - кричал пожилой дачник.
- Яшин! - удивлялась девушка Таня.
С боку ворот стояли другие шумные дачники. У каждого по собаке. Собаки лаяли и скулили. Собакам хотелось прокусить мяч. Танин транзистор давал спортивную музыку. Потому первые Гришкины слова никто не услышал.
- Извините! - громко повторил Гришка. - Пропустите меня к воротам, у меня к Пестрякову Валерию срочное дело.
Пестряков как раз мяч поймал и сейчас перекатывался по земле через голову для спортивного шика.
- Не лезь! Не лезь! - закричал он. - Не заслоняй ворота. Я сговорился подряд сто мячей поймать. Этот восьмидесятый.
- Пестряков Валерий, ты очень нужен академику Павлу Степановичу Спицыну, - сказал Гришка твердо. - Он тебя немедленно ждет.
- Спицын? - спросил пожилой дачник. - Квазипространственный транспорт?
- Ага. Нетрясучий, - подтвердил Гришка.
- Ждет? - удивилась девушка Таня.
- Немедленно ждет, - подтвердил Гришка.
- Пестрякова? - спросили прочие шумные зрители.
- Кого же ему еще ждать? Только меня, - ответил Пестряков Валерий хладнокровно. - У него ко мне срочное дело... Извините, остальные двадцать мячей я после обеда поймаю.
НА ПУШКУ БЕРЕТЕ
Академик Павел Степанович Спицын сидел на крыльце, смотрел на солнце незаслоненными глазами и не мигая...
- Ох, - говорил он. - Согревает...
Гришка вознамерился тоже глянуть на солнце, не заслоняясь.
- Заслонитесь! - крикнул ему Аполлон Мухолов. - Разве вы не улавливаете, что между словами "солнце" и "заслониться" существует опасная связь? Между прочим, слово "слоняться" означает бродяжничать, идти за солнцем.
Пестряков Валерий метнул на воробья взгляд цвета отточенного железа и пробормотал как бы для себя, но чтобы все слышали:
- Ну Аполлошка, ну выкаблучивается! Перед товарищем академиком образованность свою выпячивает.
Академик дядя Павел усмехнулся и вдруг приказал:
- Открой глаза! Шире!
Пестряков Валерий то ли от неожиданности, то ли от силы академикова голоса распахнул глаза на всю ширь.
- Светится! - прошептал академик.
На крыльцо выскочил дядя Федя.
- Что светится?
- У него в глазах ум светится!
- Загибаете, - возразил Пестряков. - На пушку берете.
Академик дядя Павел рывком посадил его на крыльцо.
- Пестряков, - сказал он. - На березе сидело N зайцев. Сначала улетела одна часть зайцев, потом улетела другая часть, равная первой. Осталась на березе третья часть зайцев, равная второй. Сколько осталось зайцев на березе?
- Вы как спрашиваете, как в натуре или в условном смысле?
- И так отвечай, и так, и с точки зрения психологии.
- В натуре зайцы не летают, они скакать должны. В условном смысле осталось N зайцев, деленное на три.
- А с точки зрения психологии? - спросил академик.
Пестряков Валерий засопел от усиленной работы мысли.
- Ага! Вы хотели сказать, что мне Аполлошкины подсказки не понадобятся - я сам все решу?
- Именно, - кивнул академик.
- А кому я стану муравьиные яйца носить, льняное семя и гречневую кашу?
- Ему.
- А он мне что?
- Ничего.
- За ничего я не буду, - пробурчал Пестряков Валерий. - За добро надо платить добром. А если я ему хвост отбил, я могу компенсировать.
Гришка сидел на нижней ступеньке крыльца, жевал сосновую кислую щепку и думал: "Что же такое ум?"
Гришкина мама иногда говорила отцу с застенчивой надеждой:
"Мне кажется, он растет умным мальчиком".
"Поживем - увидим", - отвечал отец.
- Что такое ум? - спросил Гришка, оглядев всех подряд: дядю Павла, дядю Федю, Аполлона Мухолова и Пестрякова Валерия.
Пестряков Валерий ответил сразу:
- Ум - это удар без промаха в самом широком смысле... Я теперь в Аполлошку стрелять не стану. Я его умом пересилю.
Образованный воробей Аполлон Мухолов, выскочив на карниз, стремительно муху поймал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12