- Полюбуйся, это сын нашего сына полка Сережки. Значит, он внук полка. А полк в данную минуту кто?
- Мы с тобой полк, - ответил гость, удивляясь. - Выходит, мы с тобой, Федька, деды.
Они стали плечом к плечу, старые седые солдаты, и спросили:
- Внук, внук, чем нас порадуешь?
Гришка от волнения носом шумнул - что Гришка сказать мог в ответ? А ничего пока.
- Обсыхай быстрее, - велел ему дядя Федя. - Пашка - мой лучший старинный друг. Мы с ним гражданскую вместе прошли, на заводе вместе работали, в Отечественную войну в отряде партизанского командира товарища Гуляева тоже вместе сражались. Пашка теперь академик. Академики не то что мы, моряки, - они на пенсию не уходят. Не стесняйся, называй его дядя Павел... Пашка, пойдем чай пить с дороги.
- Караси есть? - спросил академик Пашка.
- Вот такие, как поросята, - ответил его товарищ, заслуженный пенсионер Федька.
- Васька не появлялся?
- Эх, Васька, Васька... - Дядя Федя повел своего старинного друга в избу, ласково подталкивая и приговаривая: - Седой ты как лунь, но крепкий...
Гришка хотел с ними пойти чай пить, но передумал: товарищам, которые давно не видались, наедине поговорить нужно, у них вопросов друг к другу много.
Гришка в деревню пошел. Туда, где строится новый кирпичный дом с газом. Посмотреть, на сколько он за день вырос.
ЧТОБ БЕЗ ОБИДЫ
Возле дома сидели на бревнах двое дошкольников - Пестряков Валерий и девочка Лиза в розовом платье. Оба постарше Гришки, оба собираются нынешней осенью в первый класс. Больше никого возле нового дома не было вечер уже, строители отдыхать отправились.
Пестряков Валерий и девочка Лиза сидели рядом, но друг перед другом гордые. Гришка понял: у них спор происходит, кто в первом классе будет отличником.
- Я, - говорила девочка Лиза.
- Это еще посмотрим, - говорил Пестряков Валерий.
Они молча говорили, только одним своим видом. А вид у девочки Лизы был такой, словно ее поставили на трибуну и показывают всему народу - вот наша лучшая ученица, потрясающая отличница Лиза.
Чтобы не мешать им, Гришка сзади зашел. Сел потихоньку за их спинами. Сидит Гришка, любуется новым домом. Дом уже на четыре этажа вырос.
- Давай сказки рассказывать. У кого лучше, - сказала вдруг девочка Лиза. Не выдержала молчаливого спора.
Пестряков Валерий поднялся, руку вперед вынес.
- Давай. - И объявил: - Бой на Калиновом мосту!
- Нет, - отклонила девочка Лиза. - Это сказка уже давно сочиненная. Ты свою сочини.
- Ладно, - согласился Пестряков Валерий. - Но смотри, Лизка, если моя сказка твою победит, чтоб без обиды. Я тебя знаю. Начинай первая.
Девочка Лиза, вздыхая на разные лады и поджимая губы в нужных местах, рассказала сказку следующего содержания:
СКАЗКА ПРО СОЛНЕЧНОГО ЗАЙЧИКА
Однажды вечером, когда солнце садилось и уже остался гореть над землей только самый краешек, оторвался от него солнечный зайчик - не захотел возвращаться домой.
Решил солнечный зайчик: "Поживу-ка я на земле. Побуду в этом красивом доме, вот как в нем чисто и все в цветах". Прилепился солнечный зайчик на занавеску и сидит себе. Солнце совсем скрылось за лесом. Солнечный зайчик с занавески на люстру перепрыгнул. С люстры на вазу - развлекается один.
В этой комнате девочка была больная, с температурой.
"Ночь уже, а солнечный зайчик все скачет, как странно", - удивилась девочка, лежа в постели.
Девочка смотрела, смотрела на солнечного зайчика и уснула. И зайчику стало скучно. Вдруг стало ему холодно. Он на печку прилепился, а печка летом не топленная. На букет прыгнул - цветы тоже холодные, третьего дня срезанные. Скакал солнечный зайчик, скакал - сила у него уже на исходе. На потолок прыгнул. Подумал: "Может, с потолка солнышко увижу", - да не удержался на потолке и упал. Прямо девочке на щеку. А девочка ведь больная была, жар у нее был высокий. Согрелся солнечный зайчик на девочкиной щеке и уснул.
Утром солнышко встало. Озабоченное очень. Думает солнышко: "Наверно, пропал озорной солнечный зайчик, остыл и помер". Глядь, а он вот где, на щеке у больной девочки. Бросились к солнечному зайчику быстрые солнечные лучи. Подхватили его, подбросили, шевелят-теребят. Нашелся! Как выжил?
А девочка повернулась на другой бок, вздохнула сладко и проснулась здоровая.
ТЫ СВОЮ РАССКАЖИ
- Ерундовая сказка, - сказал Пестряков Валерий. - Ты зачем больную девочку сочинила?
- Для переживания. Ясно же... - Девочка Лиза тихонько всхлипнула.
- И не хлюпай. Тебе бы только похлюпать.
Девочка Лиза сделала губы шнурочком.
- Ты свою расскажи. Посмотрим, какая будет твоя.
- Я еще не придумал до конца.
- Ну и не критикуй. Гораздо легче чужую сказку разругать, чем свою придумать.
- Ну, Лизка, если ты так вопрос ставишь... - Пестряков Валерий залез на самое верхнее бревно, откашлялся суровым кашлем, руку вперед вынес и рассказал сказку следующего содержания:
СКАЗКА ПРО КОРОЛЕЙ
Четыре черных короля сказали хором: "Раз!"
Четыре черных короля сказали хором: "Два!"
Четыре черных короля сказали хором: "Три!"
Бум! Бац! Трах! Бах! Вперед! Ура-а!.. Коли!
Четыре черных короля все разом померли.
И ноги кверху...
ЧЕГО МОЛЧИШЬ?
- Хорошая сказка... Таинственная, - прошептал Гришка.
Девочка Лиза к нему повернулась.
- А ты помолчи. Как ты здесь очутился?.. Это не сказка вовсе, а пустое Валеркино бахвальство. Ты, что ли, королей победил? - спросила она у Пестрякова Валерия. - Увидел бы короля, небось дал бы деру.
- Плохо ты меня знаешь, - возразил Пестряков Валерий. - Во-первых, моя сказка со смыслом. А во-вторых, пусть теперь Гришка рассказывает. Может, у него лучше всех получится.
- Ну-ну... - произнесла девочка Лиза добреньким голосом, не ожидая от чужих сказок ничего путного. - Рассказывай, Гришка.
Гришка задумался. Собрал все наличные мысли в центр головы - ничего сказочного, одна быль. Гришка вопрос себе задал случайный: "Куда уходят трамваи, когда свернут за угол?"
Представил трамвай посреди сосновой поляны. Внутрь вагонов залетают шмели и пчелы, запрыгивают кузнечики и лягушата. А на месте водителя в солнечном тепле спит трехцветная кошка Семирамида...
Девочка Лиза спросила нетерпеливо:
- Чего молчишь?
- Я не молчу. У меня быль придумывается.
- Тогда и не сиди с нами, - сказала девочка Лиза. Но Пестряков Валерий ее пресек:
- А ты не командуй. Он младше, нужно ему срок дать больше. До завтрашнего утра.
ЖИЛИ, ЖИВУТ И БУДУТ
Гришка по деревне грустно шагал, думал, как сочинить сказку. "Наверно, я совсем бестолковый. Неспособный, наверно. Ох, тяжело..."
От таких размышлений Гришку отвлекли овцы. Принялся Гришка помогать некоторым нерасторопным хозяевам загонять по дворам овец, которые идти домой не желают, всякий раз упираются и норовят убежать.
Потом помог выгружать хлеб из автофургона в магазин. Хлеб был чудесного аромата.
Потом послушал музыку из транзистора, который стоял на коленях у девушки Тани, и сказал:
- Мне нужно к завтрашнему дню сказку придумать про жили-были.
Девушка Таня глянула на него, словно он дым, который глаза щиплет, помигала и вздохнула.
- Закат нынче такой неяркий, ничего замечательного на завтрашний день не сулит.
Гришка с Таней мысленно не согласился - закат, по его мнению, был золотой. И еще он подумал: "Зачем жили-были? Нужно сказку так начинать: "Жили, живут и будут..."
ПОТОМУ ЧТО НЕ САХАР
Дядя Федя и дядя Павел сидели в большой комнате, пили чай из самовара.
- Григорий, - сказал дядя Федя. - Садись немедленно пить чай индийский. Пашка из Индии привез - наивысший сорт. Но сиди тихо, не встревай в наши воспоминания.
Гришка налил себе чаю. Принялся было сказку придумывать такую: чай индийский на дяди Федином огороде самостоятельно произрастает в виде пальмы. Листья у пальмы разные: одни чайные, другие из серебряной бумаги, чтобы в нее чай индийский заворачивать.
Но дядя Федя и дядя Павел так громко грустили, смеялись и пели и так часто повторяли со вздохом: "Эх, Васька, Васька..." - что сказка дальше пальмы не продвигалась. Правда, придумался полосатый кот Васька, который сидел на пальме, пел песню "Не плачь, девчонка, пройдут дожди..." и мастерил себе из серебряной бумаги крылья для полета.
Чтобы не мешать взрослым, Гришка отнес свой стакан на кухню. Бросил в него кусок сахара-рафинада, ложечкой поболтал. Сахар развалился на большие куски, потом распался на мелкие крошки, потом и вовсе растаял, пустив по воде как бы прозрачный дым. Гришка еще положил. Другой кусок тоже растаял.
"Интересно, - подумал Гришка. - Сахар тает, потому что не крепкий. А если поболтать в стакане гайку?"
"Какую гайку?" - спросилось в его голове.
"А вот эту".
Гайка лежала возле сахарницы. Небольшая, железная, совсем новая.
Гришка бросил ее в стакан.
Крутится гайка, в стеклянные стенки тюкает, но не тает.
"Наверно, я недолго кручу, - думает Гришка. - Гайка крепкая, не сахар. Нужно ее крутить подольше".
Гришка сел поудобнее, вздохнул несколько раз поглубже, чтобы сон прогнать, и принялся без устали крутить ложкой в стакане. Сам думает: "Может быть, сочинить сказку про девочку Лизу? Собирает Лиза по утрам росу с одуванчиков, потому у нее такие волосы легкие. Уж это, наверное, сказка..."
- Крутишь? - услышал Гришка вопрос с подковыркой.
- Кручу. - Гришка поднял глаза от стакана и увидел: стоит возле печки гражданин с чемоданом, то ли усталый очень, то ли больной. Щеки выбриты наспех - в глубоких морщинах будто пепел скопился. Волос у гражданина на голове мало, но не то чтобы лысый.
- Не признал? - спросил гражданин. И сам ответил печально: - Не признал... Раньше я на них смахивал, на Пашку и на Федьку.
- Точно, - сказал Гришка, раскрыл глаза до ломоты в висках, чтобы сон прогнать окончательно. - Есть отдаленное сходство. А вот дядя Павел и дядя Федя очень похожи.
- Именно, - кивнул гражданин. - Они же товарищи - не разлей вода. Они отчего похожи? От сходства мыслей и интересов, а также от верной дружбы.
- А вы? - спросил Гришка.
- Я дядя Вася. Ихний бывший приятель. - Дядя Вася поставил чемодан на пол, поежился и погрел руки, подув на них, словно на дворе дождь и холод, а не теплый летний вечер.
- Что с вами? - спросил Гришка. - Болеете? - Это он вслух спросил, а про себя подумал: "Может быть, сочинить сказку, в которой Пестряков Валерий победит все болезни..."
- Отболел уже, - сказал дядя Вася. - Продрог я. На открытой попутке ехал. Ветер в лицо, сам понимаешь. Теперь грущу и тоскую. Пашка - он не тоскует. Федька - тот вообще оптимист. А я грущу и тоскую. Мерихлюндия у меня хроническая - от прошлой веселой жизни на разговор тянет.
Гришка из деликатности про мерихлюндию расспрашивать постеснялся.
РАЗЛУКА ТЫ, РАЗЛУКА
Дядя Вася прошмыгнул от печки к столу. Некоторое время скромно сидел, нагрузив на ладонь печальную голову. Потом развалился, задрал ногу на ногу.
- "Разлука ты-ы, разлука - чужая сторона..." - запел он и объяснил: Все у меня от нее, от гайки. Не подкручивал. Разболталась она и упала где-то на путях-дорогах.
- Как не подкручивали? - спросил Гришка. - А дядя Павел, а дядя Федя?
- Эти подкручивали... Окаянная гайка. Она, брат, внутри. Бывало, есть хочется. Сидишь, как крокодил в дистиллированной воде. Ничего в голову не идет. Одни грезы о колбасе розовой, огурчиках пупырчатых. Севрюга, зелеными листочками разукрашенная, проплывает мимо с громкой усмешкой. И шпроты недоступные, как скифское золото... Пашка подкрутит гайку свою потуже - и за учебники. Федька тоже подкрутит - и каким-нибудь делом займется. Чувство долга у них. А мне на такое - тьфу! Я никому не должен. Отсек, и все тут... И чего я сюда приехал? И зачем меня понесло?
- "Мы конная Буденного, и про нас... - запели в комнате. Звук дошел через дощатую перегородку приглушенно, но чисто: - ...былинники речистые ведут рассказ..."
Дядя Вася прыгнул от стола к печке, на шесток взгромоздился и как бы усох от дыхания углей.
- Не говори, что я тут, если выйдут, - попросил он, спрятавшись за чугунок с картошкой.
Когда песня в комнате кончилась, дядя Вася высунулся из-за чугунка, перемазанный в саже.
- Ишь глотки дерут. За столько-то лет не научились другие песни играть. - Дядя Вася на стол прыгнул, уселся на край, обхватив одно колено руками. - Что человеку нужно после яростного конного боя? Веселый звук гармошки, сытный борщ и богатырский сон с приятными сновидениями. А они? Гайки свои подкрутят: один носом в книжку зароется, другой возьмется седла чинить или в разведку пойдет добровольно.
- Какая же у них гайка? - вопрос Гришка задал.
Дядя Вася показал пальцем на стакан.
- Очень похожая на вот эту. А ты крути, крути. Может, ты ее растворишь и в окно выплеснешь, чтобы она пропала... Тает? - спросил он с надеждой.
- Сахар тает, - сказал Гришка. - Может, и гайка распустится. Правда, гайка - она покрепче.
КОГДА Б ИМЕЛ ЗЛАТЫЕ ГОРЫ
В комнате за перегородкой пошел разговор о поражениях и о победах. О стройках, разрухах и новых стройках.
Дядя Вася хотел было опять в печку прятаться, за чугун с картошкой, но, поколебавшись, пересилил себя, сплюнул через всю кухню на уголья и затянул:
- "Когда б имел златые горы и реки, полные вина..." Эх, любил я весело пожить! Гришка, Гришка, плюнь на эту гайку. Выплесни ее в окошко. Пусть ее дожди источат.
За перегородкой выделился густой голос академика дяди Павла:
- Эх, Васька, Васька...
Дядя Вася хихикнул каверзно.
- Эх, Пашка, Пашка, умный, да? Да у тебя мозгов - как у комара в хвосте, хоть ты и академик. - Это он тихо сказал, как бы любуясь собой. И пояснил: - На заводе работали мы втроем, на "Серпе и молоте". Горячий цех. Известное дело - металлургия. Наломаешься за день, как веник в парной, ополоснешь лицо - и на отдых в кинематограф. Семечки в зале лузгаешь. "Бонбоны" кушаешь в фантиках. С барышнями рассуждаешь обо всем красивом. Мороженое "Крем-инжир" полизываешь для прохлады. А он свою гайку подкрутит и опять учится. Рабфак закончил. Потом еще какую-то высшую науку прошел. И все мало... Федька - тот проще. Приходит в общежитие однажды, с лица весь суровый. "Достаточно, говорит, баста! Не лежит моя душа к металлургии перемен просит. Записался я, братцы, в морской гражданский флот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12